Песня моряка - Кен Кизи

Но перед тем как захлопнуть сияющую дверцу лимузина, он заглянул внутрь:

— Так что можешь больше не тревожиться на мой счет, Николай — я решил все предоставить на волю Деуса, — и он захлопнул дверцу, прежде чем его собеседник успел ответить.

Двигатель у джипа еще не остыл и быстро завелся. Айк дождался, пока лимузин скроется из вида, после чего развернулся и тронулся к городу. У него кружилась голова, и он чувствовал себя абсолютно свободным. Айк был даже рад тому, что ехал в этой открытой старой трещотке. Ему было хорошо. Прибрежный ветер благоухал ароматами горящего мусора, словно этот запах специально для него был перенесен от свалки на другой конец города. От него щипало в носу, и все же это было лучше, чем ионизированная атмосфера внутри лимузина.

Айк свернул, не доезжая до Главной улицы, и выехал на свою дорогу прямо у водонапорной башни. У подножия металлической башни виднелись три мощных экскаватора и гусеничный трактор. Машины стояли в скорбной неподвижности, как пилигримы, пришедшие на поклонение. Столь же темными и скорбными выглядели и строения Лупа. Когда Айк повернул к дому и фары осветили пустошь, он вдруг понял, почему прибрежный ветер был насыщен ароматами свалки. Дымящиеся горы мусора были убраны. Вокруг было чисто! Остались лишь какие-то обрывки и остатки. Так вот откуда доносилась эта вонь — всю свалку перевезли для строительства посадочной полосы! Негодяи! Но Айк тут же взял себя в руки — ну и что из того? Это их земля и их посадочная полоса, и они могут распоряжаться ею как хотят. А это — мой трейлер, мой наследственный замок, за который все уплачено. Я его сюда поставил, только я его отсюда и увезу, и пропади они пропадом.

Айк уже собирался тронуться дальше, когда перед машиной в свете фар возникла чья-то разряженная фигура. Это была Луиза Луп в летящих шелках со своими пестро-крашеными кудряшками. Потные щеки опять были покрыты подтеками туши.

— Пожалуйста, помогите, помогите мне…

С самого начала, как только Айк увидел этот кошмар, выловленный со дна моря, он знал, что рано или поздно это произойдет.

— Айк, они хотят убить меня. Они оставили меня одну, чтобы я погибла.

— Кто хочет тебя убить, Луиза?

— Свиньи и медведи. Они голодают с тех пор, как отсюда вывезли свалку. Слышишь?

По всему склону холма действительно слышалось голодное сопение и хрюканье.

— У тебя же есть собака, Нерд, он защитит тебя, Луиза.

— Нерд утонул, разве ты не помнишь? О Исаак, я здесь совсем одна… — и она опустилась в грязь.

Айк был вынужден затолкать ее в джип, а потом на руках перенести на койку Грира в глубине трейлера — неплохой будет для него сюрприз, если он вернется домой.

Айк принял три таблетки аспирина, потом теплый душ и еще три таблетки. И наконец, облачившись в халат, он устроился в тусклой тишине своего оплаченного родового замка и задал себе вопрос: что дальше? Ебаный карась, что будет дальше? И словно в ответ ему, по окнам трейлера заплясали огни приближающихся фар, после чего послышался треск ракушечника во дворе. Айк распахнул дверь и прикрыл ладонью глаза.

— Простите, мистер Соллес, если мы вас потревожили. Мы просто ваши поклонники. Мы сегодня слышали вашу речь…

Это была здоровенная машина — похоже, впереди было трое, и сзади трое. Айк с удовлетворением отметил, что револьвер по-прежнему лежит на месте в кашпо и находится в пределах досягаемости. Айк протянул руку и ухватился за кашпо, словно пытаясь сохранить равновесие.

— Вы классно выступили, мистер Соллес. Просто улет.

— Да, мистер Соллес. Мы все так считаем. Только мы не хотели привлекать к себе внимание.

Только тут Айк понял, что это всего лишь пацаны, дети. Первый голос был похож на голос Каллигана, а второй вообще принадлежал девушке. Может, этой эскимоске? Ему даже показалось, что он различает черты ее лица в отблесках приборной доски. Рядом с ней за рулем сидел кто-то с пушистой седой бородой. Но лицо у него тоже было детским.

— Мы просто хотели сказать вам, мистер Соллес, — продолжила девушка, — что у вас есть друзья, о которых вы и не догадываетесь. Союзники. Больше мы ничего не можем сказать. Спокойной ночи.

Теперь Айк не сомневался, что это эскимоска: он помнил ее хриплый голос, которым она говорила на похоронах Марли. И только когда машина развернулась, Айку вдруг пришло в голову, что он вел себя негостеприимно.

— Эй! — закричал он. — Я тут подумал об этом щенке…

Но машина уже скакала по рытвинам, возвращаясь на дорогу, и из нее доносился лишь заговорщический шепот. Айк подождал, пока они не скрылись из вида, и вернулся в трейлер. Только тут он обнаружил, что держит в руках револьвер.

— Будем надеяться, что визиты на сегодня закончены, — насмешливо заметил он. — А то ты становишься слишком скор на руку.

19. Безумствуй, женщина, и к черту глазки-лапки

Алиса застряла на собрании гораздо дольше, чем предполагала. Оратор за оратором поднимался на подиум и мусолил свои бесценные десять минут, подбирая слова, как игрок подбирает монеты для того, чтобы запихать их в отверстие игрального автомата — всем было очевидно, что выигрышем здесь и не пахнет. Уже в течение нескольких часов словесные жонглеры наблюдали за бесплодными попытками своих предшественников. Ни джек-потов. Ни крупных проигрышей. Ни даже раззадоривающих мелких выигрышей. Они просто были ни к чему. Это была игра не на деньги и не на удачу, но на право сказать по прошествии некоторого времени: «И я вложил туда свои два цента!»

Да, крупных проигрышей не было, если не считать Айка Соллеса. Это был проигрыш такой резонирующей силы, что он сотряс всех присутствующих — и игроков, и жонглеров, и непрошеных советчиков. И было видно, что последующие ораторы подбирали слова более осторожно со слабой надеждой, что на их-то долю и придется крупный выигрыш, как и должно было быть согласно всем законам. Однако эта надежда скоро иссякла, и все вернулись к скучной трате времени и слов.

С самого начала было понятно, что игра велась нечестно, причем уже в течение нескольких месяцев, а может, и лет, чего никто не хотел видеть. Это напомнило Алисе объявление «Продается», которое было прикреплено на стоянке, поросшей горицветом и заваленной металлоломом, рядом с «Медвежьей таверной». Эта табличка торчала среди мусора уже в течение столь долгого времени, что Алиса даже не могла припомнить, когда та там появилась. Она просто этого не заметила. Теперь и табличка, и объявление полиняли и выцвели. И только когда там появились рабочие с экскаватором, которые начали сгребать мусор, Алиса заинтересовалась тем, кто же ее туда поставил. Бригадир, ясноглазый выпускник Технического университета Джорджии бодро сообщил Алисе, что не имеет права называть своих работодателей и распространяться относительно их намерений. «Это тайна», — лучезарно улыбаясь, сообщил он. Ну, их намерения, может, и являются тайной, подумала Алиса, но лиса, изображенная на переводной картинке, прилепленной к его каске, не оставляла никаких сомнений относительно его работодателей. Да, речь шла не о дешевой уличной рулетке, а о крупнокалиберном казино с большими ставками. И жители Квинака должны были гордиться тем, что им предоставили возможность вложить в него свои два цента, вне зависимости от того, выиграют они или проиграют. И естественно, уместнее всего это чувство гордости можно было выразить на какой-нибудь общественной церемонии. Потому что никому не хотелось, чтобы владельцы этого нового игорного заведения сочли его неблагодарным.

Поэтому Алиса наблюдала за этой демонстрацией красноречивого пустословия с чувством какого-то извращенного удовольствия. Когда она услышала, как Кармоди, проходивший мимо, рассказывает Каллиганам о том, что они набрели на место, прямо-таки кишащее рыбой, и когда попытались вытащить улов, даже порвали сеть, и теперь он собирается сделать пару телефонных звонков, чтобы договориться о ее замене, Алиса было подумала о том, чтобы уйти. Но когда она поняла, откуда Кармоди собирается делать эти звонки, то передумала.

— Не хотите присоединиться, миссис Кармоди, на бокал шампанского в «Горшке»?

— Боюсь, что могу вам помешать, мистер Кармоди, — хрипло ответила Алиса, и ее голос прозвучал несколько громче, чем она хотела.

Кармоди, онемев, попятился и вышел.

Алиса прикусила язык, но было уже поздно: все вокруг смотрели на нее. А когда через несколько минут за старым пройдохой последовала и Виллимина Хардасти, Алиса ощутила еще более сильный укол раскаяния, вероятно, исказивший ее лицо, так как Шула спустилась со своей скамейки и, склонившись к Алисе, произнесла:

— Прости мужчину, во всем виновата луна.

— Что?

— Прости мужчину, во всем виновата луна. Так говорила нам сестра Клэр.

— Как может монахиня из ордена иезуитов разбираться в мужчинах? — раздраженно огрызнулась Алиса.