Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

Она готовилась к отъезду за границу, но проволочки с денежными переводами и паспортами задерживали ее в Петербурге.

— Мы поедем сначала в Швецию, — говорила она Афанасьичу. — Я бы предпочла жить в Англии, но туда слишком далеко и опасно добираться. Поселимся где-нибудь поблизости от Стокгольма — в достаточно уединенном месте, чтобы не встретить знакомых, но где при необходимости можно будет быстро связаться с поверенными или вызвать хорошего врача.

Афанасьич был согласен и на Англию, и на Швецию, и на любую другую страну, с беспокойством наблюдая, как его барыня тает на глазах.

— Опять ничего не покушали, — ворчал он и подсовывал ей настойки из трав — для сна и аппетита, которые только и помогали Докки хоть как-то себя поддерживать. Ее снедали мысли о нарочито брошенном матерью «Дотти», и она не находила покоя, пытаясь понять, каким образом это имя стало известно ее родственникам. Она не могла поверить, что Палевский заключал на нее пари и обсуждал ночь, с ней проведенную, со своими приятелями.

«Этого не может быть, — думала Докки. — Все, что я слышала о нем, говорило о его благородстве. Даже когда он расставался со своими любовницами, то не делал эти истории достоянием света. Мужчины, которые бесчестно поступали с женщинами, известны, и их имена у всех на слуху. Но среди них никогда не упоминался Палевский. Катрин Кедрина и княгиня Думская с большим уважением отзывались о нем, и я склонна доверять их мнению. Но откуда матери может быть известно, что он называл меня Дотти?!»

Бывая в обществе, она пыталась понять, что знают знакомые о ее связи с Палевским, но не замечала ни насмешливых или осуждающих взглядов, не слышала перешептываний или пересудов. Создавалось впечатление, что о «Дотти» знает только ее мать и… Кто еще? Ни Ольга, ни ее бабушка не упоминали об этих слухах, хотя уж кто-кто, а княгиня Думская всегда в курсе всех сплетен, гулявших в свете. Катрин Кедрина, чей муж был приятелем Палевского и должен бы знать об этих разговорах, также ни разу не намекнула, что та ночь у Двины стала достоянием гласности.

Тем временем русские войска оставили Смоленск и отступили на московскую дорогу, так и не дав генерального сражения. В героях ходил генерал Витгенштейн, остановивший неприятеля к северу от Полоцка, а также князь Багратион, который, по слухам, рвался бить врага, но был сдержан осторожным Барклаем-де-Толли — его ныне все называли изменником и трусом.

— Вместо того чтобы проводить совместные действия против французов, командующие двух наших Западных армий под Смоленском грызлись и делили власть, — Катрин, как всегда, была в курсе всех военных дел.

— По инициативе пылкого Багратиона, — догадалась Докки и, позвонив, приказала подать чай. С некоторых пор у подруг появилась традиция собираться днем в ее особняке, где в тиши библиотеки, без помех они могли общаться друг с другом и обмениваться последними новостями.

— Его темперамент известен, — усмехнулась Катрин. — Конечно, армии нужен один полководец. Его величество, говорят, отчаянно сопротивлялся назначению Кутузова — он терпеть его не может, но государя уговорили, поскольку светлейший имеет немалый опыт ведения войны, пользуется авторитетом в войсках и в обществе и является не шотландцем, не немцем, а русским, что в сложившейся ситуации немаловажно.

Докки кивнула — после недавнего пожалования Кутузову титула светлейшего князя за заслуги перед Отечеством в турецкой войне, все хором прочили именно его в главнокомандующие объединенных армий.

— Может быть, теперь остановят французов, — Ольга вздохнула.

Швайген несколько дней назад уехал в армию. Докки знала, что перед расставанием барон и ее подруга проводили вместе много времени. Об этом ей по секрету сообщила Думская, да и сама она видела их несколько раз, проезжая в экипаже по городу. Когда Швайген перед отъездом нанес визит Докки, то прощался с ней уже без нежных взглядов и страстных пожатий рук — тепло и по-дружески, как старый добрый приятель.

— Вы чудесный человек и очаровательная женщина, — сказал он. — И я желаю вам обрести счастье, которого — ей-богу! — вы, без сомнения, заслуживаете.

Докки была крайне тронута этими словами, заверила его, что всегда относилась к нему с большой симпатией, и пожелала ему удачи и скорейшего и благополучного возвращения с войны.

«Очень хочу надеяться, что со Швайгеном ничего не случится и у Ольги все сложится гораздо лучше, чем у меня… Только бы пережить эту ужасную войну, которой пока нет конца и края», — Докки взглянула на бледное лицо подруги.

— Все думали, что под Смоленском будет большое сражение, но наши вновь избежали его, а Бонапарте в отместку разнес город артиллерией, — меж тем говорила Катрин, доставая из ридикюля письмо. — Григорий пишет, силы по-прежнему неравны, хотя армии объединены. Он описал мне бой, когда их корпус с небывалым упорством и ожесточением дрался с превосходящим его раз в шесть противником и целый день сдерживал на месте самого Бонапарте. Это, конечно, заслуга Палевского — лишь он умеет так организовать бой и железной волей вести солдат, а те только счастливы воевать под началом такого командира.

Она аккуратно разгладила письмо мужа и добавила:

— Ожидается, что Кутузов даст то генеральное сражение, которое решит исход войны…

Глава V

И сражение произошло — в конце августа. Сначала стало известно о боях под Можайском, где наконец сошлись русская и французская армии. Потом пошли более подробные сообщения о сражении, которое длилось несколько дней, и количество погибших и раненых с той и другой сторон исчислялось десятками тысяч.

Эти волнующие дни Докки много времени проводила с Ольгой и Катрин, ужасно переживающих: одна за мужа, другая — за барона Швайгена, по всем прикидкам успевшего добраться до армии как раз к этому сражению.

Как-то Ольга, заехавшая одна, не выдержала и призналась в своем увлечении Швайгеном.

— Знаю, что в Вильне он ухаживал за вами, — сказала она. — Я никогда не посмела бы даже взглянуть на него, если б не была уверена, что вы равнодушны к нему. Он намекал мне, что вы не ответили на его чувства.

— Вы можете быть покойны, — заверила ее Докки. — Я всегда относилась к Александру Карловичу с симпатией, но исключительно дружеской. Да и он не питал ко мне более возвышенные чувства, нежели обычное расположение. Просто нам всегда было приятно находиться в обществе друг друга.

— За годы моего вдовства он первый мужчина, который затронул мое сердце, — прошептала Ольга. — И если сейчас с ним что-то произойдет…