Избранный выжить - Ежи Эйнхорн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Таге Эрландер прервал свою работу, чтобы не торопясь поговорить со своим другом, человеком без гражданства Гилелем Сторхом.
Он разговаривал с премьер-министром, а нам, сидящим вокруг стола, показал знаком: можете заняться чем-либо или пойти погулять. Гилель Сторх – президент, и продолжать заседание без его участия нельзя.
Когда много лет спустя Гилель Сторх скончался, в капелле северного еврейского кладбища в Стокгольме присутствовали только его ближайшие родственники и несколько приглашенных друзей – среди них Нина и я. Во время недолгой церемонии приехал тогдашний премьер-министр Швеции Улоф Пальме, который ждал за дверью, чтобы не помешать панихиде. Он постоял несколько мгновений у гроба – хотел отдать честь человеку, величие которого хорошо понимал. После этого обменялся несколькими словами с вдовой и уехал.
Очень жаль, что деятельность этого необычного человека во время Второй мировой войны пока еще не описана и не проанализирована, что Гилель Сторх не получил того признания, которое он заслужил своими уникальными операциями. С исторической точки зрения не так уж важно, что он был невероятно шумным и неорганизованным человеком, что своей нетерпеливостью и неожиданными разглагольствованиями мог превратить в бедлам любое хорошо спланированное мероприятие с участием влиятельных и занятых людей. В конечном итоге надо принимать во внимание результат.
Я почти уверен, что причиной его вызывающе недипломатичного поведения было то, что он соображал быстрее, был гораздо более проницательным, чем остальные, и у него просто не было времени и терпения выслушивать разные глупости.
Это был бесстрашный человек. Когда нужно было помочь преследуемым евреям, он искал и находил подходы к испанскому диктатору, генералиссимусу Франко или генералу СС Кальтенбруннеру, даже к самому Генриху Гиммлеру, страшному шефу нацистской службы безопасности гестапо. Его сила была в истинном пафосе, в граничащей с ясновидением способности разгадать логику исторических событий и предвидеть реакцию обладающих властью людей, умением с расчетливой хитростью использовать их человеческие качества для достижения своих целей. Это он, используя контакты с голландским массажистом Гиммлера Керстеном, подготовил почву для проведения грандиозной спасательной операции графа Фольке Бернадотта со знаменитыми белыми автобусами и их героическими водителями[3]. И это он, через те же контакты с Кальтенбруннером и Гиммлером, предотвратил намеченный немцами взрыв огромного лагеря в Берген-Бельзен.
Историк нацизма, профессор Дов Динур в университете в Хайфе, нашел в немецких военных архивах письма, показывающие, как Сторх использовал веру нацистских бонз, в первую очередь Гиммлера, в созданный ими самими миф о еврейском мировом господстве. Сторх раздувал и поддерживал эту веру своим пренебрежительным тоном в письмах Гиммлеру. Тот был совершенно убежден, что Сторх – фактически беженец без гражданства – обладает гигантской властью, поскольку тот представлялся членом изобретенного им самим Исполнительного Комитета Всемирного Еврейского конгресса и его представителем в нейтральной Швеции. Я сам присутствовал при том, как Сторх использовал потребность Франко реабилитировать себя после войны и таким образом создал каналы для освобождения томящихся в заключении в соседних с Испанией арабских странах евреев.
Гилель Сторх был необычным человеком. Я испытываю глубочайшее преклонение перед его величием и готовностью пожертвовать собой и всем, что он имеет, ради того, чтобы помочь нам и другим преследуемым – а нас было много, нас много и сейчас, в этот такой трагичный для еврейского народа период. Нам были нужны такие люди, как Гилель Сторх. Я буду всегда благодарен судьбе за то, что она свела меня с ним и за то, что я, правда недолго, уже на закате его дней, имел возможность решать рядом с ним важнейшие вопросы.
Потому что Гилель Сторх занимался только важнейшими вопросами. Все остальное ему было неинтересно.
Во время обеда, о котором мы, положа руку на сердце, давно уже мечтали, Митек Тауман разъясняет нам, что сказал Сторх, и что он при этом имел в виду. Мы должны заявить о себе в полиции, он объясняет, каким трамваем надо добираться до здания полиции на Бергсгатан. Мы можем сделать это в любое время, но обязательно сегодня.
Итак, мы отдаем себя в руки полиции, нас там будут допрашивать. Он говорит, что надо рассказать обо всем искренне и подробно. Но он также говорит, что если Гилель Сторх сказал, что все образуется – так оно и будет, ему можно верить. Под конец Митек спрашивает, хватит ли у нас денег на сегодня, оплачивает счет и, пожелав нам удачи, прощается – ему нужно вернуться в контору.
Мы какое-то время сидим в ресторане. Торопиться нам некуда, день только начался и у нас есть еще немного денег. Я, например, иду в кино. После этого мы садимся в трамвай и появляемся в здании полицейского управления на Бергсгатан.
Уже конец рабочего дня. Каждого из нас коротко расспрашивают – кто мы и как попали в Швецию. Я рассказываю о себе и показываю свой единственный документ – студенческий билет, который они оставляют у себя. Полицейский с несоответствующей случаю приветливостью сообщает, что я прибыл в Швецию нелегально – что я и без него знаю – и что завтра меня будет допрашивать специальный служащий из иммиграционной службы.
Мою первую ночь я провожу в камере в полицейском управлении.
Впрочем, эта камера ничуть не хуже комнаты в самых лучших домах отдыха в Польше с полным пансионом. Куда комфортабельнее, чем моя первая студенческая комната в Лодзи. Камера, конечно, небольшая, к тому же она заперта снаружи, но это все равно никак не напоминает то, как, по моим понятиям, должна выглядеть тюремная камера. Удобная кровать, хороший радиоприемник, принимающий программы со всего мира, полочка с книгами на шведском языке – жаль, что я не понимаю ни слова, отличная еда. Поскольку я сказал, что голоден, мне приносят поздний ужин – бифштекс с темно-красным густым соусом, прекрасно сваренную картошку, масло, хлеб и малиновый сок. Кроме того, на ночь приносят бутерброд с колбасой или сыром на выбор, горячий чай, кофе или шоколад, можно также попросить стакан холодного молока – это меня удивляет. Я не пил молока, по-моему, с тех пор, как Сара кормила меня грудью. В Польше взрослые молоко не пьют.
И я, послушав радио, засыпаю – но сначала съедаю бутерброд с сыром и выпиваю кружку горячего чая с сахаром.
Я сплю, как убитый, как может спать только молодой человек, утомленный сильными впечатлениями прошедшего дня и полубессонной ночью в поезде из Мальмё. Но просыпаюсь рано,
