Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения

Я уже не стонала, а именно громко и очень жалобно вскрикивала, откидываясь затылком на кожаное изголовье стола, до дури жмурясь и изгибаясь, будто от истязающих меня изнури демонов, а на деле… Банально подыхала, от невесомых прикосновений пальцев Глеба к моей вагине, которая каким-то чудом не кончала под росписью его порочного исследования. Я даже не всегда понимала, где конкретно он меня там касался, но какими нестерпимыми в те мгновения ощущениями меня пронизывало и вскрывало… Наверное, смогла определиться только когда они стали более осязаемыми и настойчивыми, и когда в меня проник вначале один, а потом и два пальца одновременно, очень быстро отыскав мою воспаленную точку Г. А дальше уже последовал тот самый контрольный. Глеб накрыл мой клитор и чуть ли не всю вагину своим горячим ртом и бесстыдным языком. Не знаю, как я тогда не кончила, но это было именно на грани. Почти впритык, ибо закричала я в тот момент уже вообще совершенно не соображая и ничего со своей стороны не контролируя, как и выгнулась, толкаясь тазом вперед лишь под действием одного озабоченного рефлекса — почувствовать больше. Намного больше. Выпросить у своего истязателя то, что мог дать только он.

Да, конечно. Прямо сейчас и сию секунду. Причем безмолвно молить того, кто изводил меня, наверное, не меньше двух часов своими эстетическими ласками непревзойденного мастера по изысканным пыткам. Хотя, он их и не прекращал. Наоборот, расширил их границы и перешел буквально вглубь их скрытых возможностей, пока трахал меня пальцами, ртом и языком, превращая меня в окончательно двинувшуюся на сексуальной почве нимфоманку. Описывать, что со мной делали, и что со мной тогда происходило, не хватит ни слов, ни фантазий. Это находилось где-то очень далеко за пределами и здравого восприятия, и всем известным представлениям. Меня тогда просто ломали, пусть и не буквально, но другого слова и не подберешь. Именно в сексуальном плане, "рвали" мою благочестивую сущность и загоняли в мою грешную плоть раскаленные иглы запредельного разврата. Где-то на грани аморальной пошлости, там, куда побояться заглянуть даже самые стойкие извращенцы, ибо таких пределов своей сексуальный природы я никогда и ни с кем еще не достигала (и на вряд ли достигну когда-нибудь вообще).

Глеб растирал мою вагину по самым эрогенным в ней точкам, вызывая такие нестерпимые ощущения с сумасшедшим перевозбуждением, от которых меня начинало трясти и выгибать едва не до обморочного состояния. К тому времени я уже успела и голос сорвать, и кончить в мозгу раз двадцать (если не больше). А эта пытка и не думала заканчиваться, как и достигать своих ограниченных пределов. Ее усиливали атаками рта и языка моего растлителя, бесстыдно скользящие по моим очень влажным складкам раскрытой во всей своей срамной красе киске. Так что да, меня буквально трахали двойным подходом, изнутри и снаружи. И разобрать, чем сильнее меня пробирало, было просто нереально. По сути, оно слилось в одну гиперизвращенную ласку, которая превращала меня в подыхающую от перевозбуждения озабоченную извращенку.

Казалось, меня прежней уже и вовсе нет, и никогда уже не будет, потому что я больше не хотела, чтобы это безумие когда-нибудь закончилось. Ведь в этом и заключался его первостепенный смысл, держать мое тело и меня саму в состоянии наивысшего блаженства, заставляя умирать от невыносимого наслаждения долгими часами и получая тем самым желанное удовлетворение чужим потребностям. И, судя по уже достигнутому, эти потребности имели весьма пугающие масштабы с крайне недосягаемыми глубинами. Ибо, когда я наконец-то кончила… я так и не перестала ощущать изматывающего меня исступления и прессующих почти со всех сторон атак чужой одержимости. Более того, я не просто кончила, а впервые в жизни излилась в своем самом первом сквирте, поначалу даже не осознав, что со мной произошло, и как оргазм может быть таким затяжным и запредельно сильным.

Я вообще ни черта не понимала и не соображала, поскольку меня вынесло тогда до буквального разрыва с реальностью. Моего сознания почти и не существовало, только уничтожающие мою разумную сущность ощущения, разрушающие феерическими ударами вспышки неземного экстаза. И даже когда они вроде бы начали спадать, медленно затухая в эпицентре своего летального взрыва, даже тогда они не ослабили своей смертельной хватки, угрожая новым контрударом в любой из ближайших моментов.

— Моя умничка… Самая невероятная и настоящая… — я бы и рада остаться в этой блаженной Нирване, если бы меня не окутало в тот момент куда наивысшей эйфорией — близостью, голосом и объятиями Глеба. Он буквально меня накрыл, заслонив собой окончательно от всего внешнего мира и утопив в живом омуте своей все еще голодной Тьмы. Я даже перестала всхлипывать и бесконтрольно вздрагивать, когда его рот накрыл мои дрожащие губки и заставил забыться в очередном погружении в головокружительные топи его ненасытного поцелуя. Но меня все равно не отпускало и, судя по всему, его все еще распирающей одержимостью с не излитой до конца похотью. Я чувствовала его напряжение и жажду меня подмять (или, скорее, разорвать, растереть в жидкий воск) практически на вкус, кожей и под кожей. Они буквально гудели "электрическими" перекатами под его одеждой, заражая при соприкосновении с его телом ответной реакцией схожего сумасшествия.

— Ты ведь теперь понимаешь, что после такого я точно не смогу тебя никуда отпустить… — какой бы истинный смысл он не вложил тогда в свои слова, я куда больше поняла и пропустила через себя, когда он прервал свой уничижающий поцелуй, нависнув над моим лицом одним из жутчайших ликов своей истинной сущности. Жутчайше прекрасных и шокирующе темных, способных свести с ума самых стойких из стойких.

В такие невероятно безумные моменты, ты не то что не в состоянии осмыслить услышанное, но и хоть что-то из увиденного и пережитого осознать хотя бы процентов на пятьдесят. Казалось, я и себя уже не чувствовала, что там говорить об остальном. По крайней мере, руки, ноги и большая часть моего тела сомлели очень даже сильно. И, судя по всему, мой бьющийся в конвульсиях рассудок тоже.

— Это настолько интимное и личное, за гранью всех жизненных предрассудков… Поэтому и понимаешь его истинную ценность только на уровне полноправного владельца и единственного в своем роде хозяина данного сокровища. То, что оно обязано принадлежать лишь мне одному. Ты должна принадлежать мне. И только мне. Ты моя. И точка.

Не знаю… расслышала ли я все его слова именно в таком порядке и в данной ключе, но их смысл дойдет до меня еще нескоро. Ведь тогда он все это выговаривал вовсе не мне. Да, смотрел на меня и в меня, любовался результатом своих дьявольских деяний, разве что насылал свои очередные словесные заклятия отнюдь не на меня. Я уже давно находилась под его черными чарами. Эта печать предназначалась нам двоим — тяжеловесная, литая, накладываемая не сколько на, а внутрь, скрепляющая кровью, болью и проклятой завистливым миром одержимостью. Зачарованные жертвы не имеют ни свободы воли, ни свободы мышления, они только подчиняются и безропотно выполняют все требования своих могущественных господ. А та финансовая плата, которую они получают за все свои старания, лишь щедрая подачка в виде небольших бонусов с барского стола, коим ты обязана радоваться не меньше, чем обращенному на тебя взору твоего владельца.

Пусть все это и выглядело в те минуты, как нечто шокирующее и вроде бы противоречащее конституционным и уголовным правам нашего государства, но, где вы видели, чтобы ими все и всегда пользовались по их прямому назначению? К тому же, то ли мое контуженное сознание, то ли зависшие в Нирване сказочного блаженства тело с сущностью никак не желали расставаться с надуманным (а надуманным ли на самом деле?) образом моего персонального палача Инквизитора. Я все еще его таким и воспринимала — всевластным, подавляющим, удерживающим меня за мои эмоции и чувства, как за тысячи невидимых ниточек кончиками пугающе опытных пальцев кукловода. К тому же, я оставалась в эти минуты прикованной к одному из его изощренных орудий пыток, пусть и ненадолго, но все же. Даже подумать страшно, чтобы он мог сделать со мной сейчас еще, если бы его Тьма возжелала настоящей крови от реальных жертв. Да и кто знает? Вдруг однажды она так и сделает — вырвется на свободу во всей своей демонической красе?