Песня моряка - Кен Кизи

Норман был прав ¦— похоже, здесь собрались все жители города плюс еще целая толпа пришельцев. Многие из них были расфуфырены и разряжены. Мистер и миссис Вонг были одеты в изысканные китайские платья, а выводок приемных сыновей окружал их, как верные самураи окружают императорскую чету. Контингент ПАП был облачен в традиционные костюмы и одеяла с застежками. Они толпились в той части помещения, в которой Томми Тугиак Старший и другие официальные лица «Морского ворона» организовали нечто вроде офиса с помощью своих дипломатов. Бездомные Дворняги занимали противоположную часть зала. Совмещавшие в себе кровь ПАП и дух Дворняг занимали промежуточное положение в проходе. Здесь были Босвелл с женой, редко покидавшие свою базу, члены городского совета и большая часть преподавательского состава средней Квинакской школы. Вдоль стен, засунув руки в карманы, стояли рыбаки, пилоты и портовые грузчики в своей обычной выжидательной манере.

Левертова видно не было, зато Айк заметил его приспешника Кларка Б., который сидел у стены, положив переносной компьютер на свои загорелые колени. Он заметил и Вилли Хардасти, стоявшую за спинами братьев Каллиган у самых дверей, через которые их только что провел Норман. У той же стены на скамейке стояла эскимосская красавица. Она помахала Айку рукой и тут же принялась шептаться с портовыми пацанами, сгрудившимися около ее голых ног. Айк не без удовольствия отметил, что, кажется, она пережила приступ своей безрассудной страсти. В глубине зала напротив дверей верхом на древнем медном огнетушителе восседала Алиса. Для удобства она положила поверх него свой сложенный жакет и теперь, терпеливо сложив руки, внимательно изучала потолок. Может, она различала невидимых змей дури, вившихся там?

Херб Том завершал свою речь. Насколько понял Айк, она строилась на каких-то шатких доводах, призванных установить связь между традицией и исключительностью; Херб возглавлял единственное в городе агентство по прокату и был заинтересован в сохранении традиции. Его наградили редкими аплодисментами, и к помосту вышел следующий оратор — Чарли Фишпул. Чарли сказал, что самое главное заключается в единстве и открытости. Дворняги зарычали, а сестра Мардж Босвелл поинтересовалась, почему тогда брат Чарли поддержал «Морского ворона», когда эти проходимцы исподтишка продали свою половину клуба. Это заявление вызвало оживление в рядах ПАП, и они потребовали, чтобы Дворняги выполнили свои обязательства по этой сделке, заключавшиеся в согласии отказаться от своей половины собственности на условии предоставления эксклюзивного права выполнять обязанности охраны во время съемок. Мардж ответила на это целой очередью вопросов: «Разве „Морской ворон“ не гарантировал вам эксклюзивное право распространения национальных сувениров и артефактов? Что же вы возражаете против нашего эксклюзивного права? Мы уже в течение месяца прекрасно справляемся со своими обязанностями».

— Об этом-то я и говорю! — вскричал Херб Том, снова вскакивая на ноги. — Традиции прежде всего!

И наконец Айк начал понимать, что весь этот шум и гам был поднят по одной-единственной причине: все хотели удостовериться, что когда этот сочный пирог будет разрезан, каждому будут гарантированы те куски, к которым он привык, а может, и немного большие. И у него забрезжили опасения относительно того, во что его втравил Альтенхоффен. Он горел желанием отстоять клуб, однако, похоже, его доводы уже запоздали — пирог был уже продан, и единственное, что интересовало собравшихся, как его разделить.

Но прежде чем он успел это обдумать, Норман Вонг призвал всех к тишине и провел его к подиуму.

— Сядь, Чарли. Успокойся, Мардж. Послушаем нашего отца-основателя. Десять минут, Исаак.

Айк поднялся на возвышение, опустив голову. Он молчал целую минуту, судорожно пытаясь собраться с мыслями. Гул затих, и все с интересом повернулись к нему. Он давно научился пользоваться этим трюком с длинной мучительной паузой — она создавала напряжение и в то же время приковывала внимание аудитории. Потому что он уже знал, с чего начать, ибо пользовался этим в свое время неоднократно. Еще когда-то, в средней школе, он заучил наизусть несколько параграфов из учебника по американской истории. Тогда благодаря этому он стал победителем конкурса ораторского искусства в Сакраменто и получил двести долларов и позолоченный почетный знак, который тут же загнал. Он не мог вспомнить, что сделал тогда с деньгами. Однако выученный текст навсегда остался в его памяти. Он часто использовал отрывки из него на разных демонстрациях. Это был беспроигрышный ход. Когда в зале стало тихо, Айк поднял голову:

— Вы мечетесь на роковом перекрестке, как стадо овец! — звук голоса поразил Айка не меньше, чем собравшуюся аудиторию, и он с удовольствием отметил про себя, что правильно сделал, не допив виски, — сейчас был набран единственно верный градус.

— Вы отказываетесь от собственной независимости, не ведая, что творите: вы распахиваете дверь навстречу вечной тирании. Говорю вам: дружить с теми, кто не вызывает доверия, и любить тех, к кому мы чувствуем презрение, не может быть названо иначе, как безумием и безрассудством. И есть ли у нас основания надеяться на то, что наша привязанность сохранится, когда отношения будут исчерпаны?

Айк обвел глазами изумленных слушателей. Он поднял руку и указал на Кларка Б., сидевшего у стены со своими адвокатами.

— Вы говорите нам о гармонии и примирении — неужто вы можете вернуть время, которое уже безвозвратно прошло? Неужто вы можете сообщить проституции когда-то свойственную ей невинность?

Он повернулся к официальным лицам «Морского ворона».

— Есть вещи, которые природа не прощает, а если она их простит, то перестанет быть природой. Так может ли человек простить насильника, оскорбившего его возлюбленную, как эта земля прощает своих насильников?

Айк повернулся к Дворнягам, которые были явно смущены поведением своего знаменитого отца-основателя.

— Всемогущий внедрил в нас эти неистребимые чувства во имя добра и мудрости. Они являются стражами наших душ. Они отличают нас от остальных животных. Если наши сердца загрубеют и станут бесчувственными, исчезнут связи между людьми и справедливость на земле будет искоренена. Если мы перестанем ощущать боль, толк-ающую нас к справедливости, насильники и грабители останутся безнаказанными.

Айк сделал глубокий вдох, чтобы величественный финал потряс всех до самого конца зала, где, остолбенев, стояли Вилли, Каллиганы и портовые крысы. Алиса тоже перестала изучать свой несчастный потолок.

— Я обращаюсь к вам, в ком еще не остыло чувство любви к ближним, кто чтит землю и уважает ее обитателей! К вам, кто готов встать на борьбу не только с тиранией, но и с тиранами — встаньте! Нет места на нашей земле, которое не было бы пропитано злом и агрессией. Свободу повсюду гонят и унижают, и более всего в этом усердствуют корыстные тираны. Так восстаньте же против них, спасите преследуемую беглянку, предоставьте убежище человечеству — всем людям, а не только лживой элите в увеселительном парке, который строят для нее те самые подонки, которые разбогатели, обкрадывая нас!

В этом месте Айк обычно делал паузу, позволяя стихнуть аплодисментам и приветственным крикам, прежде чем перейти к более насущной части своей речи. Однако на этот раз никто не хлопал, и голосов поддержки и одобрения слышно не было. Вместо этого напряженная тишина порывом холодного ветра ударила ему в лицо.

— Так говорил Томас Пейн, который действительно был одним из наших отцов-основателей, — пояснил Айк. Однако прозвучало это скорее как оправдание, чем как объяснение. Может, все уже забыли, кто такой Том Пейн? Айк уже совсем было собрался рассказать о великом американском революционере, как его прервал раздавшийся из толпы голос.

— А что вы с Кармоди делали на этом судне, Соллес? И почему мы не можем получить того же?

Это вызвало взрыв облегченного смеха. Айк почувствовал, как его лицо заливается краской, но он ответил ухмылкой, стараясь разглядеть говорившего.

— Действительно, Айк… — раздался другой голос из противоположного конца зала. — Лично я не понял, к чему ты клонишь.

Это был сварщик Боб Моубри. Он стоял, прислонившись к одной из резных сосновых колонн, засунув большие пальцы за кожаный нагрудник старомодного кузнечного передника. Рубашки на нем не было, и из-под передника выглядывали загорелые руки и плечи, которые по цвету ничем не отличались от его профессионального одеяния — не иначе, как он прошел курс меланина с тех пор, как Айк видел его в последний раз.

— А клоню я, Боб, к тому, что на мой взгляд все тут совершают очень большую ошибку.

— Аминь! — подхватил Кармоди.

— С чего бы это? — громко осведомился Боб… он всегда славился сладкоречивостью, приобретенной еще в то время, когда пытался получить членство в Ордене. — В чем наша ошибка?