Чужестранец - Алексей Семенов

«Вот уж куда и колдун бы не полез без нужды!» — подумал он, взирая с высоты на сплетение ольхи, волчьих ягод, осоки, крапивы и еще множества других трав и кустарников. Но зато между опушкой и балкой, как раз над спуском, тянулась настоящая дорога, по обочинам которой росли огромные старые липы. Мирко выехал на дорогу, подковы Белого звякнули по каменным плитам. Так вот оно что! Дорога была мощеная, потому осталась существовать, на века пережив тех, кто ей некогда пользовался. Конечно, травы и время сделали свое дело: плиты растрескались, раскрошились, раздвинулись, между ними вылезала упорная камнеломка, а за ней — другие отряды травяного воинства. Ехать но этому пути на телеге было теперь невозможно, зато для верхового это была отличная дорога, если не гнать во весь опор.

Солнце поднялось уже высоко, туман рассеялся, и воздух стал так прозрачен, что при желании можно было рассмотреть даже отдельные листочки на той стороне балки. Легкий ветерок тихонько шевелил ветви деревьев, и липы, как задумчивые старцы, перебирали свои листья-воспоминания, чуть слышно шепча об ушедшем. Деревья, однако, никак не были старше самой дороги. Скорее всего, путь этот забывали, а потом обновляли и восстанавливали не единожды, а липы были высажены последними хозяевами. Неважно, кем были эти люди, но за липы их стоило похвалить: деревья давали пусть редкую, но обширную тень, где тело немного вздыхало после пути, проделанного под лучами жаркого уже солнца.

Мирко ехал, стараясь ни о чем не думать, — было слишком душно, одиноко и лениво. Единственная дельная мысль, приходившая время от времени, была о воде: где ее раздобыть, когда коням захочется попить или надо будет сделать привал? Прислушавшись, он понял, что по дну балки течет-таки мелкий ручеек. Еще можно было снова попытаться продраться через ольховник и выйти к Смолинке. Ни того ни другого делать не хотелось. Должны же быть по дороге, если была она некогда проезжей, какие-нибудь колодцы или источники. Вот мякша и решил отложить пока схватку с кустами — может, подвернется что-нибудь получше.

Колодец, как назло, все не попадался, а солнце перевалило за полдень. Кони хотели пить, а потому шли понурые и несколько даже обиженные на хозяина — прежде такого никогда не случалось, а тут, поди ж ты! Давно пора отдохнуть, освежиться, а он все не останавливается. Пори поступил проще: увидев, что хозяин думает о чем-то своем и не обращает на него внимания, пес вломился в заросли старого русла, добрался там до ручья, и через некоторое время, цокая когтями по каменным плитам, настиг несколько ушедших вперед спутников. Явился он, конечно, грязный, взъерошенный, весь в колючках и репьях, но донельзя довольный: напился вдосталь и даже искупался. Кони такого позволить себе не могли, а потому укоризненно поглядывали покорными и печальными глазами на собаку: что ж это ты, сам порезвился, а мы? Но что ж было делать? Их путь пролегал между двух вод, но до источника добираться — значит потратить силы и время, да к тому же испачкаться, исцарапаться и быть снова искусанными комарами и мухами. А дальше, за старым руслом, раскинулся суходол, где открытую воду отыскать будет еще труднее. Раньше, когда этой дорогой пользовались, были, наверно, выходы к реке, но теперь их закрыла плотная зеленая стена зарослей.

Наконец путникам повезло: на следующем повороте из расщелины между двух тяжелых глыб выпрыгивал звонкий серебристый родничок, который бежал на север, к недалекой Смолинке. Жара так допекла, что отказаться от привала не хватило бы никаких сил, и будь тут хоть великий колдун с Соленой Воды, рукой останавливающий острый меч, и его заклинание не смогло бы сейчас заставить продолжить путь. Мирко, перекусив холодным мясом и хлебом, что дал с собой Реклознатец, растянулся в мягкой мураве под кустом калины, в желанной его тени, а коней отпустил побродить свободно. Хищный зверь — волк или медведь — в такое место вряд ли забредет. Да и конь — не мышь, его просто так не поборешь, а необыкновенный кот-пардус вряд ли окажется на этом берегу — зачем ему переправляться через быструю и холодную Смолинку? Кошкам вода не по душе. В то, что кот придет к Реклознатцу на остров, не очень-то верилось, при всем безграничном уважении к знаниям и силе колдуна. Слово — словом, а кошка — кошкой. Но собаке Мирко велел находиться подле себя: сколь ни хорош летний денек и ни безлюдна округа, а предусмотрительности терять нельзя. Недаром у мякшей больше всех других первопредков-зверей почитался медведь: вот уж у косолапого любому мудрецу не грех было поучиться этой самой предусмотрительности. К тому же слишком хорошо помнилось Мирко, как бежал он быстрее зайца по болотной стежке, как грязными смертоносными тенями возникли безмолвные всадники и погнали его, словно зверя. Будь с ним тогда собака — Мирко был в том убежден, — ему не понадобилась бы помощь малого народа. И каждый раз перед всяким привалом или ночлегом, что случались после Сааримяки, приходили на память слова, оброненные кем-то и подхваченные Мирко: «Взгляд собаки прогоняет злых духов». Кто его знает, вдруг действительно прогоняет?

В этот самый миг пес, который лежал, положив морду между сильных лап и высунув язык, вдруг насторожил уши, потом застучал хвостом и, оскалясь, издал глухой рык. Мирко аж вздрогнул и сразу стал осматриваться: где кони? Но они были тут же, рядом, и не проявляли никаких признаков беспокойства. Неужели зверь рядом? Он опять посмотрел на собаку. Пори между тем поднял голову, но продолжал лежать. Недоверчиво и зло глядел он куда-то в сторону колодца, не прекращая угрожающего утробного ворчания. Мякша перевел взгляд в том же направлении: там не было заметно ничего, хоть сколь-нибудь настораживающего. Колодец, дорога, дальние кустики крушины над спуском в балку и, наконец, противоположный ее склон — сплошная колышущаяся живая стена из ветвей и листьев, на которой и орел не много разглядит. Мирко уж решил похвалить собаку за усердие да успокоить, чтобы не тревожился пес понапрасну, — мало ли что может почудиться его чуткому носу? — но Пори разошелся не на шутку. Он вскочил пружинисто, крепко уперся лапами в землю, подался грудью вперед и громко залаял, готовый по первому слову хозяина рвануться на врага. Таким Мирко не видел его ни разу! Что же так разгневало пса? На всякий случай Мирко нашарил рядом свой березовый посох-дубинку, не спуская глаз с камней возле родника. И вдруг — или это почудилось? — легкая тень заколебалась в солнечном потоке, мелькнула на мгновение и пропала, но и этого было достаточно мякше, чтобы схватить взором, запомнить ее странные и пугающие очертания: это была тень половины человека, рассеченного вдоль, будто разрубленного с маковки до пят. Пори, не дожидаясь команды, бросился на врага, и тут же просвистело в воздухе, подобно копью, березовое древко, упреждая удар, что предназначен собаке. Но посох пролетел положенные сажени и упал на траву, ничего не задев по пути, а Пори пришлось остановиться в недоумении. Он вертелся на месте, жадно пробуя воздух и пытаясь сообразить: что же произошло и куда пропал враг? Но чутье не подвело: бросив бесполезное занятие, Пори ткнулся носом в землю, принюхался, задрал вверх морду и громко, длинно и зло залаял, предупреждая скрывшегося недруга, что в следующий раз тому достанется сполна. Кони, всполошенные собачьим лаем, находились в полной растерянности, не понимая, куда им податься. Белый, а за ним вороной и гнедой, толкая друг друга крупами, встали перед Мирко, но мякше было не до них. В крайнем изумлении рассматривал он то, что обнаружил на земле Пори, а именно — одинокий кабаний след, такой же, что принял он за след лешего на болотной островине.