Жизнь графа Дмитрия Милютина - Виктор Петелин

Славянофильство и западничество закончилось, писал Аполлон Григорьев, «Славянофильство хотя и пало, но пало со славою. Западничество же дожило до грустной необходимости сказать свое последнее слово, и слово это единодушно, единогласно, так сказать, всею землею было отвергнуто с негодованием». Появилось третье направление – почвенничество, которое вслед за Григорьевым развивал в «Ряде статей о русской литературе» Федор Достоевский, примиряющее образованную цивилизацию с простым народом, который пашет и сеет, выращивает продукты сельского хозяйства, работает на фабриках и заводах, служит в армии рядовыми солдатами. Между образованным слоем и простым народом существует трагический разлом, чудовищная разница в образовании, нужно этот разлом преодолеть, нужно народу дать образование, чтобы народ узнал лучшие достижения мировой культуры.

Но разве не эти мысли положены в основу всеподданнейшего доклада Военного министерства? Не только преобразование всей военной системы во всех ее областях, но и значительные перемены в отношении к солдатам отменили унизительную обстановку набора рекрутов, изменилась сама обстановка обучения солдат, стали солдат обучать грамотности, заниматься гимнастикой, фехтованием, стрельбой в цель, глубоким усвоением уставов, поставлена цель улучшить и удешевить вопрос обмундирования и снаряжения войск, чтобы сделать его более компактным, легким и удобным в использовании. А разве в докладе не говорится об одной из самых трудных задач – поднять нравственно положение солдата и в особенности унтер-офицера? Ведь в 1861 году много солдат было призвано в виде наказания, брали за бродяжничество и дурные поступки, неблагонадежных в своем поведении, несколько воспитанников военно-учебных заведений было зачислено за дурное поведение. Все это свидетельствует, что на службу в армии все еще смотрели как на какое-то исправительное заведение, в котором можно исправлять человека… Так что и здесь, в армии, вскоре мы будем наблюдать, как образованная часть общества будет учить солдат грамотности и повышать их нравственный уровень, таким образом мы ликвидируем тот трагический разлом, который образовался между цивилизованным обществом и народом, о чем так скорбели Аполлон Григорьев и Федор Достоевский.

А потом неожиданно для Милютина мысли его переключились вновь на Тотлебена, ставшего в ходе реформы директором Инженерного департамента, каким он и был, и начальником штаба генерал-инспектора по инженерной части. Почему эти направления одной и той же инженерной работы разделялись на две структуры? Их нужно было слить в одну, а руководителем стал Эдуард Иванович Тотлебен, прославленный герой Севастопольской обороны во время Крымской войны. Он не раз говорил, возвратившись из поездки по заграничным крепостям, что в отношении фортификационном наши крепости не уступали иностранным, крепости в Шербурге и Тулоне уступали Кронштадту и Свеаборгу, те крепости расположены в больших городах, а наши крепости были чисто военными пунктами… Но сколько еще предстоит сделать с этими крепостями, а денег дают очень и очень мало, правительство призывает к сокращению военных расходов. Лишь три крепости представляют серьезное значение – Новогеоргиевск, Ивангород и Брест-Литовск, но и здесь еще очень много нужно сделать, чтобы усилить эти опорные пункты нашего стратегического плацдарма на Висле. Милютин хорошо помнил разговор с Тотлебеном:

– Я могу, ваше превосходительство, указать причины неудовлетворительности этих крепостей: во-первых, нет необходимых средств, чтобы возвести отдельные передовые форты, да и многие другие работы остались недоконченными, во-вторых, все наши крепости возведены по схемам, разработанным еще участником Семилетней войны Марком Рене де Монталамбером, французским военным инженером, теоретиком фортификации; его книга «Перпендикулярная фортификация» хорошо была усвоена немецкими военными, а от них перешла и к нам; он предложил строить крепость как башни, которые получили вскоре название Монталамберовы башни, он был против бастионной системы крепостей, он предложил строить крепостные форты так, чтобы можно было организовать перекрестный огонь, оборонительные линии должны быть перпендикулярны, а впереди крепости – одну или две линии малых фортов; мы так и делали, но теперь спохватились: огонь усовершенствованной артиллерии легко может разбить каменные стены крепости, если они не прикрыты с поля земляными насыпями. Теперь-то ясно, что все новейшие крепости необходимо переделывать, а для этого нужны средства…

Милютина всегда удивлял генерал-адъютант Тотлебен, умный, распорядительный, грамотный в военном деле… Но вспомнился не только Тотлебен, вспомнил он и генерал-лейтенанта графа Гейдена, генерал-майора Кауфмана, тайного советника Якобсона, генерал-лейтенанта Данзаса, генерал-лейтенанта Карлгофа, ротмистра Веймарна, генерала Баумгартена, старых генералов Ридигера и Лауница – это только всплыли имена в Военном министерстве, а в дипломатическом корпусе тоже очень много немцев, шведов, остзейских баронов… Почему? Разве нет талантливых русских, знающих военное дело, знающих языки и тонкости дипломатического обхождения? Есть, конечно, но император Николай Первый терпеть не мог русские имена, больше опирался на немцев, тридцать лет держал еврея Нессельроде на высоком положении канцлера по иностранным делам… Вот кому надо было бы знать о славянофилах, о почвенниках, знать, откуда произрастает патриотизм, любовь к своему Отечеству… Так что очень хорошо, что литераторы и журналисты заговорили о почвенничестве как актуальнейшей проблеме, это поможет нашим военным реформам.

Странной, однако, является полемика вокруг нового литературного направления в журнале «Современник», автор одной из статей Чернышевский, «Антропологический принцип в философии», доказывает, что человек любит самого себя, в любых его поступках лежит та же мысль о собственной личной пользе, лежит чувство, называемое эгоизмом, и не просто эгоизм, а разумный эгоизм… И Милютин вспомнил свои профессорские годы, когда все увлекались Гегелем, немецкой философией и немецкой литературой, вспомнил и Макса Штирнера, особенно его сочинение «Единственный и его достояние», в котором он доказывал, что единственная реальность – это «я», человеческая личность, индивид, эта теория уничтожала всю православную этику, уничтожала весь многовековой опыт истории государства Российского… Милютин вспомнил слова этого сочинения, а память у него была уникальная: «Не ищите свободы, ищите себя самих, станьте эгоистами, пусть каждый из вас станет всемогущим «я»… Эгоисту принадлежит весь мир, ибо эгоист не принадлежит и не подчиняется никакой власти в мире… Наслаждение жизнью – вот цель жизни… Вывод, который я делаю, следующий: не человек мера всему, а «я» – это мера…» Все православие, все христианские заповеди таким образом перечеркнуты, а то, чем жил русский народ, предано забвению.