Химера (СИ) - Ворожцов Дмитрий

Паренек пытался вскочить, но раз за разом раскатывался вновь в лужах загустевшей крови. Его отбеленное лицо теперь исказилось гримасой страха, отчаяния и непонимания. Движения стали медленными, неуклюжими. Из всемогущего хищника он превратился в безответное «огородное пугало, набитое соломой».

Рихтер бросил свое неблагодарное дело с перезарядкой револьвера, как и само бесполезное оружие. Он что-то нажал на рукоятке трости. Вытянул из нее длинный четырехгранный клинок и утопил сверкающее лезвие в груди барахтающегося «Страшилы». Затем схватил убийцу за шиворот, притянул к себе и протолкнул лезвие до рукоятки.

В тот же миг испарился прозрачный леопард. Странно…  Рихтер же не мог уничтожить предмет, убив его владельца? Что-то в этом неправильно…

— Сдохни, ничтожество, — прошипел он ему на ухо. — Умри, тва-а…

Голос Рихтера оборвался. Он плашмя завалился на спину и захрипел.

— А-а-а…  а…

Из аккуратного отверстия в голове сочилась кровь. Альфред застыл и затих. Рот его так и не закрылся. Обрывок неблагозвучного слова так и застрял в зубах.

Переведя взгляд в сторону, я увидел покачивающегося дашнака, похожего на недоделанного Франкенштейна. Он с трудом удерживал в руках дымящийся «Глок». Белесые глаза, как у умудренного жизнью слепого старца. Разрывы кожи на лице, висящие лохмотьями, так что было видно красный язык. И пистолетная обойма, торчащая из уха.

Зачем он стрелял в Рихтера? Почему он вообще жив? Я все больше ничего не понимаю. Даже галлюцинации во снах реалистичней! Не может быть…  Орел подчинил его волю? Черт! Теперь я все осознал…  Вот почему нападающие ничего не боятся и готовы героически умирать под пулями. Их обработали артефактом! Где-то за их спинами человек, который использует Орла…

К сожалению, это было последнее, о чем я подумал. Раздался мощный взрыв. Вот только обдало меня не жаркими языками пламени, а промораживающим до костей холодом. Тело мое отлетело в сторону и вмазалось головой в металлический пол. Я потерял сознание…

Очнулся…  Медленно открылись уставшие удивляться глаза. Но я ничего не смог разглядеть. Невозможно было определить ни где я нахожусь, ни в каком времени. Хотя хорошее в этом все-таки есть… Значит, я по-прежнему жив. В отличие от моего напарника с немецкими корнями. Вот только где я?

Совсем не чувствую тела. Как будто внезапно превратился в кусок льда. Ничего не слышу, не обоняю, не осязаю…  Целиком я жив или частично? Лежу себе тут, поди…  большими рваными кусками. И рассуждаю о несуществующем и несущественном. Пока это лишь вопросы без намеков на ответы.

Глаза потихоньку оттаивали и постепенно мне открывались новые рубежи…  Негнущиеся посиневшие руки, в одной из которых светился разрядами артефакт. Две ноги, скрытые наполовину в чем-то…  Липком, вязком и темном, как сущность Люцифера.

Превосходно то, что все это добро на месте…  И голова, и ноги, и руки…  Это уже много значит и не может не радовать…  Немного усилий и тело меняет статус с «лежащего» на «стоящее».

Вымазался с ног до головы, как черт в дымовой трубе. Вот только это наверняка не сажа…  Может, топливо? Поднеся свободную руку к ноздрям, я глубоко вдохнул. Нефтью не пахло, как и чем-либо еще. Втянул воздух — никаких запахов…  Похоже, обоняние так и не вернулось.

С осмотром тела было покончено. Результат меня удовлетворял. Оставалось выяснить самую малость — где я, собственно, сейчас нахожусь.

Я селезенкой чувствовал, что ничего хорошего меня не ждет…

Взгляд вперед и долгая, нудная работа с фокусировкой глаз. Как будто они забыли, что такая значимая функция у них существует, никуда не девалась и, вообще, имеет очень важное значения для пользователя. Бред…  Видать, неплохо меня приложило…  Я уже заговорил, как компьютер.

Мне потребовалось не меньше полминуты для того, чтобы размытая кучка неподалеку превратилась в…

— Мефистофель их всех раздери! — вырвалось неожиданно изо рта странное и одновременно грубое выражение. Дальше оно перешло в разряд нелитературных и малоупотребляемых в обычной жизни. — Ахуе…

Никуда я волшебным образом не переместился. Я находился там же, где и потерял сознание. Куча оказалась трупом Рихтера. Таинственная жидкость обернулась океаном загустевшей людской крови…  Все сошлось…

Гробовая тишина. Непроглядная темнота. Изобилие мертвечины. Самое злополучное из всех неудачных сочетание. Нормальный человек должен сойти с ума. Но ввергло в состояние шока не это. А то, что вырвалось из непроглядной тьмы немного позже…

Вообще, считать себя двинутым не хотелось, но верить в реальность происходящего хотелось еще меньше. Мне даже показалось, что я теперь чувствую вонь кипящего масла и жженой человеческой плоти. В сознание хлынула новая порция ужаса.

Мозг разорвало в клочья, словно взрывом гранаты, и размазало творожной массой по черепной коробке. Перегруженное сердце заколотилось так, что было трудно различать его удары. Они сливались в непрерывный монотонный гул. Глаза вываливались из орбит. Челюсть безвольно поникла и теперь подрагивала.

Врата кошмарного ада разверзлись прямо здесь. Нечто решило ускорить доставку грешников до пункта назначения. Вот только падшие ангелы высшего чина сегодня были иными…  Рожденными из глыб девственно-чистого льда…

Гигантский бык на смертельной арене крушил без разбору все, что попадалось на его пути. Он устроил корриду исключительно для себя любимого. Ему были не нужны ни мулета, ни тореро. Они уже давно ютились в его одурманенной голове. Мощными ногами, снабженными горами мышечной массы и глубоко расщепленными копытами, он остервенело вонзался в сговорчивые жертвы. Сминал бронежилеты. Проламывал грудные клетки, так что ребра наверняка превращались в мелкую труху. Раскраивал с ужасающим хрустом черепа, словно новогодние стеклянные шары. Насаживал тела на длинные изогнутые рога. Разрывал в клочья внутренности и отбрасывал выпотрошенные невесомые «шкурки» в стороны.

Старик Вольфганг, в котором силищи сейчас стало больше, чем у Геракла в расцвете лет, использовал Быка. А вот с его мозгами возникли проблемы…  Увы…  Даже доисторический тиранозавр выглядел бы на его фоне настоящим гением. Бурлящая ярость поглотила его без остатка.

Судя по всему, люди перестали для него делиться на друзей и врагов. Ему было неважно: хорошие они или плохие. В его классификации человечишки подразделялись лишь на «уже мертвых» и «еще не мертвых». Без всяких стеснений и ограничений глупыми принципами морали.

Мне показалось, что единственной целью его жизни стало умерщвление плоти во всех ее проявлениях. Вероятно, она же и поддерживала его гнусное извращенное существование.

Эйзентрегер поймал за белокурые волосы ближайшую к себе арийку. Поднял ее на одной руке вверх, а вторую с хлюпаньем воткнул в районе поясницы. Словно это не девушка, а игрушка из кукольного театра. Мгновенье — и белый позвоночный столб отлетел на землю. Окровавленная конечность старика вновь нырнула в безвольное обмякшее тело и потащила за собой из чрева серовато-розовые гладкие кишки…  Метр за метром…  Пока не выдернула их все…

Вспышка голубого свечения. Меня вновь обдало промораживающим до последнего слоя эпидермиса холодом. Но я бы сказал: мне, в отличие от остальных, пока нереально везло…  Десяток противоборствующих воинов впереди моментально превратились в глыбы льда. Они застыли в той позе, в какой их застала лютая неведомая сила. Еще один электрический всплеск. Снежный метеорит поставил жирную точку, молниеносно ворвавшись в ледяные статуи. Он появился из непонятного ниоткуда прямо на моих глазах. Тела бойцов разлетелись вдребезги, оставив после себя лишь осколки. Они дрейфовали теперь на поверхности океана крови. В сложившихся обстоятельствах эту смерть можно назвать легкой…  И даже гуманной.

Голова с трудом повернулась вправо. Я увидел клыкастого моржа, извергающего из пасти леденящее дыхание. Как будто автономная криогенная установка. Это была фрау Эрнста. В ее руке пульсировал яркими разрядами артефакт. Изредка он выплескивал из себя мощные витиеватые молнии Тесла. Они рассекали воздух и оглушали громовыми раскатами. Предводительница армии фашистов сильно изменилась…  Причем не в лучшую сторону…