Стихотворения Поэмы Проза - Яков Полонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магдана в душе давно была не расположена к Михаке и не пропустила мимо ушей последних слов его: "завтра ты можешь домой идти". Магдана была обидчива, что редко выражалось в ней потоком слов; напротив, в эти минуты надо было добиваться, отчего так вдруг побледнело лицо ее... Только что вышел Михака, подавленная досада заметно бросила густую тень на побледневшее лицо Магданы. Минут десять просидела она неподвижно с ключом на коленях. Потом она стала собираться домой. Тетка не хотела отпустить ее одну и хотела проводить; но Магдана не отвечала ни слова и продолжала собираться. Тетка надулась. Четырнадцать рублей, истраченных ее сыном, ради бог знает какой мертвой нищей, считала она за величайшее одолжение, сделанное ее сыном Магдане.
"И как же после всего этого,-- думала она,-- Магдане поступать таким образом! не благодарить за хлеб и соль и не уважать такой щедрой и благодетельной семьи своей!"
-- Куда же ты теперь одна идешь? -- крикнула Шушана с порога.
Магдана, затворяя калитку, отвечала ей:
-- Пришла одна и уйду одна. Спасибо!
И вот Магдана с замиранием сердца отпирает дверь своей печальной, безлюдной сакли. Магдана дома. Что ей делать! Все, что ни попалось ей на глаза: и мужнину бурку, и войлок с тахты, и свое старое платье, и даже подушку, которая была заперта в стене,-- все это повытаскала она вон из сакли -- выветривать; мутаку же, на которой лежала голова старухи, подпихала она под тахту, с тем чтобы уж не раньше как через шесть недель ее оттуда вытащить. Вот уже и вечер. Мутно-красные облака заволокли закат. Где-то в училище, по ту сторону реки, непрерывно-слитным звуком последний прозвонил звонок.
"Боже мой,-- подумала Магдана,-- в каком скучном месте эта проклятая сакля!"
На голых досках, из которых сколочена тахта,-- на досках, не прикрытых на этот раз ни ковром, ни войлоком, уселась Магдана, поджав ножки, завесила глаза платком и стала плакать.
Тонкий запах ладана напомнил ей слезливо улыбающееся, мертвое лицо старухи.
"Как я буду спать на этом самом месте, где лежала покойница? Куда пойду я? Что со мной будет? Боже мой! Боже мой!" -- с отчаянием в душе повторяла Магдана, и когда сдернула с лица платок, невольный страх еще пуще напал на бедную, одинокую, суеверную красавицу.
Красные облака потухли; сквозь широкое отверстие потолка мелькало потемневшее небо; белесоватое пятно лежало посредине земляного пола; темно стало по углам и за столбом, в углублениях старинной сакли.
Магдана отворила дверь, вышла подышать свежим воздухом и около стенки села на камешек. Так на этом камешке думала она просидеть всю ночь до самого света божьего! К Евтимии она не пошла ночевать, потому что у Евтимии никогда нельзя ночевать, и потому еще не хотела Магдана идти к Евтимии, что была на нее сердита и при первой же встрече собиралась бранить ее. Магдана узнала стороной, что это не кто другой, как Евтимия, которая первая, войдя к ней в саклю, увидала труп и, вместо того чтоб дать ей знать о том, пошла всем рассказывать.
Был одиннадцатый час; из-за потемневших облаков мелькали звезды.
Слышит Магдана, кто-то идет. Из-за угла послышались чьи-то тихие, ровные шаги, сопровождаемые шелестом широких канаусовых шальвар. Тень мужчины в грузинской шапке обрисовалась в темном воздухе. Магдана сделала движение, чтоб встать и удалиться, но голос Давида Егорыча предупредил ее.
-- Доброй ночи, Магдана! -- сказал Давид, снимая шапку.
-- Доброй ночи, Давид Егорыч! -- отозвалась Магдана сильно взволнованным голосом, встала с камешка и поклонилась.
-- Когда же воротится ваш муж, Магдана?
-- Не знаю, Давид Егорыч... Очень, очень я благодарна вам,
-- Э! Что, Магдана!.. Что ж вы не спите?
-- Я одна боюсь, Давид Егорыч.
Давид стал молчать, как бы в ожидании, что еще скажет ему красавица. Грудь его медленно и тяжело дышала, и казалось, в то же время он старался затаить свое дыхание. На его щеках горел огонь. Этого огня никто бы не мог в эту минуту разглядеть, потому что только звезды освещали лицо его.
-- Хотите,-- сказал Давид,-- хотите, то есть... я уже пришлю к вам девку, то есть., служанку сестры моей, которая замужем за священником.
-- Неужели ваша сестра замужем за священником?
-- Она уж того, я уж ей велю... она ночует с вами: вам не будет страшно.
Магдана заметно обрадовалась.
-- Я уж не знаю, как и верить вам...-- начала было говорить она и вдруг замолкла.
Впервые Магдана услыхала голос искренней, теплой о себе заботливости, и ей не верилось.
-- Кто же вам закупает провизию? Неужели вы завтра сами на базар пойдете?
-- Ну что ж? Сама пойду! Когда был муж дома, он ходил и все покупал, потом вот эта старуха, -- что умерла; а теперь я сама пойду. Что ж делать?
И две крупные слезы покатились из глаз ее. Давид опять стал молчать.
-- Нет, уж этого не будет, чтоб вы сами на базар пошли! Я ваш сосед...-- начал было он говорить, но разговор не клеился, потому что Давид Егорыч, в сущности, был сам застенчив, как красная девушка.-- Доброй ночи, Магдана, -- сказал он наконец, приподнимая шапку.
И вот опять в уединенном закоулке послышался удаляющийся шелест канаусовых шальвар, и опять Магдана села на камешек.
XIX
Ночь была темна по-прежнему; но светлее стало на душе Магданы: вместо мысли о том, что мертвая старуха придет пугать ее, стал занимать ее вопрос: действительно ли Давид Егорыч пришлет к ней служанку? И что это за добрый такой человек! Откуда он взялся? Какая такая счастливая мать родила его? Давид исполнил в точности все, что обещал. Магдана ждала и уже начинала терять надежду, как вдруг -- это было около полуночим -- видит, ходит толстая, высокая девка с фонарем и останавливается, не зная, куда направить шаги свои.
-- Не меня ли ты ищешь?-- спросила ее Магдана.
-- Где тут мне ночевать велят?-- в свою очередь, спросила девка и засмеялась.
-- А кто послал тебя? а?-- спросила Магдана и также засмеялась.
Девка была богатырского сложения. Фонарь осветил два красные полушария: это были ее щеки. Тень бедной Назо съежилась бы в маленький темный комочек и улетела бы в трубу, если бы только могла увидеть такую девку.
-- Как зовут тебя?-- спросила Магдана.
-- Э! Как зовут! Дарьей. Зачем это мне здесь ночевать велят?
И она опять засмеялась.
"Нет!-- подумала Магдана.-- Скажи ей, что я боюсь, она и сама, пожалуй, испугается да уйдет..."
-- Да так, мне скучно...
-- Во-от! скучно!
И, никаким образом не объяснив себе, почему это Магдане скучно, Дарья с насмешливо-подозрительной миной влезла в саклю.
На другой день утром, часу в девятом, Магдана сидела на тахте и убирала голову. Дарья ушла прежде, чем она проснулась, и забыла фонарь свой. Магдана встала поздно, потому что ночью долго не могла заснуть: до того толстая Дарья смешила ее каждым словом, то цинически остря над толщиной своей, то доказывая ей все преимущество толщины, и в то же время рассказывала ей про Давида Егорыча. По всему было видно, что Дарья была не последней руки молодец и гуляка. Она спросила даже у Магданы, нет ли у нее табаку и нельзя ли затянуться трубочкой.
Магдана узнала, что Давид служит и получает жалованье, что у него два брата, из которых старший женат на богатой и служит где-то далеко; о существовании Петербурга Дарья не знала так же, как и Магдана.
Итак, Магдана встала довольно поздно и убирала голову; вдруг дверь в саклю отворилась и вошел человек, совсем незнакомый, малый лет шестнадцати, среднего роста, с цветущим лицом, немного сутулый и на вид простоватый; под мышкой был у него пустой кулек. На плечах его был сюртук с протертыми локтями, а на голове -- грузинская шапка, которую он тотчас же снял и стал около двери в почтительном отдалении, бормоча, что его прислал Давид Егорыч, и очень вежливо извиняясь, что опоздал прийти.
Магдана смутилась и, накинув на плечи платок, стала благодарить его, кланяться ему и посылать с ним тысячу поклонов Давиду Егорычу.
Юноша мял в руке шапку, глядел немного исподлобья, добродушно улыбался и также кланялся.
Магдана, не зная, что с ним делать, пригласила его сесть на тахту.
Юноша отказался от этой чести и объяснил, что он прислан с тем только, чтобы узнать, не пошлет ли она его на базар, и не нужно ли ей чего купить.
Магдана торопливо развязала кончик платка, вынула полтинник и попросила его купить ей все, что придет ему в голову.
С последним полтинником Магданы, проворнее птицы, слетал он на базар, купил и принес кусок баранины, два хлеба, десяток картофелин, масла, пучок зелени и щепотку соли, потом спросил у Магданы, где у нее дрова, чтоб развести огонь.
Этот вопрос, очевидно, затруднил ее. На дне какой-то кошелки, в заднем, самом темном углублении сакли, Магдана, перепачкав руки, нашла небольшую кучку угольев; дров не оказалось.