Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

А потом гибнущее судно стало видно и без всякой оптики. Флага на нём не было, и кому оно принадлежало, понять было невозможно. Одно радовало: это не было их потерявшейся каравеллой. Мореходы, как русские, так и датчане, столпились у борта и напряженно всматривались в груду деревянных обломков некогда бывших красавцем кораблём. Подойдя ближе, стало заметно, что и движения на нём никакого нет. Полузатопленное судно ещё каким-то чудом держалось на воде, но ни людей, ни шлюпок около него видно не было.

Наконец "Новик" приблизился расстояние нескольких десятков сажен и лег в дрейф, благо состояние моря уже позволяло это делать.

– Как думаете, там может быть кто-то живой? – обратился Тимка к разбуженному и поднявшемуся на ют командиру.

– Возможно. В любом случае, мы должны удостовериться.

– Лодку к спуску! – тут же громко отдал команду Тимка.

Засуетившиеся мореходы быстро открепили громоздившуюся посреди палубы корабельную шлюпку и со всей осторожностью спустили её на воду. Затем в неё перебрались гребцы и только тогда с борта шхуны отпустили веревку, до того удерживающую шлюпку у борта.

Увы, осмотр показал, что на корабле не осталось ни одного человека: судно было явно брошено экипажем. Трюм его постоянно наполнялся водой, которую давно уже никто не откачивал. Носовая часть опустилась до самого уреза, и сколько оно ещё будет оставаться на плаву, не мог сказать никто. Большая часть груза была безвозвратно испорчена морской водой, но кое-что ещё имело вполне товарный вид и могло быть выгодно продано, особенно в таком захолустье, как Исландия.

Плотник и боцман, осмотревшие плавающий остов, единодушно сошлись во мнении, что несколько часов этот обломок ещё точно поплавает. Выслушав их доводы, Гридя задумчиво оглядел горизонт, а потом всё же решился взять с него хотя бы часть груза, а так же всю более менее годную корабельную снасть, включая якорь и три небольшие пушки, хотя последние больше из-за бронзы, чем из-за своих характеристик.

Спустя три часа усталые от работы мореходы спешно покинули начавшее стонать и пускать пузыри судно. Излишне рисковать не хотелось никому, да к тому же прошедшая буря и без того измотала и людей, и корабли. Не потерявшаяся в морских просторах каравелла не так стойко перенесла шторм и дала течь, хоть и небольшую, и сейчас уже еле виднелась на горизонте, упорно идя в сторону норвежского берега. Так что, погрузив наиболее ценные вещи, шхуна бросилась догонять товарку, оставив тонущее судно с оптимистическим именем "Удачное предприятие" на волю волн и ветра. Но Тимка ещё долго потом возвращался взглядом к месту разыгравшейся трагедии. Шлюпок не было видно даже в самую сильную оптику, и понять, что случилось с командой, было невозможно. Может они выгребли против волны и достигли берега, а может, и потонули в пучине морской. Увы, неисповедимы пути моряка.

Зато он увидел последние минуты обречённого судна. Его ещё хорошо было видно в оптику, когда корма начала приподниматься над водой. Некоторое время она покачивалась на волнах, а потом быстро скрылась в пучине.

Зато ночью, наконец-то, окончательно разъяснелось и Тимка, вновь заступивший на вахту, смог определиться по звездам и слегка выправить курс, так, чтобы с утра можно было увидеть норвежский берег.

Вид у норвежских берегов был достаточно уныл. Море изрезано шхерами и островами, а высокие, обдуваемые всеми ветрами горы были покрыты скудной растительностью.

Однако раскинувшийся на берегу укромной бухты Берген оказался вполне себе большим городом, у причала которого скопилось немало кораблей самых разных стран. Весь берег был занят городским посадом, где среди домов кое-где возвышались высокие шпили церквей. Вход же в бухту надёжно запирала каменная крепость, мимо которой было просто не пройти.

Здесь, пока шёл ремонт и ждали третье судно, командам дали отдых и мореходы с удовольствием оттягивались в припортовых тавернах, спуская остатки своего жалования. Тимка тоже не упустил своего, ведь следующая стоянка обещалась только в неведомой Исландии, до которой ещё плыть и плыть.

Наконец, загрузившись свежей водой и провизией, корабли покинули гостеприимную бергенскую бухту и вновь вышли в море. Перед Шетландскими островами корабли вошли в рукав Северного Атлантического течения. Тимка в этот момент словно почувствовал, как палуба под ним заходила ходуном. Команда засуетилась, работая со снастями, и вскоре "Новик" выправился и продолжил свой бег. Тоже самое повторилось и за Фарерскими островами, силуэт которых был виден вдалеке.

Еще пару дней они шли полным ветром, и, казалось, что все испытания остались позади. А потом ветер внезапно стих, и паруса кораблей безжизненно повисли. Океан превратился в гладкую поверхность, в которой, словно в зеркале отражался светло-голубой небосвод. А короткими ночами перед изумлённым взглядом мореходов, многие из которых никогда ранее о подобном и не слышали, открывалось незабываемое зрелище в виде красочных всполохов северного сияния. На третий день вынужденной стоянки все вновь увидали китов: они гонялись друг за другом, вздымая высоченные фонтаны и издавая хрюканье, свист и другие подобные громкие звуки, или погружаясь в пучину. Часто плывущий кит взмахивал хвостовым плавником и шлёпал им по воде, словно подавая какие-то сигналы.

Так проходил день за днем. Скоро стало ощущаться нехватка пресной воды и её стали выдавать по порциям: сначала по две, потом по одной кружке в день на человека, только для питья. Умываться же пожалуйте морской водой. Вместо свежих продуктов на столе появилась солонина. Только рыба, которую удили прямо с борта, оставалась по-прежнему свежей. Но люди на кораблях терпели и не теряли надежды.

Так прошло десять дней. Десять дней невольного заточения посреди океана, прежде чем подул слабый ветер. Но люди радовались ему, словно дорогому подарку. Ветер – это движение, а значит, скоро они увидят землю.

Исландия открылась на рассвете в виде облаков на горизонте. Ветер изрядно посвежел и уверенно нёс корабли по морскому простору. К полудню явственно обозначилась огнедышащая Гекла, из жерла которой поднимался над горизонтом черный дым. Наконец корабли достаточно близко приблизились к берегу и теперь шли вдоль него, направляясь прямиком в местную столицу.

Тимка, свободный от вахты, как и большинство других русичей, с интересом разглядывал открывавшиеся перед ним панорамы. Остров выглядел не очень-то и гостеприимно. Берег почти везде круто обрывался в море, и при этом был невероятно изрезан заливами, бухтами, фиордами, полуостровами и мысами. А высокие горы резко обрывали видимый горизонт. И всё же тут жили люди. Мореходы видели пасущиеся на берегу стада, распаханные поля и вышедшие на лов рыбацкие баркасы.

Спустя некоторое время показался и местный центр торговли и сбора дани – Рейкьявик. Как когда-то викингов, русичей тоже поразил вид столбов пара поднимавшихся из горячих источников. А вот сам городок оставлял желать много лучшего. Был он мал и неказист, а большинство домов в нём были сложены из торфяных блоков с дерновой крышей. Деревянных, а тем более каменных домов было исчезающе мало. Потому как за прошедшие века леса на острове вырубили почти под корень, а камня пригодного для строительства на острове было, как ни странно, мало.

А ведь остров, как оказалось, был не такой уж и бедный. В озёрах водилась форель, а в реках – лосось. Много было морских и озёрных птиц, морских млекопитающих – тюленей, моржей, китов. На равнинах, на плоскогорьях, в ущельях и на склонах холмов, обращенных к морю, в изобилии росла трава, а в светлые летние месяцы поселенцы выгоняли овец и на высокогорные пастбища. К осени вызревало множество ягод: голубика, черника, брусника. На землях, пригодных для пахоты, сеяли хлеб. Также исландцы охотились на пушного зверя, птицу, собирали птичьи яйца и пух, и даже занимались пчеловодством.

А если раньше, до заселения, на острове был распространён только один вид наземных млекопитающих – песец, то люди привезли с собой целую кучу домашних животных, главным из которых стала овца. Путём отбора со временем на острове появилась новая порода, дожившая и до двадцать первого века – исландская. Эти неприхотливые и устойчивые к холоду животные, весом в 40 килограмм, были довольно компакты. Длинная, густая и равномерная шерсть давала прочную и приятную на ощупь пряжу. Правда, шерсти выходило довольно мало, даже с целого стада. Но для острова её вполне хватало. Плотная кожа шла на изготовление одежды и обуви. А вообще исландская овца оказалась породой универсальной: от неё можно было получить вкусное мясо, качественную шерсть и жирное молоко. Что в условиях ограниченного пространства острова было очень выгодно.