Тень рыцаря - де Кастелл Себастьян

– Значит, все было зря? – вымолвил я.

– Нет. – Швея схватила меня за подбородок и заглянула в глаза. – Есть ведь девочка. Однажды Алина станет править королевством. Пусть это будет королевским наследством. Пусть она…

– Вы совершали убийства ее именем, – сказал я пустым, усталым голосом. – Как она будет править, когда люди это узнают? Как она…

Я поглядел на Алину, отчаянно желая хоть еще раз увидеть ее лицо, но она на меня не смотрела.

– Фалькио… – умоляюще сказала она.

– Ты знала, – прошептал я. – Швея не обхитрила тебя, она тебе не солгала. Ты знала.

– Я… И что вы хотите, чтобы я сделала, Фалькио? – заплакала Алина. – Я же говорила вам, что боюсь, не знаю, как мне быть. Я не хочу умирать!

– И поэтому ты позволила безумной старухе послать своих псов-убийц, чтобы уничтожить целые семьи. Она тебе говорила, что убьет сыновей и дочерей герцогов? Говорила, что они… – Голос мой сорвался. – Что они дети, Алина, младше тебя самой? Они…

– Я не приказывала убивать детей, – отрезала Швея. – Никогда.

– Почему я должен вам верить? – Голос мой так клокотал яростью, что Алина спряталась за старухой.

– Зачем мне их убивать? Какая мне выгода от того, что они мертвы? Будь они живы, Совет герцогов назначил бы регентов, слабых людишек с мелкими амбициями, которые никогда бы не смогли захватить власть. Мой план свершился бы намного лучше, будь они живы.

– И все же твои псы их убили. Я видел тела детей Исолта своими глазами.

– А я говорю тебе, что не отдавала такого приказа: это были не мои плащеносцы.

– Не называйте их плащеносцами, – сказал я. – Не смейте…

– Хорошо, – согласилась она. – Тогда они будут зваться Клинками королевы. Они делают именно то, чем должны были заниматься вы с Кестом, Брасти и остальными.

– Они – убийцы, – сказал я, глядя на них. – И я сниму с них плащи и закую их в цепи, прежде чем это произойдет.

Она хрипло рассмеялась. Ее чувство юмора начинало меня утомлять.

– Столько ярости – право, это странно, потому что если бы не ты, то они бы здесь не стояли.

Я оглядел их. Юные – младше, чем были мы, когда стали плащеносцами, – но хоть я не видел их в деле, все равно знал, что они опасные бойцы. Швея вряд ли могла бы собрать обычных юношей и девушек и обучить их настолько хорошо за несколько лет, а это значит, что они упражнялись очень давно – вероятно, с самого детства. Но дрались они совсем не так, как рыцари и плащеносцы, по-другому: никто не учился боевому фехтованию на таком уровне. Разве что…

Я почувствовал, как горький комок подкатил к горлу и сердце наполнилось страхом.

– Это дашини, – сказал я.

– В каком-то смысле, – откликнулась Швея.

– Но это же невозможно. Я побывал в монастыре и видел трупы.

– Ты видел Обагренных дашини, тех, которые принесли последние клятвы и убили жертв. А эти, – она обвела рукой стоявших, – Необагренные. Они еще проходят обучение.

– Но почему они не…

– Не мертвы? Потому что Необагренным не позволяется совершать ритуальное самоубийство, пока тела Обагренных не освятят землю. Можешь представить? Они должны сидеть там на протяжении нескольких месяцев, пока тела их наставников не разложатся до конца, и лишь потом им будет позволено убить себя.

– Но вы их убедили этого не делать?

– Я знала, что это случится после того, как ты убил в Рижу тех двоих: полагаю, что мне следовало бы тебя поздравить. Ты единственный живой человек, которому удалось победить дашини. Теперь ты мне веришь? Без тебя всего этого не произошло бы.

– Значит, это правда? Весь орден совершил ритуальное самоубийство, потому что мне повезло убить двоих?

– Дашини лишь тогда дашини, когда они непобедимы, – сказала она. – Я отправилась в монастырь, зная, что найду там Необагренных, оставшихся без наставников и руководства. Я дала им новую возможность. Предложила им стать великими.

– Но какой ценой?

Я и сам знал ответ на этот вопрос. Я заплатил эту цену, стал золотом, за которое Швея купила сотню головорезов. Начатая охота заканчивается лишь кровопролитием. Тень праведного гнева исчезла с лица Швеи, оставив после себя лишь печаль и стыд. Я понял, почему старуха хотела рассказать мне обо всем, почему она считала важным, чтобы я понял ее замысел. Она ждала моего прощения.

Швея подождала немного, надеясь, что я заговорю, но впервые в жизни я не мог найти слов. Наконец она повернулась к плащеносцам.

– Дариана, забери Алину. Уже темнеет, ей надо поужинать.

Алина подошла ко мне и коснулась моей руки, она вся дрожала.

– Мне жаль, – прошептала она, – жаль, что я не смогла быть храбрее.

Я присел и неуклюже обнял ее, хоть и держал в руках рапиры. Она прижалась ко мне прохладной мокрой щекой.

– Все хорошо, – сказал я. – Никто и не ждал от тебя большей храбрости. Иди, милая, и не плачь. Со мной все будет в порядке, я тут разберусь.

Алина отодвинулась и протянула тонкую ручонку. Прикоснулась к моему лицу и снова заплакала. И через мгновение она отвернулась и убежала в тень деревьев. Дариана пошла следом.

– Это было щедро, – сказала Швея.

И снова в ее голосе и на лице я не заметил ни тени цинизма.

– Нельзя винить девочку, – отозвался я. – И ей не следует знать о том, что случится.

Я закрыл глаза и представил свою жену Алину, не такой, какой она была при жизни, а мертвой, какой я нашел ее на полу в трактире. Вызвал в себе последний прилив упрямой ярости, злобы, подогретой тем, что все мои идеалы рухнули, что я превратил свою жизнь в руины. Пробудил в себе все самые темные и жуткие чувства. Ринувшись в атаку на чудовищ, навсегда осквернивших имя плащеносцев, я улыбался.

Если бы я успел убить хотя бы двух ублюдков, то простил бы богам все их несправедливости. Если бы я дотянулся до Швеи, то даже вознес бы им благодарственную молитву. Но их было слишком много, юных, быстрых, отдохнувших, они с легкостью скрутили меня, раненого, отравленного и уставшего от жизни в мире, который зиждется на лжи и предательстве. Я даже не успел коснуться их клинком.

– Прости, Фалькио, – сказала Швея, когда трое Необагренных схватили меня. – Я бы пошла другим путем, если бы таковой существовал. Надеюсь, ты мне веришь. То, что сейчас произойдет… Нельзя сказать, что это к лучшему, но это наш единственный шанс. В том числе и твой.

Мне рассекли губу и столько раз ударили под дых, что я едва мог дышать, не говоря уж о том, чтобы глубоко вздохнуть. Руки и ноги мои немели, и я вдруг понял, как же легко проявлять отвагу и безрассудство, когда у тебя нет никакой надежды выжить.

– Надеюсь, ты поверишь моим словам, что ничего не закончится до тех пор, пока я не прикажу. – Она улыбнулась, мягко и сочувственно, что совершенно не подходило ей. – Вот что мне всегда в тебе нравилось, Фалькио, с того самого дня, когда ты пришел в мой дом в горячке, полуживой от голода, с отрезанной головой герцога Йереда в мешке. Ты никогда не сдавался.

– Будьте в этом уверены, – сказал я.

Кто-то из Необагренных повернулся к Швее.

– А теперь ступайте. Священнодействие не для ваших глаз.

– Я предупреждала тебя, Фалькио. Я же говорила, что ни перед чем не остановлюсь, чтобы посадить эту девочку на престол. И ни перед кем. – И она удалилась.

Когда меня куда-то потащили, я спросил:

– А мы что, тоже уходим? А я‑то надеялся поглядеть: не хотелось бы пропускать священодействия.

Двое, тащивших меня, остановились, третий ухватил меня за подбородок.

– Даже не беспокойся, шкурник. Ты увидишь и услышишь всё, что произойдет.

– Похоже, будет весело, – отозвался я, но от уверенности и ненависти, исходивших от него, у меня всё заледенело внутри.

– О, так и есть. – Он дал знак, и, когда меня снова потащили в чащу, он спросил: – Скажите, первый кантор, а вы когда-нибудь слыхали о Плаче плащеносца?

Глава тридцать восьмая

Плач

Очевидно, Необагренные уже готовились к этому какое-то время. Ярдов через сто они вытащили меня на поляну, посреди которой стоял толстый столб из тисового дерева. Они срубили еще одно дерево, чтобы сделать из него две перекладины длиной в три фута, прибив их под углом по бокам столба на высоте пяти футов от земли. Вся конструкция напоминала молящегося, который простер руки к небесам и просил богов о пощаде.