Песня моряка - Кен Кизи

— То же, что и раньше, — заверила ее Шула. — А тогда я думала: упс! Алиса Кармоди опять набралась и теперь будет искать, на ком сорвать злость.

— Она взяла бутылку, нахмурившись, принялась ее рассматривать. — Я думаю, что дама с вашим вкусом и образованием могла бы выбрать себе более приличную марку для полоскания.

Алиса рассмеялась, с изумлением глядя на это скороспелое чудо. Еще несколько недель тому назад Алиса считала себя советчицей и утешительницей, мудрой защитницей наивной дриады, которая неслась с обнаженной грудью на мопеде среди стаи акул. Как все переменилось.

— Я это заслужила, — промолвила она, забирая бутылку. — Если помнишь, я отвергла шампанское. Надеюсь, что мистер Кармоди поступил мудрее.

— Кажется, я его слышала на яхте — там сегодня прием у мистера Стебинса.

— Слышала его?

— Там было темно на палубе. Но голос мистера Кармоди гудел, как буек с сиреной. Он был гвоздем вечера.

— Ах, на яхте. Я рада. А кто там еще был?

— Не знаю. Мы там недолго были. Мы просто завозили туда Леонарда. Помните?

— Да, я помню Леонарда, — ответила Алиса. У нее было четкое ощущение, что девушка что-то скрывает от нее, и жаркий язычок гнева снова возник из уже угасавших углей. И дело было не в том, что ее муж где-то развлекался, а в том, что кто-то осмелился что-то скрыть от нее. Но Алиса не стала давать себе воли.

— По-моему, Леонард вполне безобиден для деятеля Голливуда. Хорошо провела вечер?

— Очень. Мы сначала поехали в Шинный город, где ребята пели под гитару. Потом я им рассказывала сказки. А потом мы решили поехать к мистеру Соллесу и сказать ему, как нам понравилась его речь. Только не подумайте чего-нибудь такого: я уже все пережила. На самом деле эта мысль пришла Леонарду.

— Наверное, мистер Соллес был вам очень благодарен.

— Не знаю, — нахмурилась девушка. — У него был очень печальный и одинокий вид. И еще он сказал, что, может быть, все-таки возьмет Никчемку.

Шула почесала спящему щенку его большое пузо и улыбнулась Алисе.

— На самом деле я просто хотела пожелать вам спокойной ночи и сказать, чтобы вы не думали обо всяких глупостях, которые наговорили своему мужу. Он не из тех, кто станет обижаться на это, и думаю, он сейчас прекрасно проводит время. По крайней мере, он не одинок. — Она отпрянула назад и встала. И на лице ее появилось странное выражение — нечто среднее между невинностью и злорадством. — Надеюсь, вы не станете меня осуждать, миссис Кармоди, за то, что я явилась сюда непрошеной и наговорила вам все это?

Алисе очень хотелось что-нибудь съязвить в ответ, но единственное, что она смогла из себя выдавить, это было:

— Вовсе нет. Я рада, что ты зашла.

— Спокойной ночи и хороших снов. — Шула, склонившись, еще раз потрепала щенка по голове. — Спокойной ночи, Никчемка. Может, ты вместе с мистером Соллесом и попадешь когда-нибудь в чьи-нибудь хорошие руки.

Когда на металлических ступенях лестницы послышались тихие шаги спускавшейся Шулы, Алиса еще отхлебнула из бутылки. Девушка пересекла прачечную, вышла на улицу и двинулась через двор к своему коттеджу. Алиса услышала звук захлопывающейся двери и встала. Запихнув ноги в мокасины, она осторожно двинулась вниз, держа в руках полусонного щенка и полупустую бутылку. Она двигалась к машине, не давая себе даже возможности задуматься. И густой холодный туман, стелившийся по земле, расступался в разные стороны, пропуская ее.

Когда она добралась до водонапорной башни, туман рассеялся и плотный покров туч начал расползаться длинными черными клочьями. Полная луна то появлялась, то исчезала, освещая деревья ярко-голубым светом. В этом мерцающем свете голые пустоши, образовавшиеся там, где еще недавно высились горы мусора, производили ошарашивающее впечатление — выскобленная земля представляла из себя еще более страшное зрелище, чем завалы гниющих отбросов. Дым поднимался от тлеющих углей, и голодные свиньи разбегались в разные стороны от света фар. Свет в трейлере не горел. Ну и ладно. Но прежде чем Алиса успела дать задний ход, дверь открылась, и на крыльце заплясал лучик фонарика. Алиса выключила двигатель и замерла, прислушиваясь, как тот, остывая, затихает. Она сделала большой глоток портвейна и вылезла из машины.

Он стоял на верхней ступеньке в своем махровом халате, и в голубом лунном свете было видно, что от него идет пар.

— Айк Соллес! — рявкнула Алиса. — Мне сказали, что тебе одиноко, вот я и решила привезти тебе товарища. Ты спал?

— Алиса? Не совсем. Только что вылез из душа. Я уж думал, ночные визиты закончились…

— Не совсем, — повторила Алиса. — Но я ненадолго. Можно войти?

— Конечно. — Он пошире распахнул дверь и включил свет. Увидев, что у нее в руках, Айк не смог сдержать улыбки. — Так кого ты мне прочишь в товарищи — щенка или портвейн?

— Сам выбирай, — ответила Алиса, протягивая ему и то, и другое. Бутылка была почти пуста, а щенок проснулся и пытался вывернуться. Алиса постаралась прижать его к себе, но тот удвоил силы, царапая ее по груди.

— Пожалуй, я возьму щенка, — тихо сказал Айк, — пока он тебя не раздел.

— Я звала ее Никчемкой. — Она снова завернулась в полы фланелевой рубашки. — Но ты можешь дать ей другое имя.

— Никчемка — годится.

— А почему мы разговариваем шепотом?

— Потому что так уж получилось, что кое-кто мне уже составил компанию. Там в койке у Грира Луиза Луп. Или я должен называть ее Луиза Левертова?

— Как тебе больше нравится, — ответила Алиса. И в ее голосе прозвучал явный холодок.

— Я нашел ее блуждающей во тьме около часа назад, — поспешил объяснить Айк, — у нее был такой вид, словно за ней гонится чудище. И она говорила, что ее специально оставили здесь на заклание…

— Да? — Алиса во все глаза смотрела на Айка. — Бедняжка Лулу. Эти голливудские парикмахерши со своими прическами, наверное, вытравили из нее последние мозги. Кто ее оставил?

— Насколько я понял, ее муж. Твой замечательный сын. И она была совершенно не в себе.

Алиса подняла бутылку и поднесла горлышко к плотно сжатым губам.

— Боже милостивый, Алиса! Если ты действительно собираешься пить это дерьмо, давай я хоть чем-нибудь его разбавлю. И приготовлю какую-нибудь закуску. Садись, я сейчас.

И Айк на цыпочках скрылся из вида в противоположном конце овальной обители. Алиса осталась стоять, прислонившись бедром к столику с пластмассовой поверхностью. Она чувствовала, как у нее все бурлит под фланелью. Прикуси свой язык, — уговаривала она себя, — он пытается оказать тебе любезность, поухаживать за тобой. Неужто? Правда? А что тогда имелось в виду под «замечательным сыном»? А эта витиеватая речь на собрании — к чему он клонил, если задуматься?

Исаак вернулся с круглой деревянной доской, на которой стояли стаканы, Перье, крекеры и головка швейцарского сыра. Впрочем он тоже не сделал ни малейшего движения, чтобы сесть. Он поставил импровизированный поднос на стол и принялся делать коктейль. Газированная вода несколько скрасила портвейн. Айк раскрыл раскладной нож и принялся нарезать сыр.

— Надеюсь, ты его мыл после того, как вскрывал им последнюю рыбу?

Айк понюхал лезвие.

— Рыбьи потроха легко смываются. А вот мозоли и бурситы иногда оставляют запах.

Это не вызвало улыбки у Алисы, и Айк снова вернулся к сыру. Алиса снова попыталась урезонить себя, но внутри у нее все так и закипало. Ах, он считает, что проявляет сочувствие и любезность. Закуски и минеральная вода из Франции. Но мы еще посмотрим…

— Ладно, Соллес, я думаю, пора раскрыть карты. На что ты намекал, говоря о моем «замечательном сыне»? Хватит ходить вокруг да около…

Айк закончил накладывать сыр на крекеры и воткнул нож в доску. Потом разлил остатки портвейна в два пластиковых стакана и наполнил их доверху минеральной водой. Затем он сделал шаг назад и прислонился к стене напротив Алисы.

— Просто Лулу считает, что он пытается ее убить. Она говорит, что они накачали ее депрессантами и оставили одну в доме, открыв настежь все двери.

— Зачем?

— Чтобы ее задрали медведи. Или свиньи. Но ее вытошнило, и она более или менее пришла в себя.

— Идиот, я спрашиваю, зачем это вообще нужно?

— Ну во-первых, чтобы получить ее собственность…

— Собственность? Я тебя умоляю! Послушай, Лулу оставили одну, чтобы она просохла и немного пришла в себя. Уже всем в городе известно, что с ней творится. Она же совершенно распустилась. Лотрек, знаешь? «Распущенные женщины»? — и она продолжила, так и не дождавшись ответа от Айка. — Кому это могло понадобиться? Лулу — это единственная надежда для Ника зацапать земли папаши Лупа. Старый Омар терпеть его не может, точно так же, как и ты. Если Лулу умрет, прощай ублюдок-зять.

Перед тем как ответить, Айк, нахмурившись, долго смотрел на поднимавшиеся пузырьки в стакане.