Дни тревог - Григорий Никифорович Князев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну вот что, — сказал однажды хозяин. — Стар я становлюсь. Ни детей, ни внуков у меня нет. А есть мечта: посадить в городе кедровые аллеи. Как тебе, а? Да ты не спеши с ответом, не спеши. Подумай, брат, крепко подумай. А надумаешь, приходи. Если меня дома не будет, ключ висит за ставнем у крыльца.
И опять, после этих слов старика, словно горячая волна обожгла Кольку. Ключ от дома! Ему? Странные мысли одолевали парнишку. И хотя Николай Герасимович не сказал ему ни слова о краже, о его жизни и поведении, Колька знал твердо: с воровством покончено навсегда.
…Несколько лет назад Николай Герасимович умер, так и не осуществив своей мечты. Николай Тупикин учится в сельскохозяйственном институте. В комнате, где он живет, много цветов, но два из них: филлокактус и опунция — самые дорогие. Над ними, на стене, в простенькой деревянной рамке портрет человека, мечтавшего вырастить в родном городе кедровые аллеи.
5
Вспоминается двенадцатилетний Васька с Чердынской улицы. Никому не давал этот Васька прохода. Безобразничал в школе. Обворовывал подвалы и сараи во всем околотке. Жестоко избивал сверстников. В кинотеатре «Комсомолец» мне пришлось однажды вмешаться и остановить прямо-таки зверское избиение маленького, щуплого паренька в очках. За шиворот оттащил от несчастного мальчугана обидчика. Это опять был он, Васька. Откуда такая злость, агрессивность у двенадцатилетнего парнишки? Но когда пригляделся к житью-бытью Васьки, понял — откуда.
Он вырос в неблагополучной семье: ежедневные драки, скандалы, взаимные оскорбления, жестокие побои. Вряд ли мальчишка когда-нибудь ел досыта. Потом я выяснил, что он даже не знал, когда у него день рождения! Обозленный на весь белый свет, постоянно унижаемый в семье, он не встречал доброты и со стороны окружающих его людей. Как же тут не ощетиниться! Как тут не привыкнуть к злу! Во дворе и взрослые, и дети смотрели на него кто с боязнью, кто с ненавистью, кто настороженно и недоверчиво. В школе он был объектом постоянных нареканий, упреков, обвинений во всех грехах, словом, обузой коллектива, лишним человеком в классе.
Решался вопрос о направлении Васьки в специальную школу-интернат для «трудных». Казалось, все педагогические методы исчерпаны и тип этот неперевоспитуемый. Тогда и произошло событие, перевернувшее всю Васькину жизнь.
Таисья Матвеевна, одинокая добрая женщина, жившая в соседнем доме, как-то прознала о дне рождения мальчишки. Зазвала к себе, состряпала домашний пирог. Угостила. Подарила Ваське котенка. Маленького, рыжего, пушистого, беззащитного и доверчивого. С тех пор парнишку словно подменили. Вроде жил в той же семье, учился в той же школе, так же вокруг на него косились. Только как-то мягче стал Васька, добрее. Реже стал срываться. После школы чаще всего время проводил у Таисьи Матвеевны. Котенок-то у нее жил. Дома разве можно держать такое маленькое, беззащитное существо!
И хотя по-прежнему стоял на учете в детской комнате милиции, даже тут отметили, что изменился парнишка к лучшему.
Вскоре уехал я с Чердынской и долго ничего не слышал о Ваське. А недавно встретил начальника инспекции по делам несовершеннолетних Зою Васильевну Новикову, вспомнил о своем знакомом, поинтересовался его судьбой.
— Учится в ГПТУ, — ответила Зоя Васильевна, — ушел от родителей в общежитие. Не окажу, что паинька, но здорово изменился, совсем другим стал. В чем причина? Мальчишка впервые увидел: не все в мире зло. Доброта, она лечит.
6
Случается, что и во внешне, казалось бы, благополучных семьях вырастают социально опасные характеры и происходят трагедии. «Баловать ребенка все равно что бросить его». В справедливости этой японской пословицы я не раз убеждался на практике.
Однажды в дежурную часть Верх-Исетского ОВД обратился весьма солидный мужчина, занимавший, как я узнал позднее, довольно высокий пост в одном из свердловских трестов. Он сообщил, что его тринадцатилетнего сына среди бела дня жестоко избили неизвестные хулиганы в сквере у Дворца молодежи за то, что он отказался с ними пить вино. После избиения его насильно напоили и оставили одного, беспомощного, в сквере.
Было над чем призадуматься! Однако я все же усомнился в справедливости слов заявителя. Дело вот в чем: мальчика, по словам отца, подобрала бригада «скорой помощи» и доставила в детскую больницу № 11 Верх-Исетского района. Но в этот день в дежурную часть сообщений о нанесении телесных повреждений (тем более ребенку!) не поступало. Я, как мог осторожно, высказал свои сомнения отцу.
Лучше бы я этого не делал! Что тут началось… Отец обвинил меня в черствости, эгоизме и бездушии. Заявил, что о случившемся ему рассказал сын, который никогда родителей не обманывал. Возмущенный папа кричал, что дома у них всегда стоит вино и что сын не позволял себе ни разу к нему прикоснуться и т. д. и т. п. К вечеру я отыскал друзей Вити — сына заявителя. Ребята рассказали, что в тот день Витя принес из дома пять рублей и предложил купить вина. Они купили три бутылки «Вермута» и выпили их в сквере у Дворца молодежи, после чего Витя, который выпил больше всех, опьянел и тут же, на траве, уснул, а они ушли домой. Рассказали мне мальчишки и о том, что пили вино по инициативе Вити уже не раз. Случалось, и у него дома.
Я поехал в больницу. Витя, высокий, стройный, черноволосый и черноглазый паренек, приятно удивил меня широким кругозором, знаниями в области науки, техники и литературы, независимостью и категоричностью суждений. Однако особенно мне бросилось в глаза его пренебрежительное отношение к родителям, нотки иждивенчества и эгоизма, присущие крайне избалованным детям. Он рассказал мне, что частенько приглашал домой друзей и они понемногу выпивали из многочисленных бутылок с вином, про которые упоминал Витин отец. Мальчик никогда не знал отказа в деньгах. Получал любую понравившуюся ему вещь. А родителям Вити не хватало искренности и откровенности в общении между собой, с окружающими людьми, в контактах с сыном.
С поражающе откровенным цинизмом мальчишка заявил, что у папы на всякие случаи жизни есть в запасе не менее десяти дежурных фраз: для мамы, для сына, для сослуживцев, для родственников и т. д.
— Вся жизнь — сплошное вранье, — подытожил он.
Переубедить его было просто невозможно…
Позже я несколько раз встречал Витю в детской комнате милиции. Его поставили на учет, но он продолжал катиться по наклонной плоскости. Дело закончилось тем, что за участие в групповом хулиганстве Виктор был осужден и отправлен в колонию для несовершеннолетних.
Спустя шесть лет я снова встретился с Виктором. Он рассказал, что женился, работает на заводе, в семье растет дочь.