Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова

проявила свойственную, видимо, ей мудрость и ни взглядом, ни намеком не выразила своего негативного ко мне отношения (если у нее действительно такое отношение имеется). Наоборот, и она, и Степан встретили нас очень приветливо, расспрашивали о жизни, о новостях по дому, шутили, беззлобно подтрунивали над Джоном.

Время до вечера пролетело незаметно. Джонни сбегал в лагерь за граммофоном, а потом притащил еще и аккордеон, и мы то слушали музыку, то разговаривали с вахманом.

Хельмут Кнут – белокурый, 24-летний парень с серо-голубыми глазами, стройный и подтянутый. Он родом из Баварии, а воевал под Сталинградом. Незадолго до окружения был ранен и вывезен самолетом в Фатерланд, где почти около года лечился в госпиталях. У него ранение обоих легких. Говорит он трудно, с хрипом, а при малейшем напряжении, особенно при волнении, переходит на свистящий полушепот. При этом его лицо краснеет, становится одутловатым. Смотреть на него в такие моменты неловко и неприятно, и даже ощущаешь что-то вроде чувства виноватости за собственное здоровье. Войдя в комнату, вахман сдержанно поздоровался со всеми за руку, скромно примостился в сторонке. Было похоже, что он не собирается вступать в разговоры, а пришел послушать других, просто посидеть в компании.

Юзеф первый начал: «Ну что, камерад… Похоже, что войне скоро конец, а Гитлеру – капут».

Немец без улыбки ответил: «Да. Похоже. Теперь недолго. Русские стремительно продвигаются, бои, как вам, несомненно, известно, идут уже на земле Рейха. – Стараясь наладить дыхание, он помолчал немного, затем продолжил: – Но я думаю, что еще много крови прольется, прежде чем наступит конец. Гитлер – помешанный на власти маньяк и убийца. Ему мало того, что ввергнул Германию и германский народ в бездну. Сейчас он готов пойти на любую крайность, чтобы и все остальные народы последовали туда же».

Честно признаюсь, меня смутили подобные прилюдные откровения из уст немецкого солдата, к тому же – вахмайстера, и я почувствовала какую-то душевную неуютность. Джонни тотчас заметил это, пригнувшись, шепнул ободряюще: «Не бойся… Он – свой в доску парень».

Между тем вахман продолжал: «Весь мир проклинает сейчас Гитлера, а вместе с ним и Германию, и будет проклинать еще долгие-долгие десятилетия… Хорошо, что многие из нас, немцев, уже прозрели, начали понимать, что к чему, где зло, а где добро».

Я спросила осторожно: «Вы антифашист?»

– Нет. По крайней мере, до сих пор им не был. Но готов сделать все для того – если, конечно, позволят силы и здоровье, – чтобы даже фашистского духа не осталось в послевоенной Германии. – Он снова помолчал, тяжело переводя дыхание, затем добавил с каким-то непонятным вызовом: – Моя Родина, если ей еще суждено существовать, должна возродиться заново, начать новую жизнь, начисто перечеркнув все то, чем жила с 1933 года.

Надо же. И этот молодой, покалеченный на войне немец, как и старый антифашист Маковский, толкует о какой-то новой Германии и при этом, кажется, искренне верит в нее.

Мы еще немного поговорили в таком же плане, потом Джонни взял в руки свой аккордеон с голубыми перламутровыми клавишами, сказал, с улыбкой обводя каждого глазами:

– У меня предложение: давайте споем сейчас вместе гимн всех честных народов планеты. Давайте споем «Интернационал». Посмотрите, ведь нас тут – действительно настоящий интернационал: русские, украинка, поляк, немец, англичанин. Мы все ненавидим фашизм, потому что знаем, сами испытываем, что он представляет из себя, какую опасность несет человечеству… На всякий случай пусть кто-нибудь встанет у окна… Стив, последи ты, пожалуйста.

Степан без промедления подошел к окну, а раскрасневшийся Джон, пробежав пальцами по клавишам, кивнул, подавая знак, головой. «Ну, начали…»

И мы запели – вполголоса, каждый на своем языке, волнуясь, страшась и радуясь, под негромкий аккомпанемент аккордеона. Странная была эта песня, звучавшая на пяти разных языках, звучавшая несмело, зато искренне, а в общем-то, так здорово!

…Это есть наш последний

И решительный бой.

С интернациона-а-алом

Воспрянет род людской…

Пел, оглядывая всех лукаво блестевшими глазами, Джонни. Пели, не глядя ни на кого, очень серьезные поляк Юзеф и немец Хельмут Кнут. Пели, смущаясь, с улыбками переглядываясь, мы с Галей. Старательно выводил слова и мелодию песни стоявший «на шухере» Степан, и тоненько вторила ему притулившаяся на краешке скамьи мудрая «бабця». А допев до конца, все разом засмеялись от радостного смущения и, чувствуя какую-то удивительную душевную просветленность, взаимное доверие, уверенность, что дружбе нашей не будет конца, что бы в мире ни случилось, в едином порыве крепко сплели наши руки. И опять-таки это было так здорово, так искренне!

Разошлись совсем друзьями. Хельмут, этот «свой в доску парень», прощаясь, сказал: «Я рад нашему знакомству. Верьте, я весь с вами».

Джонни проводил нас до железнодорожного переезда и вернулся в лагерь. А мне не терпелось, пока не развеялись впечатления от встречи, поскорей засесть за свою тетрадь. Это светлое, чистое чувство не покинуло меня и сейчас, воспоминание о странном, разноязычном «Интернационале», который так неожиданно объединил всех нас, до сих пор приятно согревает душу, располагает к размышлениям. Как бы, в самом деле, было хорошо, думаю я, если бы не стало больше в мире врагов, а воцарились дружба и взаимопонимание между всеми народами на вечные времена. Неужели такая страшная война, думаю я, ничему не научит человечество и появится когда-нибудь еще один маньяк и убийца, подобный Гитлеру, который вновь начнет бредить о мировом господстве, возомнит себя исключительным. Нет, думаю я, люди всех стран и континентов не допустят больше этого, не должны допустить!

20 сентября

Среда

Время летит, как пущенная из лука стрела, события сменяются одни за другими со скоростью автоматных очередей. В эти насыщенные новостями дни жизнь кажется порой нереальной, мелькает, как кадры киноленты, на экране. Иногда даже не успеваешь удивляться этой сумасшедшей быстроте. В общем, как говорится в песне, – «Жить стало лучше, жить стало веселей».

Ну как, например, не радоваться тому, что капитулировавшие перед Советским Союзом Румыния и Финляндия объявили войну своей бывшей союзнице, патронессе и вдохновительнице – Германии? Или как не ликовать по поводу того, что советские войска победно вступили в столицу Болгарии – Софию, а в Прибалтике вот-вот падет Таллин?

Однако сегодняшняя новость, пожалуй, превосходит по своему значению все вместе взятые предыдущие. Она буквально ошеломила нас. Пришел приказ всем бауерам в трехдневный срок быть готовыми к эвакуации, чтобы в любую минуту можно было тронуться в путь.

Ох и заметались же они, забегали, запаниковали! Вечером прибежала Вера, рассказала, что в Литтчено творится невообразимое: на улице повсюду развешивают одежду, трясут белье,