Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

— Простите, я прослушала… Вы что-то сказали о Палевском?

— Ну да, — кивнула Ольга. — Я сказала, что он здесь, в Петербурге.

Глава VI

Он здесь! Где-то в этом городе, может быть, на соседней улице или в соседнем доме. Докки почувствовала и несказанное облегчение, и невыносимую горечь: она была бесконечно рада, что Палевский жив и, видимо, здоров, раз смог проделать путь до Петербурга, но до невозможности рассердилась на него. «Он не счел для себя нужным написать мне, — лихорадочно думала она после ухода Ольги, — и позволил мне чуть ли не оплакивать его после вестей о страшной ране, им полученной».

Ольга сообщила, что Палевский приехал в Петербург накануне днем с родителями и сестрой. Они сняли дом на Английской набережной (всего в получасе ходьбы от дома Докки) и едва успели расположиться в нем, как к ним прибыл сам государь, пожелавший лично проведать героя-генерала. Его величество пригласил графа сегодня поутру прибыть ко двору для получения пожалованной за Бородинское сражение награды — ордена Александра Невского. И более того, Палевский непременно обещался быть на именинах княгини, куда были приглашены и его родственники.

Он был здесь и даже не подумал прислать ей записку, не то что навестить ее. «Это невыносимо, — Докки до боли стиснула руки. — Он не вспоминает обо мне, не хочет меня видеть…»

Назавтра ей предстоит идти к княгине, и он будет там. Еще несколько часов назад она сочла бы за превеликое счастье увидеть его, но не теперь, когда знала, что он в городе и не имеет никакого желания возобновлять с ней знакомство.

Одна ночь — и все, думала Докки. Всего одна ночь — и она стала ему неинтересна. Как любовница она оказалась никуда не годной, не умея доставить наслаждение мужчине. Зачем ему возиться с ней, когда вокруг столько женщин — более красивых, более умелых и опытных, готовых броситься ему на шею? Когда рядом не было никого другого, для его постели сошла и она, а теперь…

Докки непроизвольно положила ладонь на едва округлившийся живот и погладила, лаская своего крохотного малыша — частичку возлюбленного, которая навсегда останется с ней.

Вечером Докки должна была идти на прием к графине Мусиной, но, не чувствуя себя в состоянии вынести общество людей, послала ей записку с извинениями и рано улеглась спать, желая только набраться сил на завтрашний день, чтобы пережить его с надлежащим достоинством и терпением.

Утром к ней заявилась взбудораженная Мари.

— Chèrie cousine! — воскликнула она с порога. — Ты не представляешь, кого я вчера видела!

— И кого же ты видела? — Докки отложила книгу, которую держала в руках.

— Графа Палевского! — затараторила Мари и с упоением стала рассказывать о том, как встретила его на вечере у графини Мусиной, куда накануне не поехала Докки. Кузина попала на прием благодаря Вольдемару, который вызывался сопровождать туда «ma chèrie Евдокию Васильевну», и примчалась спозаранку, чтобы поделиться увиденным и услышанным в доме графини. Присутствие там Палевского было, конечно же, главной светской новостью.

— Он похудел на лицо, выглядит изможденным и немного бледным, но это придает ему определенный шарм, — продолжала Мари. — Мне кажется, он стал еще красивее, а его глаза… — она протяжно вздохнула. — Ирина при виде него чуть не упала в обморок. Оказывается, он нас помнит. Так любезно с нами поздоровался! Как жаль, что графиня на своих вечерах не устраивает танцы — уверена, Палевский непременно бы пригласил Ирину. Ах, впрочем, наверное, он не танцует из-за раны. Говорят, у него было ужасное ранение в груди, контузия и… что-то еще. Словом, он чуть не умер от жесточайшей горячки, с которой провалялся полторы недели. За ним ухаживали его мать и сестра. Они думали, что он не выживет. Но граф — такой молодой, такой крепкий мужчина — одолел болезнь и выкарабкался чуть не из могилы.

«В этом вся Мари, — с грустью подумала Докки. — Человек только встал с постели, а она сокрушается, что он, видите ли, не танцует…»

Сама она так и не решила, сожалеть ей о том, что вчера не поехала к Мусиной и тем лишила себя возможности увидеть его, или, напротив, ей избегать его, тем избавляя себя от лишних мучений.

Он будет у Думской, напомнила себе Докки, понимая, что встреча с ним неизбежна и ей следует продумать, как вести себя в его присутствии, чтобы не поставить ни себя, ни его в неловкое положение.

Тем временем Мари сообщила, что Палевский приехал в Петербург по приглашению государя и будет долечиваться под наблюдением лейб-медиков его величества. Вчера ему вручили орден Невского, и теперь вся его грудь увешана наградами.

— И еще он получил золотую саблю с бриллиантами, — новости вываливались из кузины, как из рога изобилия. — Пробыл у Мусиной недолго — с полчаса от силы, и уехал. Сандра Качловская — терпеть ее не могу! — все время возле него крутилась. И Жени Луговская томные взгляды на него кидала. Он был с ней в связи — ты знаешь? Но она для него дело прошлое. Надеюсь, сегодня Палевский будет на обеде у Думской. Здесь еще его родители, сестра и — помнишь? — графиня Сербина с дочерью. Они бежали из Москвы от французов, остановились было в своем имении — то ли под Владимиром, то ли еще где. Но кто знает, куда теперь пойдут французы?! Вот Сербины и подались в Петербург — к Палевским. Неужели она опять начнет сватать ему свою дочь?! Эта бледная мышка Надин совсем не годится ему в жены. Графу нужна более живая и веселая девушка, вроде моей Ирины. Жадова утверждает…

Докки вздохнула, рассеянно слушая кузину, теперь увлеченно перечислявшую качества невест, подходящих Палевскому по мнению мадам Жадовой, среди которых первое место было отведено ее собственной старшей дочери.

— Можно подумать, граф посмотрит на эту блеклую Лизу, — с презрением говорила Мари. — Кстати, Жадова рассказывает, что Палевского на марше сопровождала какая-то дама. Можешь представить: в разгар военных действий он еще успевает между боями амуры крутить. Но дама-то хороша — не постеснялась на глазах у всей армии с ним разъезжать. Верно, девка какая, без стыда и совести.

О край чашки тонко звякнула ложечка, Докки замерла, а Мари, не заметив, как побледнела ее кузина, продолжала:

— Жадова ужасно осерчала на мужа, что он ей ничего о том не написал — об этой даме. В Главном штабе вроде все о том знают. А ей сказала какая-то ее приятельница, чей сын там где-то служит.

«Странно, что разговоры о даме пошли теперь, а не летом, — в замешательстве подумала Докки. — Интересно, это те полдня, что я проехала с Палевским, превратились в „сопровождение на марше“, или речь идет уже о какой-то другой женщине?»