КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко

Конечно, по логике Бэгли, все это смахивает на легенду, придуманную «коварным» КГБ для своей подставы. И это, на мой взгляд, действительно легенда, но разработанная и реализованная самим Идолом. С ее помощью он дурачил всех и вся, включая КГБ и ЦРУ, с целью достижения собственных интересов.

Таким образом, разбор семейного аспекта «кандидата» показывает глубокий распад его личности и одновременно необыкновенную способность приспосабливаться. Последнее качество вынуждает меня положить белый шар в пользу его пригодности к участию в гипотетической модели подставы.

Коснувшись главных личностных характеристик «кандидата», рассмотрим вопрос с точки зрения «политического аспекта» его пригодности.

В этой главе уже приводились воспоминания бывшего председателя КГБ Семичастного об интересных деталях, связанных с делом Идола. Для него, сравнительно недавно назначенного шефом КГБ, измена Идола стала такой же костью в горле, как для Хелмса в ЦРУ.

Мягким июльским днем 1992 года я снова встретился с ним, чтобы задать несколько вопросов на интересующую меня тему:

«Вопрос. Американские спецслужбы, в большей степени ЦРУ, долгое время считали Носенко нашей подставой, направленной в США для дезинформации по Освальду и зашифровки нашего источника в американской разведке. Какова ваша оценка такого мнения, Владимир Ефимович?

Ответ. Если бы мне в те дни сказали, что наши противники воспримут предателя Носенко как нашу подставу, я бы смеялся до слез. Подставить под легендой измены Родине сына министра, да не просто министра, а весьма заслуженного и известного в стране человека? Простите, но кто бы решился заикнуться об этом в инстанцию (ЦК) и какие для этого нужно было бы выдвинуть аргументы? Кроме того — по крайней мере в бытность мою председателем КГБ — исключалась возможность подставы кадрового чекиста, тем более такого уровня, за рубежом под легендой предательства. Ну а если касаться технологической, что ли, стороны дела, то Носенко по своим личным качествам совсем непригоден для подобной роли и никогда не был бы для нее отобран, ведь он к тому же был законченным алкоголиком. Еще в 1955 году хотели его уволить, но высокие покровители не допустили этого.

Из тех же публикаций, как мне рассказали, явствует, что первым, кто высказал американцам мысль, что Носенко наша подстава, был его предшественник по предательству Голицын. Думаю, что он видел в Носенко соперника и изобрел такую «подсказку», чтобы «изобличить» его и посеять у американцев недоверие к нему. Не исключено, что кто-то из наших работников в Союзе или за границей в беседе с агентурой или американскими разведчиками высказал предположение о «специальной миссии» Носенко, могло это произойти и под слуховым контролем в разговорах между собой за рубежом.

Ну а когда такая информация наложилась на «подсказку» Голицына, то уже появилась убежденность со всеми вытекающими для Носенко последствиями. Я все-таки думаю, что тогда наши противники еще плохо представляли принципы нашей работы, несмотря на имевшие место случаи предательства сотрудников КГБ».

Не хотелось бы навязывать читателю свое мнение, но не могу удержаться от следующего замечания: Идол скорее мог стать председателем КГБ, чем беззащитной подставой в стане противника.

Как бы ни оценивалась личность Носенко и его поступки, следует отметить, что информация, переданная им ЦРУ на тему «КГБ и Освальд», была в основном правдивой, хотя и излагалась перебежчиком в противоречивой форме.

Возможно, именно поэтому ЦРУ не решилось или по каким-то причинам не захотело предъявить Носенко и его данные об Освальде Комиссии Уоррена в качестве официальных свидетельств отношения КГБ к подозреваемому убийце президента.

На мой взгляд, такой шаг поставил бы в то время советских руководителей в довольно щекотливое положение: с одной стороны, пришлось бы публично признать Носенко изменником Родины, приговоренным за это Военной коллегией Верховного суда СССР к смертной казни, а с другой — подтвердить достоверность его показаний, тем самым представив всему миру «защитником» интересов Советского Союза.

Вероятно, ЦРУ не просчитало этого хода в шахматном гамбите.

Тем не менее есть основания полагать, что ЦРУ все же воспользовалось информацией АЕФОКСТРОТА для своих собственных экспертных оценок по отдельным аспектам пребывания Освальда в Советском Союзе, направленных в Комиссию Уоррена. Такое предположение базируется на некоторых выводах по этому периоду биографии Освальда, содержащихся в отчете комиссии и приведенных в главе 1 настоящей книги.

Не исключено, что названные оценки ЦРУ могут содержаться в закрытой пока части материалов Комиссии Уоррена.

Превращение Рыбы в Пса

Осенью 1963 года в один из уик-эндов мы с Павлом Яцковым вырвались на рыбалку. В то время излюбленным местом рыбаков нашего посольства в Мехико было искусственное водохранилище Преса-Эндо, расположенное на Мексиканском нагорье примерно в 80 километрах от столицы. Мы выехали пораньше, еще затемно, чтобы успеть к утреннему клеву. Половив с утра в одном из заливов, после завтрака мы решили перебраться к нашему излюбленному месту вблизи плотины, подпирающей водохранилище. Подъехав туда, увидели невдалеке старинный красный «фиат», а на берегу рыбака со спиннингом. Выгрузившись из машины и вооружившись снастями, мы приблизились к воде и обменялись приветствиями с рыбаком.

Он ответил нам по-испански, но явно не был мексиканцем. На вид я бы дал ему немногим более 30 лет. Рост примерно метр восемьдесят, худощавый, светловолосый, с продолговатым лицом и то ли серыми, то ли голубыми глазами. Павел поинтересовался результатами рыбалки, незнакомец дружелюбно ответил, и между ними завязалась оживленная беседа. Сделав несколько забросов, я вскоре перебрался на другое место и продолжал ловлю несколько в стороне от Павла и нашего нового знакомого.

Посольская рыбацкая команда освоила этот водоем полутора годами ранее и довольно регулярно посещала его, о чем было широко известно. Но за все время мне впервые встретился здесь рыболов не из местных жителей. Павел прибыл в Мексику недавно — в сентябре. И хотя это был его второй заезд, в первую командировку он здесь не рыбачил и таких подробностей просто не знал.

Вскоре солнце стало немилосердно припекать, рыба замерла, клев полностью прекратился… Павел подошел ко мне, и мы, посовещавшись, решили собираться домой: улов был вполне приличный, а вечернего клева ждать не хотелось. Яцков рассказал, что наш новый партнер по ловле — гринго, зовут его Джон, живет постоянно в Мексике, преподает английский язык в Мексико-Сити-колледже, многих выпускников которого принимают на работу в мексиканскую дипломатическую службу. Джон женат на мексиканке, имеет детей, проживает недалеко от Павла. Поскольку гринго назвался заядлым рыбаком, они договорились о продолжении знакомства и совместных выездах на рыбалку. Я высказал свое удивление по поводу того, что впервые за полтора года встретил здесь, на Эндо, гринго, и задал провокационный вопрос: «Как ты думаешь, зачем он приехал сюда — чтобы ловить рыбу или познакомиться с нами?» Павел с улыбкой, перефразировав известную житейскую мудрость «поживем — увидим», ответил: «Половим — посмотрим».