Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова

плохого не сделал? Почему ты почти не возникала, когда приходил Роберт? Ведь там с его стороны было больше, чем дружба: он, Роберт, был влюблен в меня, и ты это отлично знаешь».

Ее ответ ошеломил меня, поверг в смятение: «Потому и не возникала, что не тревожилась за тебя – за то, что ты натворишь глупостей. Потому что сама-то ты не была влюблена в Роберта».

Вот это новость! Она что же, полагает, что я влюбилась в Джонни?! У меня даже слов не нашлось, чтобы что-то ответить ей. Ничего себе, какая фантазия разыгралась у моей бдительной мамульки! Впрочем, подобающих для данного случая слов у меня нет и сейчас, поэтому я молча отправляюсь спать. Спокойной ночи.

21 сентября

Четверг

Целую неделю мы с Нинкой напрасно караулили в обеденное время появление почтальона, а сегодня долгожданная газета наконец-то пришла. Хоть и врет она безбожно, но все же иногда между строк можно догадаться об истинном положении дел.

Да, ждали мы эту газету не зря. Интересные условия из двадцати пунктов предлагает при подписании перемирия с Румынией наше правительство. Под советское ведомство переходят все румынские промышленные предприятия, все пути сообщения и все виды транспорта, а также все рудники и шахты, занятые добычей полезных ископаемых. Словом, бывшая союзница Германии отдает нам все, чем живет страна. Кроме того, она выплачивает нам полную контрибуцию за понесенные убытки, возвращает всех военнопленных и после этого идет вместе с нами войной против Германии. Здорово, правда?

Немцы при виде всего этого в истерике. Не иначе как чувствуют, что и для их распрекрасной Дейтчланд готовится то же самое. Вопят истошными голосами, вновь призывают, клянутся, обещают… В газете есть несколько заметок за подписью солдат РОА, где расписывается, как им хорошо служится, как немецкий прихвостень Власов заботится о них, какую шикарную жратву они получают и как немецкие девушки их любят. Тут же помещены очередные призывы к русским «остарбайтерам», к украинцам и даже к полякам активно вступать в «Русскую освободительную армию», с тем чтобы помочь великому фюреру и его славным солдатам быстрее разделаться с чумой всего человечества – с большевизмом, освободить Россию и закабаленные Советами страны от крепких пут социалистического мракобесия.

И они еще продолжают хорохориться! Тьфу!

Привлекла внимание еще одна корреспонденция. На территории Голландии англо-американцами высажен воздушный десант. В настоящее время там идут упорные бои, в результате которых имеются тяжелые потери с обеих сторон, но, конечно же, по словам лгунов-газетчиков, больше всего на стороне англо-американцев.

Это все – печатные новости. А вот – устные, ходячие. Первая из них – тоже о десанте, однако о другом. Будто бы где-то в округе Мариенвердера обнаружен советский партизанский отряд, доставленный сюда с воздуха для проведения различных подрывных работ. Все бауеры получили приказ – немедленно, прихватив с собой имеющееся вооружение и соответствующие припасы, отправиться на поиски парашютистов-десантников. Наш Шмидт, вооруженный охотничьей двустволкой, обвешанный патронташем и какими-то торбами, тоже покатил с физиономией басмача на мотоцикле в сторону Мариенвердера. Я страстно трижды поколдовала ему вслед из сарая: «Чур вас… Черта с два найдете!», «Чур вас… Черта с два найдете!», «Чур вас… Черта с два найдете!».

Вторая принесенная Ваней-Черным из «Шалмана» новость – та, что из немецкого населения будут подлежать эвакуации только женщины и дети. Все мужчины останутся на местах для защиты своих владений. Вот это номер, если, конечно, правда! А как и что будет с нами? Ваня сказал, что слышал от швайцера, будто всех иностранных рабочих, а из них в первую очередь «остарбайтеров», как самых неблагонадежных, обязательно погонят на Запад, подальше от приближающихся «красных». Господи, ничего я так не хочу, как того, чтобы наши сумели организовать здесь хотя бы совсем маленький «Сталинград», чтобы мы попали в «котел». Боже мой, если бы только удалось остаться, попасть к своим! У меня – да и не только у меня – у всех нас – настроение, какого еще, кажется, никогда не бывало. Все валится из рук, и лишь одни мысли, одни разговоры волнуют бесконечно: идут. Где они? Когда? Скоро ли?

Для всех уже ясно – осталось ждать считаные дни. Неясен лишь один вопрос: выживем ли? Кто из нас останется жить, а кто… Ну, все равно. Не я, так другие увидят светлые дни. Но они придут, обязательно придут эти дни!

Сегодня сеяли с Леонидом озимые. Я, как всегда, уподобясь Мопсу, бегала за машиной и твердо знала – сейчас мы работаем не для Вермахта, а для наших. Только для наших! А вообще-то, я поражаюсь поведению немецких бауеров, безрассудному, на мой взгляд. Кажется, всему для них настает конец, все рушится, все летит в тартарары – а они скрепя сердце (не может ведь быть, чтобы они были спокойными) продолжают свои обычные дела – обрабатывают землю, сеют хлеб… Что это – исконная потребность земледельца или же отчаянная надежда, что все еще образуется?

24 сентября

Воскресенье

Вчера вечером договорились идти большой компанией с утра в лес за грибами. Еще не было шести, когда раздался короткий стук в окно. Наша Нинка тоже собиралась с нами, но проснувшаяся от стука Сима сонным шепотом не велела мне будить ее – последние недели Нина по приказу Шмидта работает вместе со всеми в поле, очень устает – так пусть хоть в воскресенье поспит подольше.

– Я бы и тебе не советовала идти. По-моему, всю ночь дождь поливал. – Сладко зевнув, Сима села на кровати, отогнула край маскировочной шторы на окне. – Посмотри, какая еще темень. Кругом затучило…

Но я все же решила не нарушать данное слово, тем более что под окном уже ждала братва от Бангера. Быстро, неслышно натянула на себя приготовленную с вечера одежду, в коридоре всунула ноги в деревянные клемпы, затем зашла в кухню за корзиной. Там отрезала ломоть хлеба, завернула в газету несколько оставшихся с вечера вареных картошин, отсыпала из солонки соли.

Неожиданно выглянул из кладовки заспанный Юзеф, узнав про «грибной поход», вначале рассердился – «почему его не позвали?» (интересно, а когда я могла бы его позвать, если он весь вчерашний вечер проторчал у Яна с Зигмундом и явился домой уже за полночь, когда все спали?), затем сказал, что тоже пойдет с нами, и велел «трохи почекать» его.

К моему великому разочарованию, из всей «бангеровской братвы» на крыльце ждал в одиночестве лишь Джованни. Оказывается, Клава с Ниной и Кончитта тоже испугались дождя, решили не трогаться из дома и теперь, досматривая воскресные сны,