Линка (СИ) - Смехова Ольга

Я слышала голоса — кажется, Лекса что-то говорил. Нежность рук, влажность поцелуев, неумелость движений. Неумелое сопротивление, легкое заигрывание — где-то там, на задворках чужого мира. Где-то там, верно, писатель боролся с кружевом белья и непокорностью Мари.

Моя рука сжимала нож — кривой, с зазубринами, наверно, разбойничий. С такими на большую дорогу ходить надо, а не на волшебниц охотится, читалось в глазах Трюки. Черный, он растекался в воздухе, оставляя после себя следы — будто мне удалось разрезать воздух. Щупальца хлыстов пытались достать единорожку и им не раз это удавалось — тщетно. Чародейка словно была покрыта непроницаемым щитом.

Нож промахивался каждый раз. Трюка словно дразнила меня опасливой близостью, чтобы в самый последний момент исчезнуть прямо у меня из под носа.

Нас швыряло из реальности в реальности. Я не видела — чувствовала женскую податливость, расслабленность, сладкое предвкушение, теплое прикосновение больших, сильных рук. Тугой лиф не торопился освободить упругую грудь из своих пленительных объятий, не поддавались многочисленные крючки и зацепки. Рывок, в котором сплелось всё нетерпение мира, всё желание обладать женщиной — здесь и сейчас, всё…

А потом раздробленный и протертый мной зал сменялся чернотой дуэльного мира искры, потом швырял нас в потоки цвета и красок — будто бы я вновь оказалась в сознании Мари.

— Чего тебе не хватало, а? — Трюка приподняла меня за шкирку, как нашкодившего котенка после очередного неудачного выпада. Встряхнула, чтобы она могла видеть моё, лицо. Меч, без предупреждения вонзился мне в живот, заставив болезненно вскрикнуть, провернулся. Я взвыла, а уже через мгновение поперхнулась собственной искрой. Уже не голубой — её цвет тускнел, словно становясь серым.

— У тебя было всё, у тебя был человек, который кормил тебя искрой! У тебя были возможности, о которых подобные нам могли только мечтать! Тогда почему? ПОЧЕМУ?

Клинок в очередной раз буром провернулся в моём теле и выскользнул, заставив меня рухнуть на пол. Я съежилась, закрывая рану руками, а Трюка словно специально давала мне время прийти в себя. Мир в очередной раз сменился. Над головой у меня мерцал зеленый, навевая воспоминания о мамином зеленом платье, о зеленых яблоках, о зеленом дедушкином автомобильчике, на котором ездили купаться. Не мои воспоминания, не мои ассоциации, чужие.

Оранжевый цвет пробовал меня на вкус, вокруг Трюки была черная, абсолютная пустота — цвета её попросту боялись и не решались подойти ближе. Рассыпались, в страхе, оплывая мрачную фигуру.

Почему она не убивает меня? Почему мучит, ведь может прикончить здесь и сейчас.

Стон. Протяжный, наполненный удовлетворением по самую высокую октаву коснулся моих ушей. Кружево белья не выдержало варварства и от обиды попросту решило лопнуть, обнажая белое, манящее тело. Отголосок чужого желания окутал меня, словно одеялом. Взять женщину — прямо здесь, прямо сейчас, моя! Взять, как ребенок берет в руки долгожданную игрушку. Присвоить, как правитель ничейные земли. И хотя бы на миг испытать невероятное наслаждение.

Мне было не до того. Искра — влажная, липкая, скользкая, голубым потоком вырвалась у меня изо рта прямо под ноги моей противнице.

— Вставай. Вставай же, дрянь, — мне показалось, голос стальной чародейки дрогнул, дал предательскую слабину. Только спустя мгновение я заметила, что Трюка дрожит. Не от злости, гнева или волнения. Она дрожит от переполняющей её мощи. Невероятная сила, которой я ещё никогда в ней не видела, казалось, не могла поместиться в маленьком тщедушном лошадином тельце, и норовила разорвать её в клочья.

Над нами бушевала самая настоящая буря. Разлапистые образы, картины, аляповатыми пятнами перетекали в слова и предложения, дабы через мгновение стать абзацами чьей-то судьбы. А потом вновь обращались потоком цвета. Они сталкивались друг с дружкой, переплетались единой цепью, порождая нечто новое, нечто живое. Воистину живое.

На это можно было смотреть до бесконечности. Трюка фыркнула, дав понять, что ждать до бесконечности не собирается. Теперь мне был известен секрет её силы. Шторм нитями обвивал её тело, заставляя бурлить его искрой. Перегружал, норовя разорвать образ, придать ему новые очертания, краски и звучание. Но Трюка умудрялась сохранять свой облик без изменения.

Я поднялась на четвереньки, встала на колени, откинула голову и расхохоталась — от навалившейся безысходности. Какая разница, сколько я или Черныш будем прилагать усилий, если она всё равно стократно сильнее нас двоих вместе взятых? Даже нить кошмаров, которую мы хотели забрать у Крока — всего лишь сотая часть её новых безграничных возможностей.

Догадка от увиденного раздольно гуляла в моей голове, разливаясь залихватским смехом. Теперь не страшно, твердила я самой себе. Вовсе даже не страшно. Ну как, как я не додумалась до этого сразу?

Где-то там, над нашими головами любовь и великая идея сплелись воедино. Наверно, коснись этого шторма — и можно будет испытать чувство сладкого стыда, услышать стоны влюбленных и разливающуюся по телу приятность. Не нужно много ума, чтобы догадаться, чем сейчас занимаются Лекса и Мари. Не больше его нужно для того, чтобы понять, как собиралась использовать Великую Идею Трюка. Не во время ли духовного и физического соития можно воспользоваться всей этой искрой — и перейти в тело Мари?

Черныш был прав — единорожка знала это с самого начала. Хитрый продуманный план, который строился годами до моего появления. Внезапно появилась я, и впустила Черныша. Интересно, а он приходил к Трюке с тем же предложением, что и ко мне? Пытался ли взять её силой? Зачем говорить, если я возьму и так — мне вспоминались его слова. Звоном стучали в голове, заглушая голоса — и самого Черныша, что пытался докричаться до меня, и Трюки, что нависла надо мной в нерешительности. Словно собиралась ударить — и не ударила.

Голубая чародейка и в самом деле не меньшая аномалия, чем Черныш. Интересно, что она сделает с Лексой? Загонит под каблук и заставит клепать гениальные книги — одна лучше другой? Заставит его изменить мир по своему хитрому усмотрению? Тысяча интриг, чтобы стать живой, сотня тысяч чтобы захватить мир. Интересно, сколько интриг понадобится, чтобы справится с Дианой? Миллион?

Я поднялась на ноги, как того требовала от меня моя мучительница. Трюка обошла меня по кругу, словно раздумывая, что делать со мной дальше. Она понимала, что я больше её не боюсь.

Я — мутант. Аномалия аномалий, искра, что пьёт из двух источников. Тебе не обязателен тот человек, который тебя породил, говорила мне когда-то Трюка. Ты можешь существовать и от других, если научишься брать искру. Интересно, это был намёк на то, что мне неплохо было бы самоустранится, а я просто не сумела разгадать его вовремя? Моё происхождение уже не раз спасало мне жизнь, вытаскивая с той стороны извечной черноты. Увидеть бы хоть раз свою первую хозяйку и сказать ей спасибо за подаренные мне возможности.

Трюка терпеливо ждала, что я буду делать дальше. Красный клинок, до этого висевший надо мной беспощадным жалом, развеялся, рассыпался в воздухе россыпью искр. Меня всего на секунду коснулась мысль о том, что она не собиралась меня убивать в изначальном смысле этого слова. Ослабить, наказать, отомстить за Крока — но не убивать.

А теперь в её глазах читалась ярость. Читалась злость — за мой острый ум, нашедший выход из положения, за догадливость, и за решение идти до конца.

Черныш внутри вопил — то ли от страха и неизбывного ужаса, то ли от желания броситься в очередную отчаянную атаку. Зачем атаки, Черныш, с усмешкой спросила я. Мы ведь возьмём и так.

Над нами сомкнулась чернота мира Искры. Пропал замок, будто его никогда и не было. Испарились художественные образы, резные колонны, роскошь мраморных плит, и сотни оттенков чужих эмоций. Лишь бескрайняя тьма, в которой кому-то из нас суждено остаться.

Я никогда не выходила на этот уровень искры самостоятельно — меня всегда втягивали в драку, навязывая правила игры. Мир, в котором образы могут значить больше, чем действия. Мир, в котором фантазия — лишь ограничитель возможностей.