Тотальная война - Олег Маркеев

Юко кивала, то и дело бросая на него взгляд исподлобья, и быстро писала в блокноте.

— Ну, успокоилась? — спросил Максимов, подходя к ней.

— Немного. Я в этом ничего не понимаю, — приняла игру Юко. Протянула ему блокнот.

— Вот и не паникуй. Почерк у Юко оказался каллиграфический, такой уже редко встретишь. Максимов без труда разобрал написанное.

Профессору Миядзаки удалось обнаружить и вскрыть захоронение неизвестного воина, погибшего во втором веке до нашей эры. Судя по богатству убранства, снаряжения и утвари, положенных в могилу, он относился к воинской знати и был похоронен со всеми причитающимися почестями. И тут везение профессора кончилось.

Представитель местного министерства культуры, надзиравший за раскопками, потребовал перевезти находки в столицу для обеспечения безопасности. Профессор поспорил для вида, а потом согласился. Держать золотые украшения в голом поле — глупость самоубийственная. С конвоем поехала Юко как доверенное лицо профессора. Вчера, придя в музей, где работала над описью находок, она узнала, что коллекцию вывезли в неизвестном направлении, как заявили, «для экспертизы». А тем же вечером с лагерем оборвалась связь.

Спасло ли ее то, что из Москвы нагрянули гости — журналист и посланник самого профессора Арсеньева, а Юко развила такую бурную деятельность по организации встречи, что не заметить этого не могли, спасло ли ее это — судить сложно. Скорее всего, просто отсрочило приговор.

«Тихо прикончить нас могут прямо в городе, и не одна собака не тявкнет. Но, скорее, решили накрыть в горах. Свидетелей меньше и возможностей замести следы больше. Через пару дней кости растащат звери и птицы, концов не найдешь. М-да, попали! К кладу еще даже не подобрались, а уже трупы стопроцентные».

Он вырвал из блокнота три листка: исписанный и два следующих за ним. Свернул в трубочку. Вышел на балкон. Поджег. Присел на порог и стал ждать, когда огонь сожрет бумагу.

Юко встала за спиной. Ее коленки приблизились настолько близко, что он кожей ощутил их фарфоровый холодок.

— Мне страшно, Максим. Я не хочу умирать, — едва слышно прошептала Юко.

— Да и я как-то не планировал. Черт, как все хорошо начиналось! — Он смел легкий комок пепла в щель под щитом,

Зашуршал шелк. Пахнуло цветочным запахом духов.

Юко опустилась на колени. Положила руки на плечи Максимова.

Он повернулся. Тонкие, птичьи ключицы Юко оказались прямо перед глазами. На матово-коричневой коже острой пунктирной линией искрилась золотая цепочка.

Максимов подцепил ее пальцем и выудил из-за выреза платья медальон.

Четыре змейки выползали из центра, сворачиваясь влево, образовывали свастику.

Золотой кругляшок качнулся, поймав нервный удар, прошедший сквозь пальцы.

— Откуда у тебя это?

— Профессор Миядзаки приказал хранить у себя и не передавать местным экспертам. Сказал, что это самое ценное, что он нашел в раскопе.

— Очень интересно, — обронил Максимов. Он почувствовал ее ладонь на своем бедре. Лицо Юко осталось бесстрастным, глаза — непроницаемыми. Лишь вздрагивали тонкие крылья носа.

«Возможно, сексуальное возбуждение — самая здоровая реакция на страх», — Максимов решил отнестись к происходящему и предстоящему с философским спокойствием.

Стал прикидывать в уме, стоит ли провести сеанс психотерапии прямо сейчас или лучше отложить до окончания ужина.

Размышление прервал настойчивый стук в дверь.

Глава тридцать третья. «То ли девочка, то ли виденье»

Странник

Максимов распахнул дверь. Сначала обмер. Потом зашелся нервным смехом.

На пороге стояла Карина. Платье в горошек. Тонкий ремешок сумочки через плечо. Рюкзак у ног.

— Удивлен? — со скрытым вызовом спросила она.

Подавив приступ истерического смеха, Максимов покачал головой.

— Знаешь, чего-то в этом роде я и ожидал. — Голос осип от спазма в горле. Максимов откашлялся. — Уф, так и помереть недолго!

«Кстати, недолго ждать осталось», — мелькнула мысль, и он сразу же нахмурился.

— Входи.

Карина пинком втолкнула рюкзак, переступила через него и прошла в комнату.

— Опаньки! — протянула она, увидев Юко.

Юко уже стояла, скромно сложив руки крестиком на груди. У японцев бесстрастность считается верхом воспитанности. В этом смысле Юко оказалась выше всяких похвал. На лице не отразилось ничего, кроме робкого смущения, полагающегося приличной девушке при встрече с незнакомцем. Выражения ее глаз поймать не удалось, они скрылись за полуопущенными веками.

Но Максимов почувствовал, как между девушками замкнулась вольтова дуга и в воздухе отчетливо запахло грозовым озоном. Счел за благо занять место рефери на ринге, встав между двумя застывшими фуриями.

— Знакомься. Это Юко-сан, секретарь профессора Миядзаки. — Максимов указал на другой угол ринга. — Карина Дымова, дочь известного фотографа, родственница спонсора моей поездки. Девочки, знакомьтесь и сразу начинайте дружить.

Карина шумно втянула носом воздух. Сделав над собой усилие, улыбнулась.

— Аригато! О дэнки дэс ка? — по-японски приветствовала она новоприобретенную соперницу.

— Аригато, о дэнки дэс, — ответила Яко. Прижала ладошку ко рту, по-детски хихикнув. — Извините, лучше перейти на английский. Вы, иностранцы, становитесь такими смешными, когда говорите на нашем языке.

— Как угодно, — дернула плечиком Карина. — Я не помешала? — обратилась она к Максимову.

— Что ты! Ты лишь внесла толику разнообразия в мою скучную, приземленную жизнь, — парировал удар Максимов.

Леон вошел весь в белом. Льняная рубашка с закатанными по локоть рукавами, свободные парусиновые штаны, мягкие тряпичные тапочки, по последней моде — на босу ногу. Крупный гасконский нос украшали круглые очки-велосипеды. Денди вышел погулять, одним словом.

Увидев Карину, он опешил. Брови выстрелили из-под очков и предприняли попытку двумя мохнатыми гусеницами забраться по голому черепу на затылок. Он накрыл их ладонью, заодно спасая мозг от закипания. Розовые после бритья щеки сделались пунцовыми.

— Леон, водки хочешь? — Максимов подкинул идею, как спасательный круг.

— Хочу! — выдохнул Леон.

— Тогда пошли с нами.

Шествие гостей к лифту произвело на дежурную по этажу неизгладимое впечатление. Первым шел Максимов, ведя под руки двух очаровательных юных дам, похожих, как сестры. И как у всяких сестер-погодков, между ними пробежала жирная черная кошка. Девушки натянуто улыбались и недобро косились друг на друга.

Мужчина, весь элегантно белый, как Киркоров на гастролях в Сочи, брел следом с понурым видом. От всенародного чернобрового Зайки он отличался габаритами: походил на метателя молота, дисквалифицированного на закате карьеры, — и совершенным отсутствием какой-либо растительности на голове. Мужчина был явно чем-то всерьез озабочен. Он морщил лоб, отчего из-за круглых очков то и дело выползали две мохнатые гусеницы.

«Ох, москвичи!» — мечтательно вздохнула дежурная им вслед, десятым женским чутьем определив, что оба мужика не обременены семьями и явно в ближайшее время кардинальных шагов в этом направлении предпринимать не намерены. — Вот сучки! — прошипела она, вспомнив о спутницах убежденных холостяков.

Дежурная была второй раз замужем, имела троих детей, но с вековой ревностью самки к самке справиться не могла.

Как научно доказал профессор Преображенский, лучший аперитив — это водка под горячую закуску.

Доедая остатки жульена, Максимов прислушался к ощущениям внутри себя и пришел к выводу, что жизнь, конечно, далеко не прекрасна, но вполне терпима.

Культурно-массовое мероприятие в ресторане медленно набирало обороты. В разных концах зала уже наметились столики, лидирующие по количеству выпитого и степени веселья. Площадка для оркестра еще пустовала, из невидимого репродуктора лилась музыка, перекричать которую не составляло никакого труда, что многие с удовольствием и делали. Аборигены не отставали от русскоязычных в поглощении водки под легкую закуску.

«Н-да, где русские прошли, там исламу делать нечего», — с усмешкой отметил Максимов.

— Абдулло, дружище, начал ты неплохо, продолжай в том же духе. Только не торопись, мы здесь надолго.

Официант для близиру сверился — как бы для уточнения — с заказом, каракулями записанным в блокноте. Сноровисто собрал использованные формочки и удалился.

— Итак, дорогие мои, — обратился он к сидящим за столом. — Сразу же внесем ясность. Слово предоставляется Карине, чье внезапное появление так нас всех обрадовало, я бы сказал — шокировало. И хватит дуться, Леон. Юко свидетель — Карина появилась в моем номере пять минут назад.