Журнал Наш Современник 2009 #2 - Журнал современник

По многочисленным свидетельствам участников в частях Ограниченного контингента практически не наблюдалась такая болезнь армии, как дедовщина. Если где-то и возникали "вирусы" этой болезни, то они отторгались укрепившимся перед лицом опасности нравственным авторитетом.

19 ноября 1987 года, в пятилетнюю годовщину со дня смерти Александра Кононова, в поселок Вараксино близ Ижевска съехались его однополчане из Свердловской, Пермской, Челябинской областей, из Сыктывкара и Москвы. В квартиру, где живут отец и мать Саши, входили молчаливой процессией. Вначале внесли человека без руки и обеих ног, который обратился к Борису Николаевичу и Таисии Михайловне: "Папа! Мама!"

Это был капитан Радчиков Валерий Григорьевич, бывший командир роты, в которой служил их сын санинструктором и которого Саша вынес истекающего кровью во время боя с минного поля, а потом подорвался сам.

Родители Саши уже знали о ротном Валерии Радчикове. Из устных рассказов о том, как он велел солдатам стоять, а сам пошел проверять, не заминирована ли тропа, и подорвался. Как он, искалеченный, кричал: "Не сметь подходить ко мне!" и как Саша Кононов ослушался на сей раз командира. Из газеты "Красная Звезда", где был очерк о нем "Мужество", о том, что Радчи-кову помогала осваивать протезы тот же врач, Анна Васильевна Бобылева, что ставила на ноги знаменитого Алексея Маресьева. От совершенно незнакомого и как бы "постороннего" человека - слушателя подготовительного отделения Киевского пединститута Николая Щербакова, который случайно услышал от самого Радчикова эту историю и прислал в Ижевский горком комсомола письмо с просьбой не оставлять без внимания Сашиных родителей. "Сашей должны гордиться. Саша должен жить в памяти людей!".

Есть какие-то человеческие качества, которые не измеряются всеми привычными словесными мерками, что-то заставляет людей проникаться особой любовью к малознакомому, а то и вовсе не знакомому, даже случайно задетому краем сознания имени. Саша Кононов из этой породы.

Не случайно памятную встречу за столом у Кононовых Валерий Радчиков начал так: "Почему мы собрались здесь? Да потому, что Саша - это че-ло-век!"

И всю ночь шли разговоры, какой он был человек.

Через несколько лет, когда часть вышла из Афганистана, когда сменилось несколько призывов, от личного состава части пришло письмо с приглашением родителям Саши на открытие памятника.

А на том памятном сборе в квартире Кононовых уже под утро, сидя на расстеленном на кухне одеяле в кругу своих "афганцев", ротный Радчиков, как бы подводя итог ночи воспоминаний, спросил: "Что же в нас главное?" И сам ответил: "Справедливость. Правильно?" И все с ним согласились.

Категорически и с негодованием они отвергают даже намёки на кощунственное обвинение о зря потерянных жизнях.

"Ничто на земле не проходит бесследно… " В октябре 2003 года в Афганистане снова побывал журналист В. Снегирёв, работавший корреспондентом "Комсомольской правды" в годы пребывания там советских войск. Удивительное свидетельство опубликовал он в трёх номерах "Российской газеты". Прошло почти 15 лет после нашего ухода из Афганистана. Несчастный народ пережил ещё распри главарей моджахедов, средневековую инквизицию "Талибана", американские бомбардировки, навязанный оккупационный режим - и вот после всего этого:

"Нас там любят!" в изумлении восклицает журналист, делая такой вывод после многочисленных встреч с афганцами. Перебирая в памяти факты своей новейшей истории, современные афганцы, свидетельствует журналист, считают лучшим своим правителем Наджибуллу, а из мировых лидеров предпочтение отдают Брежневу, при котором, хотя и были введены в их страну советские войска, но были и построены плотины, туннели, дороги, заводы. "Шурави" помогали, "янки" разрушали.

Вот какими "зигзагами" движется историческая логика. Попробуй предугадать, как наше слово или дело отзовётся. И на какой алтарь легли жизни наших мальчиков.

Но вот что странно. Попробовали бы мы сейчас снова ввести свои войска в Афганистан - и афганцы снова встретили бы нас с оружием в руках. Такова логика истории - нельзя облагодетельствовать насильно!

"Со щитом или на щите", - говорили в древности воины, уходя на битву. Была такая форма уверения, что обязательно вернусь. "Со щитом" - значит живой. Или принесут меня на щите. Но изощрённая машина войны всё усовершенствовалась и усложнялась. Рвались снаряды, рвались тела. Закопали бы в чистом поле под ракитой, чтоб чёрный ворон глаз не выклевал - и то успокоение родственникам.

Афганская война стала, пожалуй, первой в истории России баталией, откуда тела погибших доставлялись для захоронения ближайшим родственникам. Были, правда, случаи, когда привозили тела из Кореи, Вьетнама, Мозамбика, Конго, где наших солдат и офицеров официально "не было". Как правило, цинковый гроб приходил с "легендой" о несчастном случае, и не каждый город, не говоря о селе, знал про это. По инерции "чёрные тюльпаны" из Афганистана вначале тоже сопровождались секретностью. И первые жертвы этой войны уходили от нас как будто украдкой. Где-то в дальнем уголке кладбища. Без больших процессий, речей и прессы. И только когда на кладбищах стали появляться целые "афганские" аллеи, когда слухи об официально "отсутствующих" наших потерях стали "секретом Полишинеля", постепенно стала меняться страусиная политика замалчивания жертв.

Государственные похороны. Как правило, они ассоциируются у нас с проводом известных деятелей, чинов, звёзд. Рядовые всё больше проходили по разряду братских могил - так приучила нас наша история. И вот теперь афганская эпопея заставила выработать целую систему мер организации государственных похорон каждого погибшего на войне.

С одной стороны, мы как бы поднялись на ступеньку выше по пути цивилизации и гуманизма. Но, с другой стороны, общеизвестна неповоротливость нашей бюрократии. А в таком деликатном деле необходим тонкий душевный механизм взаимоотношений власти, военкоматов, места работы или учёбы погибшего, его семьи. Как эту деликатность соединить с нехваткой средств на все атрибуты и процедуры? Где найти таких "гибких" чиновников, которые были бы способны совместить чувство с параграфом инструкции? Вот и получалось: где-то неутешное горе матери смягчалось от деликатного обхождения, а где-то подливалось масло в огонь чиновничьим выговором: "Вы же говорили, что прибудет на панихиду человек тридцать, а их тут - за сто!" Это, конечно, крайний пример нравственной глухоты, когда даже во время траура наносится ненароком обида. А сколько обид начинается после траура! Сколько их приходилось читать в материнских письмах! Про забытые обещания поставить памятник на могиле. Про бесконечную переписку по поводу затерявшейся награды. Про разные версии обстоятельств гибели. Даже про захоронение под чужим именем (не могло обмануться материнское предчувствие: не её сын был в цинковом гробу, который нельзя было вскрывать).

О, матери погибших "афганцев"! Эту тему никак не обойдёшь, рисуя портрет поколения "последних из СССР". Можно даже признаться, что именно материнские письма, - а они-то и были основными источниками изучения и "воскрешения" павших - подтолкнули к мысли о необходимости сохранения памяти не только каждого отдельного имени, но и всего поколения как уникального социально-психологического явления, рождённого и выросшего в относительно спокойный, благополучный период истории нашей страны и воспитанного в духе служения высоким идеалам.

По многим причинам нельзя было вскрывать цинковые гробы, приходившие из Афгана. Это обстоятельство для многих матерей было особенно непереносимым. Как же так?! Ведь вот он, рядом, а я не могу припасть к его телу, обцеловать родное лицо. И первое подозрение: а вдруг ошибка? Подозрение перерастает в спасительную уверенность: здесь не мой сын! А мой жив: он где-то, может быть, в плену.

С этой мыслью уже много лет живет Зинаида Игнатьевна Бевз. Уже и мужа Анатолия Петровича похоронила рядом с сыном, уже младший Юрий, давно взрослый, вместе с невесткой Маргаритой внучат ей подарили, а она не может примириться с мыслью, что Игоря нет.

"Судите сами, - говорит. - Всего двадцать дней оставалось до конца службы. Вот какое письмо прислал: "Здравствуйте, дорогие мои папа, маманя и братик Юра. Надеюсь, в этом году будем встречать Новый год за семейным столом. Нас сразу не отпустят, пока замену не пришлют, но вы сильно не переживайте за меня. Я очень занятый. У меня за спиной целый взвод, и я за них отвечаю. Так что, мои дорогие, не волнуйтесь, до скорой встречи. Ваш сын и брат Игорь".

Как мы ждали, как готовились к встрече!

И вот 7 сентября муж приходит с работы, а следом за ним пришла машина командира. Я набросилась на мужа: опять что-то натворил? Если что с самолетами - волос на голове не хватит расплатиться. А они все молчат. Дол-