Жестокие игры - Джоди Пиколт

Джек снял пиджак и галстук, лег на железную кушетку и закрыл лицо руками. Что изменило признание Кэтрин Марш? Джордан сказал, что все зависит от того, насколько серьезно присяжные воспримут ее слова, хотя самому Джеку слова юной, по-детски влюбленной девочки казались слишком слабым основанием для того, чтобы принять их на веру.

Как только присяжные вынесут вердикт, его отправят в окружную тюрьму в Конкорд. Если ему дадут максимальный срок, он выйдет, когда ему исполнится пятьдесят один год. Волосы его поседеют, тело станет дряблым, а кожа морщинистой. На его руках появятся пигментные пятна — память о бесцельно прошедших годах.

Ему будет не хватать ощущения падающих на лицо снежинок и вкуса ирландского виски. Будет не хватать рисунка на мамином фарфоровом сервизе и роскошной двуспальной кровати. И тонкой оранжевой линии горизонта, из которой на рассвете рождается новый день.

Ему будет не хватать Эдди.

Джек слышал приглушенные разговоры, которые вел помощник шерифа. Наверное, Джордан пришел, чтобы сообщить, что вердикт вынесли. Или, может быть, привели еще одного заключенного, чтобы поместить его в чистилище ждать своего часа.

По линолеуму проскрипели ботинки на толстой подошве, это помощник шерифа остановился перед камерой Джека.

— Пойду отолью, — сообщил он.

— Рад за вас.

— Я говорю об этом потому, — негромко сказал помощник, — что не увижу, кто вошел в дверь, пока меня не было на месте… если ты понимаешь, о чем я.

Джек намека не понял.

— Поверьте, если сюда ворвется какой-нибудь безумец и хладнокровно пристрелит меня, я буду ему за это даже благодарен.

Помощник шерифа рассмеялся и ушел по коридору. Джек снова лег и закрыл глаза руками.

— Джек…

Это сон, это просто не может быть правдой! По ту сторону решетки стояла Эдди. Настолько близко, что к ней можно было прикоснуться.

Джек молча просунул сквозь стальную решетку руки и изо всех сил прижал ее к себе. Ее лицо прилипло к холодному металлу, губы встретились с его губами. Она так старалась прижаться к Джеку покрепче, что на ее скулах и подбородке появились красные отпечатки — своеобразная решетка.

Он обхватил ее лицо руками и прижался лбом к ее лбу.

— Не думал, что снова увижу тебя, — признался он.

— Я подкупила надзирателя куском шоколадного пирога с кремом, — ответила Эдди. — На пять минут.

Он поцеловал ее в брови.

— Представляешь, что бы он сделал за полноценный обед?

Джек чуть отодвинул ее в сторону, когда она попыталась уткнуться в решетку, и провел рукой по ее лицу, по переносице, легко, словно бабочка, дотронулся до ее ресниц, едва-едва, словно шепот, коснулся ее губ — снова и снова.

— Что ты делаешь?

Он погладил ее брови, выдающийся участок на линии роста волос, «вдовий мыс».

— Беру тебя с собой, — ответил Джек.

В это мгновение на него снизошло умиротворение. Он не станет таким, как остальные заключенные окружной тюрьмы! Никогда не станет, потому что ему открылась истинная красота, которую он вобрал в себя. Всю оставшуюся жизнь он будет нести в себе эту красоту, обжигающую, как сокровенная тайна, и хранить ее так же ревностно, как тайну.

— Я тебя никогда не забуду, Эдди Пибоди, — негромко сказал Джек и снова прильнул к ее губам.

Он почувствовал вкус печали. Она проглотила его горе, как семя, и вдохнула в него надежду.

— И не нужно. Я буду ждать тебя, — пообещала она.

Эдди, не выпуская руку Джека, при звуке шагов помощника шерифа отпрянулают решетки.

— Простите, что прерываю свидание, — сказал помощник, — но вам пора.

— Я понимаю… — ответила Эдди.

Ком стоял у нее в горле.

— Не вам, мадам. — Помощник шерифа повернулся к Джеку. — Уже вынесли вердикт.

Кто-то из присяжных смотрел на него, кто-то нет.

— Это нормально, — заверил его Джордан. — Это еще ничего не означает.

— Мистер Формен, — обратилась к старшине присяжных судья Джастис, — присяжные вынесли вердикт?

За плечом Джека щелкали фотоаппараты, а он изо всех сил старался унять дрожь в коленях. Если его запечатлевают для грядущих поколений, он хочет быть уверенным, что может самостоятельно стоять на ногах.

— Да, Ваша честь, — ответил старшина.

— Подсудимый, встаньте!

Джордан взял Джека под руку и поставил на ноги. На подгибающихся ногах Джеку все же удалось стоять прямо.

— Мистер Формен, вы признаете, что подсудимый виновен в совершении изнасилования?

Джек взглянул на каменные лица присяжных. Старшина посмотрел в бумагу, которую держал в руках. И спустя тысячу лет прочел:

— Не виновен!

Гневный возглас Амоса Дункана заглушили радостные крики за спиной Джека. Селена Дамаскус перепрыгнула через заграждение и бросилась обнимать Джордана. А потом в объятиях Джека оказалась Эдди, и Джордан пожимал ему руку, уверяя, что всегда знал, что исход суда будет именно таким.

Перед его глазами плыл туман: какие-то лица, присяжные заседатели, объективы камер…

— Подсудимый освобождается из-под стражи! — перекрывая суету, прогремел голос судьи, и эти слова — единственное, что врезалось Джеку в сознание, покрывая и шум, и радость, и удивление. «Освобождается!» Он может идти домой. Может кричать о своей невиновности прямо посреди городского парка. Может ухватить нить своей жизни и посмотреть, как она будет плестись дальше.

На лице Джека играла улыбка. Он обернулся… и оказался лицом к лицу с жителями Сейлем-Фоллз, у которых появилось еще больше причин его ненавидеть.

Амос Дункан готов порвать прокурора на куски.

— Вы уверяли, что он сядет на долгие годы! — прорычал он. — А теперь мне придется смотреть, как этот негодяй разгуливает по улицам города, где живу я и моя дочь?

Мэтт чувствовал себя отвратительно и без упреков Дункана. Когда проигрываешь дело, чувствуешь досаду. А когда проигрываешь на сто процентов выигрышное дело — полное опустошение.

— Что я могу сказать… — покорно произнес Мэтт. — Амос, Джиллиан, мне очень жаль.

Он принялся собирать документы и записи, запихивая их как попало в портфель.

— Пусть это останется на вашей совести, Гулиган! — бросил Дункан. — Надеюсь, вы не сможете спать по ночам, зная, что он разгуливает на свободе.

В отличие от беснующегося отца Джиллиан говорила спокойно и твердо:

— Вы же уверяли, что победа у нас в кармане.

Мэтт взглянул на девочку, на Амоса Дункана. Потом вспомнил заключительную речь Макфи, наличие атропина в крови Джиллиан, показания Кэтрин Марш, которая под присягой призналась, что боялась отцовского гнева.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, — пробормотал он и пошел по проходу, направляясь домой.

Из бутылки шампанского вылетела пробка и попала прямо в навес над крыльцом дома Джордана. Пена потекла по бутылке, заливая туфли Селены и деревянные половицы под ногами.

— За торжество справедливости! — провозгласила она, разливая шампанское в одноразовые стаканчики.

— Пусть Фемида будет слепа, когда нужно! — поднял «бокал» Джордан.

Томас улыбнулся, поднимая свой.

— И глуха, и нема — когда возникнет необходимость.

Они выпили. Голова кружилась от радости победы.

— Я знал, что захочу вернуться к работе адвоката, — признался Джордан. За его спиной Томас с Селеной закатили глаза. — Конечно, без вас я ничего не смог бы добиться.

— Раз уж у тебя прилив необычайной щедрости, объясни Челси, что я не полное ничтожество.

— Проще простого, — заявила Селена. — Просто скажи, что характером ты пошел в маму.

— Томас, — Джордан обхватил сына за плечи, — мы пригласим Челси на ужин, и я ее очарую. — Он подавил смешок. — Только без грязных намеков!

Селена налила себе еще шампанского.

— Она могла бы принести выпивку с собой… или что-нибудь, что можно добавить в нашу.

— Очень смешно! — обиделся Томас.

Джордан улыбнулся.

— Может быть, я сам добуду атропин, добавлю его тебе в чай и скажу, что теперь мы связаны.

— Для этого не обязательно опаивать меня наркотиками, — с легкомысленным видом ответила Селена.

Напряженное молчание.

— Ты… — начал Джордан, пристально глядя на нее.

Селена начала медленно растягивать губы в улыбке, а потом улыбнулась во весь рот.

— Да, согласна.

Когда они обнялись, Томас незаметно проскользнул в дом. Он направился в спальню отца, сел на кровать и расстегнул молнии на наволочках. Пошарил внутри и нашел то, что искал — маленькие амулеты, которые несколько недель назад дала ему Челси. Красные мешочки, наполненные сладко пахнущими травами, и монетку, обвязанную голубой лентой с семью узелками. «Ты не можешь заставить одного человека полюбить другого, — предупредила его Челси, когда он попросил ее сделать любовный приворот. — Единственное, на что способен амулет, — это открыть человеку глаза». Томас пожал плечами: «Похоже, именно это им и нужно».