КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко

Чтобы самому не впасть в логическую ошибку, могу лишь предположить, что схожие примеры не совсем удачного применения формальной логики, как видите, довольно коварной науки, вероятно, содержатся в заключении по делу АЕФОКСТРОТА, автором которого был тоже Бэгли.

Вообще же, на мой взгляд, использовать логические методы при анализе чужой оперативной деятельности нужно с очень большой осторожностью. Многие разведывательные операции сходны по общим технологическим признакам, но каждая из них всегда уникальна как по целям, сочетанию тех же технологических элементов, участникам, так и по месту и времени. Можно ли, например, сводить к единому знаменателю, как это делает Бэгли, историю с нелегальным переходом границы финской парой и делом американского туриста, пожелавшего остаться в стране, — событиями, происшедшими, кроме того, с разницей в шесть лет. Их можно сопоставить по одному-двум схожим признакам, то есть по аналогии. Но никак нельзя считать тождественными и превращать в основания доказательства.

Конечно, я не отрицаю полезность методов формальной логики в оперативном анализе. Возьмем хотя бы такой пример. Как известно, начатая Энглтоном охота за «кротами» в ЦРУ привела к тому, что он сам попал в число подозреваемых как советский агент.

Думаю, что кому-то из его коллег удалось вычислить его в этом качестве только благодаря следующему умозаключению: 20 декабря — День чекиста, Энглтон назначен (главой внешней контрразведки ЦРУ) 20 декабря, значит, Энглтон — чекист!

Перечитав свою критику в адрес ЦРУ по поводу профессиональных ошибок, допущенных в деле Идола, я обратил внимание на один момент. Упрекая «неверующих» в отсутствии вопроса или ответа о пригодности перебежчика на роль подставы и подчеркивая важность этого обстоятельства, сам я не выразил собственного мнения на этот счет. И тогда я задумался, в какой форме это лучше сделать, и остановился на следующей. Предположим, что кого-то в КГБ осенило осуществить модель с подставой и идет подбор возможного исполнителя этой роли. Представим также, что мне, как оперработнику, поручили рассмотреть материалы на одного из кандидатов на подставу, и я приступаю к выполнению задания.

Прежде чем определить критерии для оценки кандидата, возникает первый вопрос: оперативная игра будет проводиться только на территории Советского Союза или с выводом подставы за рубеж? Выясняется, что готовится вывод, причем на длительный период, поэтому решено подобрать кадрового сотрудника — надежного и опытного. Ну что ж, теперь можно обратиться к биографии кандидата.

Тяжелый начальный период Отечественной войны, высший эшелон советской власти и государственного аппарата эвакуирован в Куйбышев. Там в 1942–1943 годах Юрий, сын старого большевика, заслуженного наркома судостроительной промышленности СССР, в военно-морской спецшколе получает знания за восьмой класс средней школы. Не исключено, что его отец, связанный с морем своей профессией, мечтал, что в будущем сын за штурвалом построенных им судов будет бороздить волны далеких морей и океанов, и поэтому определил его в названную школу. Возможно, это было желание самого сына, охваченного романтикой дальних морских странствий.

В 1943 учебном году Носенко уже курсант военно-морского подготовительного училища в городе Баку. Но его пребывание там заканчивается довольно неожиданно…

«Секретно Экз. единств.

ПРИКАЗ начальника Бакинского военно-морского подготовительного училища

5 февраля 1944 г., № 4, г. Баку

18 января 1944 года курсанты 10-й роты тт. Носенко Ю.И. и P-ко Ю.А. дезертировали из училища в г. Москву, используя для этого поддельные документы, сфабрикованные ими при помощи курсанта той же роты т. П., которому курсант Носенко, как старшина класса, приказал нарисовать на чистом листе бумаги печать училища. Свое дезертирство курсанты Носенко и P-ко готовили еще за несколько дней до начала каникул и, чтобы оно было заметным (так в документе. — О.Н.), умышленно распространили среди курсантов слух о том, что им разрешен отпуск в Москву по ходатайству их родителей.

В настоящее время принятыми мерами розыска курсанты Носенко и P-ко задержаны в г. Москве и находятся в распоряжении военкомата.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Курсантов Носенко и P-ко за дезертирство из училища ОТЧИСЛИТЬ и переслать весь материал расследования в военкомат г. Москвы для привлечения их к судебной ответственности.

Начальник училища капитан 1-го ранга Апостолы».

Судя по дальнейшим событиям, никаких негативных последствий это ЧП для Носенко не имело. Зато достоверно известно, что 18 августа того же года он зачислен на второй курс, но уже Ленинградского военно-морского подготовительного училища. Не проходит и двух месяцев, как следует новое ЧП:

«Выписка из Приказа начальника Ленинградского военно-морского подготовительного училища. 3 октября 1944 г., № 026, г. Ленинград.

Содержание: «О случаях увечья и ранения курсантов, работавших на подсобном хозяйстве училища при обращении с трофейным и отечественным оружием»».

Констатирующая часть приказа основана на объяснениях Носенко об обстоятельствах ранения. С его слов, он пробовал, подойдет ли патрон от пистолета «суоми» к револьверу «бульдог», и в результате ранил себя в левую руку. Был направлен на лечение в госпиталь.

В постановляющей части приказа сказано: «ПРИКАЗЫВАЮ:

…7. Курсанта 2-го курса Носенко после его выздоровления отчислить из училища за недисциплинированность.

Начальник училища капитан 1-го ранга Авраамов».

Очевидно, к счастью, ранение оказалось нетяжелым, потому что уже 16 октября Носенко был отчислен… «с направлением для продолжения учебы в Ленинградский судостроительный техникум» с того же самого дня. Теперь профессия судостроителя в семье могла стать наследственной. В 1945 году, завершив учебу в техникуме, он получил «знания в объеме 10 классов». Через год направленность его обучения вновь, на этот раз резко, меняется.

С 1946 года Носенко — студент Московского института международных отношений и начинает путь к карьере дипломата. О его стремлении к знаниям можно судить по характеристикам, составлявшимся в студенческие годы. В характеристике за 1948 год отмечено, что Носенко «несерьезно относится к учебе, плохо посещает семинарские занятия, постоянной общественной работы не вел». В 1949 году вновь отмечается, «что должного трудолюбия в учебе не проявляет, и его невысокая успеваемость и слабая общественная работа были предметом обсуждения группы и комсомольской организации». Аналогичная характеристика написана на Носенко на последнем, пятом, курсе в 1950 году. В ней говорилось также, «что он очень часто на экзамены приходил совершенно неподготовленным и получал неудовлетворительные оценки». Заканчивается пятый курс, близится к концу учеба в институте. Но впереди еще госэкзамены. И вот 19 мая 1950 года на имя директора МГИМО поступает письмо, подписанное заместителем министра высшего образования Михайлова, в котором сказано, что «Министерство высшего образования СССР разрешает допустить студента 5-го курса Носенко к сдаче государственных экзаменов без предоставления аттестата зрелости за среднюю школу».