К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины - Ванесса О'Брайен

день, когда основатель Пакистана Мухаммед Али Джинна сказал: «В мире есть две силы: одна – меч, а другая – перо. Между ними существует огромная конкуренция и соперничество. Но есть и третья сила, и она сильнее их обеих – это сила женщин». Нострадамус ничего не знал о Мухаммаде Али Джинне.

Мы с Ди старались изо всех сил, но в конце концов и нам пришлось складывать вещи. Ирония заключалась в том, что, да, мы могли остаться и получили разрешение на это. Проблема была не материальной, она не была связана со снаряжением, припасами, кислородом или палатками. Проблемой стали человеческие ресурсы. Я знала, что старшие шерпы суеверны. Когда говорит гора, они прислушиваются. Иногда лавины символизируют гнев горных богов. И нет такой мотивационной речи или суммы денег, которой было бы под силу изменить это глубоко укоренившееся убеждение. Шерпы нового тысячелетия не всегда верят в это, но им не хватает трудовой этики старших. (Я никого не осуждаю, я просто сообщаю, как обстоят дела!) Возьмем, например, нас: мы руководим своими экспедициями и верим, что контролируем человеческие ресурсы, в то время как на самом деле один шерпа может захотеть вернуться домой, стоит только ему увидеть, что домой уходит другой. Шерпам, отправляющимся обратно, заплатят столько же, сколько и остающимся, за вычетом бонуса за восхождение, который будет выплачен лишь в том случае, если это самое восхождение будет успешным.

Мы с Ди хотели узнать, не согласиться кто-нибудь из шерп остаться с нами, и для этого встретились с Чаргом Давой Шерпой из Seven Summit Treks. Он рассказал нам о «незначительный осложнениях с субподрядчиками» и проблеме видения (как будут чувствовать себя его клиенты, если мы поднимемся на вершину, а он уйдет), но, что важнее, он акцентировал то, что я сочла достаточно разумным и обоснованным аргументом: наши шерпы не хотят оставаться просто потому, что не воспринимают ни Ди, ни меня как долгосрочных нанимателей. Это было блестяще подмечено. Разумеется, люди готовы сделать лишний шаг – и это вовсе не каламбур – ради того, кому они хотят угодить в долгосрочной перспективе. Придется поразмыслить над этим в следующий раз, если только он когда-нибудь будет. На тот момент все было кончено. И вот я снова медленно поднимаюсь на склон к мемориалу Джилки, на этот раз с Ди и двумя ОС.

– Положа руку на сердце, – сказала я, – мне точно известно, что погибло 84 человека, но не пойму, как там может поместиться столько имен.

Был только один способ узнать это. Мы начали каталогизировать имена на табличках, сверяя их со списком всех альпинистов, погибших на К2, и составили таблицу, в которой указали всех, не упомянутых на мемориале. Некоторые таблички были изъедены ветром, так что было трудно прочитать их. Другие упали в скалы или их перекрывали новые, время от времени их удерживал один и тот же крюк. Некоторые имена упоминались дважды или даже трижды, многие были на иностранных языках, и часто в составе команды. Мы занимались этим уже два часа, когда сильный снегопад вынудил спуститься и начать отступление к базовому лагерю, но на следующий день мы снова пришли туда, чтобы закончить сверять список и установить там свечи на батарейках.

Мы отыскали двадцать недостающих имен, представляющих тринадцать наций. Это были не безликие образы. Я ощущала тесную связь с каждым из них, чувствовала их напряжение, понимала истории и осознавала оставленный ими след. Их сила поддерживала меня в моем собственном странствии. Я чувствовала, что многим обязана им. Хотелось проследить за тем, чтобы свое место на каменной пирамиде заняли имена всех погибших альпинистов. Перед уходом от мемориала я написала Напарнику: «Veni, Vidi, Victus Sum»62.

Шер-Хан из NSE помог мне подобрать оловянные тарелки, похожие на те, что крепились крюками на мемориале.

– Я купила их в Равалпинди и заказала гравировку, чтобы потом, когда вернусь, разместить их там, – объяснила я Джонатану.

– Конечно, – ответил он, желая, видимо, быть добрым, но нельзя было не распознать скептический подтекст.

Одну неудачу можно считать отклонением. Вторую – досадным совпадением. Третье попадание, однако, позволяет выявить закономерность. После двух неудачных экспедиций на протяжении двух лет подряд было бы разумно сдаться. Если не дойдешь до вершины раз, все тебя поддержат и будут подбадривать, желая достичь цели в следующий раз. Когда терпишь неудачу дважды, ряды группы поддержки стремительно редеют. Таким образом, риск, на который идешь, предпринимая третью попытку выполнить задуманное, намного больше, чем сумма его частей. Или добьешься своего, или сломаешься.

Как бы там ни было, все было кончено.

Глава 24

Как стать миллионером, занимаясь альпинизмом? Начните с двух миллионов.

Любимая шутка Джонатана

Удачных восхождений на К2 не было ни в 2015, ни в 2016 году, так что в воздухе повис вопрос: что-то не так с этой горой или все же со мной? Пока я не предприму третью попытку, получался какой-то «кот Шредингера»: нельзя утверждать, что возможность восхождения еще жива, но при этом никто другой, кроме меня, не мог утверждать, что мечта уже мертва.

Оставить все как есть и жить дальше, продолжая размышлять, что было бы, если бы, – все равно что жить со сломанным зубом, но бесполезно было даже заводить с Джонатаном разговор об этом. Еще одна дорогостоящая и опасная экспедиция – нет, точно нет, даже для него. Шесть лет восхождений и исследований фактически уничтожили пенсионные накопления, которые я так старательно собирала раньше. Занятия альпинизмом обошлись моему телу так дорого, что ущерб было трудно оценить. С тех самых пор, как при подъеме на Джаю я врезалась головой в ствол дерева, а чуть позже боднула соседа, меня преследовали головные боли. Однажды Джонатан вернулся домой и рассердился на меня на то, что я не вынесла мусор.

– Как ты можешь не обращать внимания на эту кошмарную вонь?

– Какую вонь? – переспросила я и тут же поняла, что совсем утратила обоняние.

Головная боль возникала в результате того, что у меня оказались забиты семь (из восьми) пазух носа, и их пришлось очищать хирургическим путем, при помощи проколов, а пока доктор Ральф Метсон занимался этим, он заодно поправил мне искривление перегородки. И вдруг я снова начала дышать! После операции на вращательной манжете и нескольких сеансов физиотерапии я не прекращала попытки увеличить растяжку мышц. Несмотря на то что несколько лет подряд мой организм тренировался