Стихотворения Поэмы Проза - Яков Полонский

   -- А где же он, как не в Метехе? Эка, не знаю я, что ли?

   -- Что ты знаешь? что ты знаешь? Ведь он в Кахетии! Ведь он ушел в Кахетию!

   -- А, ну вот молодец, коли ушел в Кахетию.

   У Магданы отлегло от сердца.

   -- Кто же тебе сказал, что он в Метехе?

   -- Да кабы не ушел, -- преспокойно продолжала старуха, укладывая узел, -- кабы не ушел, плохо бы ему было: шутка сказать, в одном духане сто монет задолжал. Дай бог память, никак эдак на шестой неделе поста, не то на страстной, его искала полиция. Ну, я так и думала, что в Метехе. Молодец, что ушел; пусть уж лучше и не приезжает. На него и так, слыхать, по одному делу есть подозрение.

   -- Какое подозрение?

   -- Ну, да уж что ж тут все-то говорить!-- промурлыкала Сусанна.-- Бог с ним! Ведь он мне не враг какой. Слава богу, что в Кахетии. Нешто духанщики и там найдут его, коли не спрячется.

   -- Ну, а если найдут, если найдут, что ж они ему сделают?

   -- Что сделают? ну что, -- ну, побьют его до полусмерти, а не то и совсем убьют. А, ва! разве ты не знаешь, что это за народ духанщики? недаром им по ночам духан-то запирать велят.

   Тревога и беспокойство до такой степени овладели Магданой, что она долго ни слова не могла выговорить.

   -- Что мне теперь делать?-- заговорила она, ломая пальцы.-- Один Михака заест меня; утоплюсь в Куре... больше мне делать нечего.

   -- Ну, красавица моя, -- сказала Сусанна, увязав узел, -- я пойду: что мне у тебя? Дождик-то никак совсем прошел.

   -- Останься! -- сказала Магдана сквозь слезы расстроенным голосом.

   -- Да я, пожалуй, для тебя, что ты хочешь, готова, -- я, пожалуй; да ведь вот, там, то и се -- у меня тоже муж, такой сердитый.

   -- Пожалуйста, посиди; я совсем больна, заболею... умру, никто и знать не будет, и хоронить будет некому; ты еще мне скажи что-нибудь; ты, верно, еще что-нибудь знаешь, да не говоришь.

   Не так ли ребенок уговаривает свою няню остаться с ним? Магдана действительно во многих отношениях была ребенок.

   -- И! да что мне знать-то! Вот, коли хочешь монет шестьдесят, а может быть, и сто положить в карман,-- Пожалуй, так и быть, я помогу тебе.

   -- Пожалуйста, помоги! -- сказала Магдана, сама не зная, что говорить, и с безотчетным увлечением схватила старуху за руку.

   Лукавая старуха просидела в сакле Магданы до самых вечерен, и что она там говорила ей -- неизвестно. Знаю только, что старухе удалось уговорить Магдану. Вместе вышли они из сакли, сошли по сырой горе на грязную улицу, сели на извозчичьи дрожки и поехали. Магдана сама не знала, куда везут ее. Солнце в это время расчистило облака и розовым блеском освещало зубцы развалин.

XXIV

   Давид Егорыч скоро заметил висячий замок на дверях заветной сакли и долго потом ожидал возвращения Магданы. По целым часам с горы смотрел он на мост, перекинутый через Куру, и прилежно, с тоской на сердце, рассматривал белые караваны сходящихся и расходящихся женщин. Увы! Магданы не было. Что бы это такое значило? Давид понять не мог. Долго толковал он со своим братом и даже упрекал его: "Вот, видишь, брат, -- говорил он, -- ты не хотел позаботиться -- не отнес ей кушанья!" Брат оправдывался тем, что знакомая пурня была заперта и что в долг ему никто не верит...

   Это оправдание нисколько не утешило Давида. Он был так огорчен, как будто кто его обидел самым жестоким образом. Внезапное отсутствие Магданы приписал он своему к ней невниманию. Она должна была уйти, бедняжка, потому что он позабыл похлопотать о ней! И эта мысль так мучила Давида, как преступника мучила бы совесть.

   В надежде видеть Магдану в Сололаках (где ей и быть, как не в Сололаках!) он надвинул набекрень шапку и пошел туда,-- ходил там целый час, но ни на земляных кровлях, ни в растворенной двери на пороге Шушаниной сакли не видал он знакомого очерка стройной головки с сердитыми глазками и детски добродушной улыбкой. Взлезал он на гору, откуда вода спускается вниз по деревянному желобу и откуда виден каждый бугор, каждый садик, каждый дворик сололакских обывателей со всеми их горшками, петухами и собаками. Но не видать Магданы... нет ее в Сололаках!

   Поздно, когда закатилось солнце, закурив с горя трубочку, спустился он вниз и тихими шагами пошел мимо духана, вдоль Сололакской улицы.

   Тут встретился с ним Михака и грубо остановил его.

   -- Что ж ты не покупаешь мне вина? -- сказал он ему, глядя исподлобья и иронически улыбаясь.

   -- А зачем я стану тебе вино покупать? Ты мне купи, коли хочешь!

   -- А! зачем? Небось, гулять с Магданой так твое дело? Погоди, приедет Арютюн, намнет он тебе бока, да и ей достанется!

   -- Что? -- возразил Давид, сжимая кулак, и лицо его вспыхнуло.

   Михака боязливо встретил мрачный взгляд его, Понял, в чем дело, и, не желая затеять драки, как ни в чем не бывало отошел в сторону.

   Эта встреча ничего хорошего не предвещала. Мысль, что Магдану успели уже оклеветать в семейном кругу ее, не могла принести Давиду никакого утешения. Воротясь домой мимо запертой заветной сакли, Давид не спал всю ночь, сбирался поколотить Михаку и все за что-то мысленно бранил себя.

XXV

   На другой день утром Давид Егорыч сидел в конторе и чинил перья. Это обычное занятие, несмотря на тупость перочинного ножичка, не могло ни занять, ни развлечь его. Дали ему наконец переписать бумагу. Рука у Давида была довольно четкая, но русская грамота не совсем далась ему; к счастью, в той конторе, где довелось служить ему, никто не нуждался в знаках препинания и никакого различия не замечалось между буквами.

   В это несчастное утро Давид ни слова не понимал из всего того, что управляющий ему подсовывал. Вместо того, чтобы написать "на отношение", он написал -- "на отращение". Из уст начальника ему готовился строгий выговор; но пока бумага дожидалась подписи, Давида уже не было в конторе.

   -- Брат! поди сюда! -- кричал он, опрометью сбегая с лестницы.

   Брат его шел в семинарию, с тетрадями под мышкой.

   -- Брат!

   -- Что тебе?

   -- Ты из дому?

   -- Из дому.

   -- Ну, что?

   -- Нет, еще не пришла.

   -- Висит замок?

   -- Висит.

   -- Постой! ты нигде не видал ее?

   -- Нигде!

   -- Хорошо, -- да купи же то, что я тебе говорил, не забудь, пожалуйста!-- авось придет.

   -- Хорошо; я, быть может, как-нибудь уйду из класса.

   -- Уйди скорей! чего ты там не видал! да поскорей! я буду ждать тебя.

   Над лестницей появился сторож: Давида позвали в контору. Начальник его, кончивший курс в тифлисской гимназии, считал себя очень ученым человеком, читал несколько нумеров "Библиотеки для чтения", следил за политикой по "Северной пчеле", знал наизусть несколько стихотворений Пушкина, а потому и не мог не заметить ошибки, сделанной Давидом. Давид, опустя голову и заложа руку за пазуху, должен был выслушать порядочную нотацию. К счастью его, начальник был именинник, в хорошем расположении духа, напомажен, и лицо его приятно лоснилось. Нотация кончилась тем, что Давида пригласили на именинный ужин и поручили ему нанять персидского певца Сатара, со всеми его музыкантами.

   В этот день все служащие вышли из конторы целым часом ранее.

   Были поздние сумерки.

   -- Где Михака? -- резким голосом спросила Магдана, неожиданно появившись в Сололаках, на пороге Шушаниной сакли, не снимая чадры и не входя в комнату.

   Тетка Шушана и жена Михаки подняли глаза и открыли рты. Только что вдвоем толковали они о Магдане, потому что толковать-то им было больше Не о чем.

   -- Отдайте Михаке деньги,-- сказала Магдана. И четырнадцать целковых брякнули на тахту.

   -- Считайте, все ли.

   -- Да зайди! что ты стоишь! зайди! -- заговорила озадаченная тетка.

   -- Все ли четырнадцать? что, все? ну, мы теперь квиты. Спасибо! прощайте!

   Магдана повернулась, поправила на голове чадру и пошла.

   Жена Михаки выбежала на бугор, посмотреть, куда и с кем пойдет Магдана.

   Магдана шла одна, н грациозно колыхающаяся чадра ее скрылась за поворотом улицы.

   -- Господи! Боже мой! -- заговорила тетка,-- В кого она уродилась, что это за выродок! Делает, что хочет, ходит одна, из рук совсем выбилась. Где она достала деньги? Хорошо еще, что этот Давид ей денег дал. Вишь, не захотела даже зайти. Каково! А?

   И тетка весь вечер, перебирая четки, негодовала и толковала, толковала и негодовала.

XXVI

   У аптеки, на углу Эриванской площади, Магдана махнула рукой извозчику, села на дрожки и чадрой закутала лицо свое. Тысячи вечерних огней уже светились по всему протяжению базарных улиц. На мосту, показалось ей, прошел Давид; но она боялась и обернуться для того, чтоб удостовериться. У часовни святого Або Магдана бросила извозчику двугривенный и, запыхавшись, взбежала на гору. Беспрестанно чудилось ей, что чьи-то шаги ее преследуют. Ключ от двери ее сакли долго не мог попасть в замочную скважину. Наконец дверь отворилась и жалобно скрипнула. Сакля после комнат, роскошно убранных, показалась ей могилой. Поздно вспомнила Магдана, что у нее нет ни огня, ни серной спички, ни сального огарка, ни даже светильни в железном ночнике. Ощупью добралась она до своей тахты, локтями оперлась на колени, поникла головой, руками закрыла лицо и стала думать.