Дева и Змей - Наталья Игнатова

И тут же Элис ударила по тормозам, “ситроен” потащило юзом, задымился под колесами асфальт, яростно выкручивая руль, Элис пробормотала сквозь зубы:

— Впереди тоже. Это ненормально. Попробуем…

Попробовать они ничего не успели. Из-за горизонта, сразу придвинувшегося, подымалась ослепительно белая громада. Полукруг рогов от края до края окоема, красные глаза, как два заходящих солнца, шея — гора, от вершины до подножия засыпанная белым снегом. Земля ощутимо вздрогнула — небесный зверь сделал первый шаг.

— Из машины, быстро! — скомандовал Вильгельм, выпрыгивая на дорогу. Распахнул дверцу со стороны Элис, коротко сверкнул нож, полоснувший по ремню безопасности. Элис не успела ахнуть, как оказалась дороге. Вовремя: “ситроен” с грохотом провалился в яму, куски асфальта забарабанили по крыше.

Вильгельм молча вспорол ножом подол узкого платья Элис.

Курт был уже рядом, втроем они метнулись на обочину, прыгнули через кювет.

— Рановато для заката… — фон Нарбэ бросил взгляд на розовое небо. — В вашей местности солнце всегда садится на юге? — И без перехода приказал: — Ложись!

Они повалились на землю. Из травы впереди, из редких кустов, из-за стволов деревьев поднимались, выходили под розовый закатный свет всадники в белых латах.

Как они прятались в траве?

Рядом сухо и громко бахнул пистолет Вильгельма. Капитан ни на миг не усомнился в том, что впереди враги. Одного из рыцарей выбило из седла. Но тот же всадник, или другой, неотличимый, вновь оказался на коне.

Курт открыл огонь. Позади с шелестом осыпалась земля.

— Элис, — Вильгельм быстро обернулся, — вы можете вывести нас отсюда? Уйти обратно?

— Куда?

Сзади, в раскатах грома, надвигался чудовищный бык. Земля перед ним рушилась, а за ним стеной вставало пламя. Впереди, построившись цепью, ожидали белые всадники.

— Куда-нибудь! — рявкнул Вильгельм, — Курт, Элис, перебежками — туда! — он махнул рукой параллельно провалу бывшей дороги, вдоль цепи рыцарей. — Будут стрелять — падайте и ползите.

Тут-то белая шеренга и дрогнула. С тыла, в спину латникам, ударил клин всадников в черных доспехах, на вороных, отливающих сизым скакунах.

Даже не пытаясь вникнуть, откуда пришла помощь, Курт выстрелил еще раз. Перезарядил пистолет и рванул в указанном Вильгельмом направлении. Капитан прав, как-то они сюда попали, так может быть, вход послужит и выходом?

Элис держалась рядом. По левую руку был огонь и режущий глаза свет, по правую — шла бесшумная битва. Но черные рыцари, кем бы ни были они, таяли в лучах света, один за другим рассеивались облаками тумана.

— Курт, — прошелестел почти неслышный за гудением огня голос, — Курт Гюнхельд, остановись.

Тело послушалось раньше, чем Курт осознал приказ. Сзади налетел Вильгельм, едва не сбил с ног и сказал такое, чего никогда не позволил бы себе в присутствии дамы.

— Ой, мамочки, — пробормотала Элис, — у меня ноги не идут.

Фон Нарбэ, не вникая, подхватил ее на руки:

— Курт!

— Не могу идти, — ему даже страшно еще не стало, — давайте как-нибудь сами.

Капитан молча бросил ему сумку с патронами…

И буднично, беззвучно появился рядом высокий, красивый парень. Сам, как вспышка света, в шитых золотом одеждах. Призрачные крылья отразили сияние Быка. Брезгливо дернулись губы:

— Руки…

Фон Нарбэ отпустил Элис.

— Невилл, — она схватила пришельца за руку, — что это?!

— Пойдем.

— Курт не может идти! Я… мы…

— Его держит имя. Пойдем, риалта, оставь их, времени нет.

Опустив пики, белые всадники атаковали. Один взгляд в их сторону, и рыцари разлетелись, как кегли.

— Да пойдем же, — нетерпеливо повторил Драхен, — Элис, я не могу увести тебя силой.

— Нас, — твердо сказала Элис, но руку принца не отпустила, — нас троих. Ты можешь. Должен.

Взгляд черных глаз вновь мазнул по рыцарям, и новая атака захлебнулась, не начавшись. Словно взрывом разметало тела в белых доспехах, плеснуло серебром на металл, кони и люди — пощады не было никому. Но в сторону быка Драхен даже не посмотрел.

— Этого, — он кивнул на Вильгельма, — его не держат.

— И Курта. Или ты хочешь избавиться от светлого рыцаря? Так боишься, что готов убить его чужими руками?

— Ты убиваешь меня, — проговорил Драхен, — его жизнь стоит того?

— Да!

Это не было идиомой, слова об убийстве не были идиомой, Курт понял, а Элис — нет, не поняла, не услышала. Побитый “ситроен” появился рядом, распахнулись все четыре дверцы.

— Сидите и не высовывайтесь, — бросил Драхен.

Хлопнули крылья, порывом ветра качнуло автомобиль, сверкнула черная с прозеленью чешуя.

И взмыл в небо, разматывая кольца огромного тела, Крылатый Змей.

Дракон.

От громового рыка заложило уши, низким гулом ответил Бык, стена пламени поднялась за Змеем, помчалась навстречу другому огню, а в пламени — стаи птиц, гады и чудовища, и рыцари в черных доспехах, и твари, которым не было названий.

Вильгельм крикнул что-то, но голос его потерялся в реве стихий.

Войско столкнулось с войском. Огонь встретил огонь. Ветер схлестнулся с ветром. Слепящий свет закрыли синие, низкие тучи. А под ними, в небесах, в пламени, в отблесках света, прорвавшихся сквозь тьму, сошлись Дракон и Бык. Огромные, как титаны, как дикие древние боги. Серебряные крылья хлестали белую шкуру, оставляя рваные пятна ожогов. Белые копыта ломали броню чешуи. Шипастый хвост крушил прочные кости. Рвали змеиное тело алмазные рога.

Черные воины теснили белые рати.

Черные гибкие кольца, обвив блистающую тушу, сжимались все туже, волны бликов бежали по чешуе, раскрылась клыкастая пасть, как врата преисподней, и сомкнулась на необъятной бычьей шее.

Змея залило серебром, жидким, обжигающим. Оставив врага, он взмыл прямо в тучи, стряхивая с чешуи блестящие капли. Бык упал на колени, и одним ударом хвоста, хлестким, как удар бича, дракон перебил ему хребет.

— Держитесь, — Драхен оказался за рулем, покосился на сидящего рядом Курта, и машина сорвалась с места. По спекшейся от жара земле, прямо в пропасть дороги.

Эйтлиайн

Ну что тут будешь делать? Она выбрала сама, моя серебряная леди, жизнь смертного стоит жизни Улка — может, что-то в этом и есть. Мы могли уйти без потерь, пожертвовав Гюнхельдом, поэк создан на именах его и Элис, и кого-то одного все равно пришлось бы оставить. А теперь приходилось не уходить, а прорываться, и даже моего хваленого могущества не хватало, чтобы справиться с силой сразу двух имен. Не простые смертные — Элис Ластхоп и Курт Гюнхельд.

И чего мне стоило самому использовать имя светлого рыцаря, сразу, как только он назвал его? Помутнение нашло — от любви, не иначе. Пощадить убийцу, и ладно бы, кого приличного, а то ведь даже не дворянина!