Фитин - Бондаренко Александр Юльевич

Их, казалось бы, неистощимые людские массы так поредели в двухлетней борьбе, что они вынуждены призывать самых юных и стариков. Наша пехота, как всегда, в такой же мере превосходит русскую, как наша артиллерия, наши истребители танков, наши танкисты, наши сапёры и, конечно, наша авиация.

Могучий удар, который настигнет сегодняшним утром советские армии, должен потрясти их до основания. <...>»[443]

Ладно, хватит, надоело! В обращении этом чувствуются паника и неуверенность... Особенно — пассаж с танками и про юнцов и стариков, словно бы германские солдаты не видели, кто реально противостоял им на поле боя. А вот про «могучий удар» — это оказалось очень точно. Правда, удар был не с той стороны: ровно за пятнадцать минут до начала германской артподготовки наступления — этот срок сообщила разведка — по немецким позициям внезапно был открыт ураганный артиллерийский огонь, который нанёс фашистам серьёзные потери и заставил их отложить на несколько часов время начала атаки. Хотя, если бы удар был нанесён минут за семь-восемь до назначенного времени, он тогда оказался бы ещё более эффективным — это признавал маршал Рокоссовский, командующий войсками Центрального фронта. Но нервы у всех были на пределе — всё-таки стопроцентной уверенности, что гитлеровцы начнут наступление именно здесь и в известный нам момент, не было. Так что когда стало ясно, что немцы всё-таки переходят в наступление, то сам Рокоссовский, член военного совета Телегин и начальник штаба фронта Малинин чуть было не обнялись от радости — но сдержались. Какая может быть радость, когда впереди такое ожесточённое сражение?

Вот так началась историческая битва под Курском. Об этом сражении можно рассказывать очень много, но... описание боевых действий — это, повторим вновь, уже не наша задача.

А потому мы завершаем рассказ о событиях лета 1943 года и возвращаемся в Центр, где как раз в то самое время — точнее, накануне начала сражения на Орловско-Курской дуге, — происходили немалые перемены, в том числе и внешнего порядка.

Ещё 6 января 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР для личного состава Красной армии были введены новые (на самом-то деле весьма старые и традиционные) знаки различия — погоны. Тем самым победоносную Красную армию, сокрушившую (это к тому времени уже не вызывало сомнений) гитлеровцев в Сталинграде, как бы даже внешне отделяли от той армии, что с огромным трудом и большими потерями выдержала удар гитлеровских полчищ летом 1941 года, что отступала до Волги летом 1942-го... В Наркомате внутренних дел погоны с васильковыми просветами (для офицеров) были введены приказом от 18 февраля 1943 года. Павел Михайлович Фитин вскоре прикрепил к своему кителю золотые погоны без просветов и с двумя звёздочками — 14 февраля 1943 года ему было присвоено специальное звание комиссара государственной безопасности 3-го ранга.

Вскоре очередная реформа вновь коснулась Наркомата внутренних дел.

«Политбюро 14 апреля 1943 года приняло решение о выводе из состава НКВД в качестве самостоятельного органа Народного комиссариата государственной безопасности, который возглавил В. Н. Меркулов. Внешняя разведка стала 1-м управлением НКГБ, его начальником остался П. М. Фитин. Работу по Германии и оккупированным ею странам по-прежнему вёл 1-й отдел 1-го управления во главе с А. М. Коротковым. В ходе анализа деятельности разведорганов различных ведомств выявилось определённое дублирование их работы по ряду вопросов, что приводило к недостаточно эффективному использованию имеющихся сил и средств. Отмечалось неоправданное сосредоточение усилий на решении второстепенных задач в ущерб главным. Возникла необходимость более чёткого разделения полномочий отдельных разведорганов и конкретизации их задач.

Это было сделано в постановлении ГКО от 5 июня 1943 г. “О мероприятиях по улучшению зарубежной работы разведорганов СССР”. Документ чётко разграничивал функции 1-го управления НКГБ, Главного разведывательного управления Красной армии и Разведывательного управления Наркомата ВМФ СССР.

Что касается 1-го управления НКГБ, то к числу его задач были отнесены: ведение политической разведки в целях получения сведений о внешней и внутренней политике иностранных государств, их политическом и экономическом положении, политических партиях, группах и общественно-политических деятелях, достижениях и новинках в области науки и техники, данные об эмиграции и прочем. Подтверждалась задача концентрации основных усилий на работе против Германии и её союзников, а также дальнейшего усиления деятельности в Англии, США и Турции. Как показывает анализ данного документа, политическое руководство скорректировало задачи 1-го управления в целях придания им традиционного для внешнеполитической разведки характера. Обращает на себя внимание отсутствие ссылок на решение военных задач, хотя это, естественно, не означало прекращения работы внешней разведки по стратегическим военно-политическим проблемам. Постановление было, безусловно, востребованным и сыграло положительную роль в деле упорядочения деятельности за рубежом различных разведорганов. Принятые решения способствовали также совершенствованию работы 1-го управления»[444].

Надо заметить, что аппарат Берии после этого разделения вновь был чувствительно ослаблен. Но и НКГБ Меркулова был послабее, нежели в 1941 году, потому как из него, в качестве самостоятельного ведомства, была выведена и переподчинена Наркомату обороны — вернее, лично наркому обороны И. В. Сталину — военная контрразведка, центральный аппарат которой стал именоваться Главным управлением контрразведки «Смерш» НКО СССР. ГУКР «Смерш», в ранге заместителя наркома обороны — то есть заместителя товарища Сталина, возглавил генерал-лейтенант Виктор Семёнович Абакумов. (Может быть, именно с того времени — хотя, вполне возможно, какие-то причины на то были и раньше, — зародилась взаимная ненависть между Берией и Абакумовым?)

А вот как комментировал решение о воссоздании наркомата сам начальник 1-го управления НКГБ СССР Павел Михайлович Фитин:

«...Несмотря на ценность добытых разведывательных материалов, они ещё не удовлетворяли Ставку Верховного Главнокомандования, которая нуждалась в наиболее полных сведениях о военном потенциале Германии и политике США в отношении СССР, и особенно по вопросу открытия второго фронта.

5 июня 1943 года Государственный Комитет Обороны утвердил Мероприятия по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР, в которых определялись и задачи Разведывательного управления НКГБ СССР. Лучшие работники Управления направлялись для работы в закордонных резидентурах, а также для организации новых резидентур.

Год неимоверных усилий аппарата внешней разведки органов госбезопасности дал свои плоды: повысилось качество политической информации и увеличился её объём. В больших количествах стала поступать ценнейшая научно-техническая информация, особенно военная»[445].

Как мы видим, дело налаживалось. В 1943 году Павел Фитин был награждён орденом Красной Звезды, но за что и даже в какое именно время — этого мы не знаем, в «открытых» документах ничего конкретного не указано...

...Коренным отличием разведывательной службы от любого другого ведомства является то, что чем лучше идут дела в разведке, чем больших успехов добиваются её сотрудники — тем меньше становится известно о том широким слоям населения. Да и вообще, всем тем, кто не имеет к этому самого непосредственного отношения. Разведка тщательно скрывает свои успехи, а достоянием широкой общественности обычно становятся её провалы, о которых знает противник; в других же ведомствах, опять-таки, всё по-другому, и неудачи обычно скрываются самым тщательным образом.

По этой причине конкретно говорить об успехах, достигнутых внешней разведкой на второй половине войны, нам очень даже непросто...