Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения

Протяжно взвыла, задрожав всем телом и дурея еще сильней, одновременно и выгибаясь, и еще плотнее прижимаясь к своему палачу, не понимая, чем же меня больше всего сейчас сводит с ума. Его заговаривающим голосом, его бесстыдной лаской или ощущением его самого моей обнаженной спиной, затылком и ягодицами?

— Я знаю… Ты уже этого жаждешь… Мечтаешь, чтобы я тебя вые*ал прямо сейчас и сию секунду. Это все, о чем ты вообще способна думать и хотеть — о моем члене в тебе… — он реально решил свести меня с ума, поскольку озвучивал мои мысли без какого-либо усилия, а я лишалась остатков здравого рассудка уже окончательно. Потому что, действительно, не могла ни о чем другом думать, как об остервенелом желании насесть на его эрегированный фаллос и окончательно свихнуться, когда он растянет меня изнутри и наполнит чистейшим экстазом нашего долгожданного плотского соития. — Не хотелось бы тебя разочаровывать, но… Я, по сути, еще и не начинал своих пыток. И это даже еще не прелюдия…

Истинный смысл его слов дойдет до меня не сразу, а чуть позже, когда меня слегка протрезвят и на несколько минут спустят на грешную землю. И то, это продлится недолго. Ровно столько, сколько Глебу понадобиться, чтобы зафиксировать мое тело на одном из тематических станков своей пыточной комнаты. Но даже тогда ему удастся довести меня до очередного исступления, не прекращая своих изощренных манипуляций с моей немощной плотью и абсолютно безвольной под его руками сущностью.

— Бояться не воспрещается, но, обещаю, это продлится недолго. Всего несколько секунд… — и он оказался, как всегда прав.

Мои страхи хоть и были более чем обоснованными, но мое доверие к мужчине превзошло все мои ожидания. Даже когда он укладывал меня на горизонтальную "дыбу" (обтянутую кожей лежанку с отдельными под ноги выступами в виде лайт-версии испанских сапог), помогая выбрать самое удобное для меня положение, даже тогда он умудрился возбудить меня до несдержанной дрожи, заставив пережить очередную эйфорию неописуемо безумного наслаждения.

Видимо, ему было слишком мало просто меня привязать к этому впечатляющему орудию пыток, ему обязательно требовалось довести данный ритуал до изысканного в его представлениях совершенства. Закрепив вначале одну мою руку, вытянутую вверх и немного в сторону, как при Х-образном распятии кожаными ремнями у края стола, он не смог удержаться от "мучавшего" его соблазна "успокоить" меня своими изощренными ласками. Провести кончиками пальцев от чувствительной подмышки до самого ладошки по всему изгибу руки, потом нагнуться к моему поплывшему личику, чтобы обжечь дыханием-голосом с дразнящим поцелуем губ мою щеку у краешка задыхающегося рта. И, само собой, произнести одно из своих очередных заклятий-заговоров:

— Ты невероятно восхитительна… Самая восхитительная жертва, о которой только можно мечтать. Живи мы сейчас в средневековой Европе, так просто от меня ты бы никогда не отделалась… Моя плененная принцесса… — если он меня и хотел успокоить, то едва ли попыткой донести до моего сознания, что это всего лишь часть тематической игры.

Все-таки легкий страх продолжал меня все это время притапливать, но, скорее, являясь неотъемлемой частью всего того, что Глеб со мною вытворял. Особенно, когда по-новому раскручивал свой сумасшедший маятник изощренного подчинения. Касался губами моего лица, проникал шокирующим звучанием голоса мне под кожу и в голову, выписывая невесомым порханием кончиков пальцев по моей выгнутой шее, напряженным скулам и дрожащим губкам. Тут не то что с трудом будешь понимать, о чем тебе говорят, но и хоть как-то воспринимать саму себя во всем этом. Скорее, банально превращаясь в оголенные нервы и атакующие тебя ощущения, как и в продолжение рук, которые тебя изводили столь изысканными пытками, доводя до запредельной грани нереальных чувств. А то, что мой палач при этом никуда не спешил, намеренно растягивая самые вкусные для него моменты, лишь еще больше накаляло буквально потрескивающую вокруг нас напряженность обоюдного безумия.

И, да, я ее очень хорошо чувствовала, как и Глеба, как и его взгляд, восхищенно ласкающий мое распятое им же тело. А то, что вытворяли со мной его пальцы и ладони… Этот вечер я уже никогда не сумею забыть, даже если большая часть воспоминай бесследно канет в черную дыру неизбежного забвения. В любом случае останется тот неизгладимый отпечаток сильнейших эмоций и потрясения, которыми этот невероятный мужчина доведет меня до наивысшего пика чего-то во истину невозможного, совершенного и недосягаемого более никем из смертных. Может даже и Нирваны, хотя ее образ тоже невольно меркнет на фоне пережитых мною пределов.

И, ладно, если бы все это сумасшествие длилось всего несколько минут. Но в том-то и дело. Меня им изводили ЧАСАМИ, а может и целой вечностью. Наблюдая за каждой моей ответной реакцией, вычисляя самые чувствительные на мне точки и практически не прерываясь ни на одно излишнее мгновение дольше, чем это требовалось для определенной ситуации. А еще… я никогда не подозревала, каким нестерпимо эрогенным окажется мое собственное тело, причем не важно, где и в каком именно месте. Казалось, не имело значения куда меня касался Глеб и где оставлял фантомные следы своих греховных меток, я реагировала на каждое его последующее прикосновение не менее сильно, чем на предыдущее, вроде как более интимное. Будь то щиколотка, мочка уха или сверхчувствительный сосок. Меня в любом случае пронзало невыносимо сладкой негой, тут же взрывающейся феерической отдачей-вспышкой острого возбуждения во всех эрогенных уголках моей немощной плоти. И, конечно же, вырывало раз за разом из моих легких несдержанные стоны, а мое тело выгибало от страстной одержимости получить и испытать большее.

Как же я его тогда хотела, и как меня корежило и трясло. А ведь он даже не спешил касаться ни моего гладкого лобка, ни воспаленной от перевозбуждения киски. Он словно специально трогал, ласкал и дразнился невесомыми касаниями пальцев (изредка губами) только в тех местах, где вроде как и не должно было находится эрогенных связок по умолчанию. Но скажите это мне, несдержанно стонущей, поджимающей пальчики на ногах и лишенной возможности (из-за раздвинутых в стороны краев стола и зафиксированных ремнями ног) сжимать бедра. И все это под прессующим взглядом его ненасытных глаз, которым явно было мало того, за чем он все это время наблюдал, поскольку они то и дело пытались добраться до моей агонизирующей душонки. Причем постоянно и каждый раз, когда меня выгибало едва не до хруста в суставах, и когда из моего горла вырывались протяжные крики с прочими нечленораздельными звуками. А то, как он меня каждый раз "успокаивал" или, наоборот, доводил практически до отключки, нашептывая свои древние заклятия с грубыми пошлостями едва ли не внутри моего сознания… Тут уж во истину проще лишиться рассудка, чем искать в себе силы хоть как-то все это пережить или дотерпеть до конца. Да и желала ли я достичь этого самого пугающего финала?

Похоже, я сама уже не знала, чего хотела (да и хотела ли тогда хоть что-то), то ли умереть, то ли молить беспрестанными криками о пощаде. Откуда я вообще могла хотя бы просто догадываться, что человека можно буквально пытать сексуальными ласками? Тем более, когда с каждым часом Глеб усиливал свое физическое воздействие в более изощренных действиях, больше не обходя стороной мои интимные зоны, и, видимо, оставив их на закуску, чтобы нанести свой сокрушительный удар и добиться невозможного.

Моя кожа к тому времени, превратилась в одно сплошное средоточие моей эрогенной сущности. Любое к ней прикосновение мужчины заканчивалось блаженной истомой с неистовой вспышкой возбуждения в моей постоянно спускающей вагине. Казалось, его пальцы порхали не по моему бедру или нижней линии живота на границе с лобком, а посылали жгучие искры сладкой боли во все нервные окончания моей опухшей киски. И эта нега разрасталась и ширилась с его последующим скольжением или взрывалась более сильным спазмом под влажным вакуумом его рта, когда он решался провести языком по ареоле моего соска или растереть его вершину куда порочной лаской. А после того, как он добрался до моих половых губ…