Червь Уроборос - Эрик Эддисон

— Совершенно неуместное желание, которое, к тому же, отдает притворством, ибо ей хорошо известно, чего этой ночью желаю я. Передайте ей направляться к нам тотчас же, или я сам ее приведу.

В ответ на это послание она вскоре явилась сама, вся облаченная в траурный черный цвет, в платье и тесном корсаже из легкого черного шелка и тафты и с ожерельем из тускло сверкающих сапфиров на шее. Голову она держала весьма горделиво. Обрамленное завитой и заплетенной массой ее полночно-черных волос, лицо ее выглядело очень бледным, но невозмутимым и бесстрашным.

При ее появлении все поднялись, чтобы поприветствовать ее, а Кориний промолвил:

— Госпожа, быстро же ты передумала, хотя поначалу утверждала, что никогда не отдашь мне Кротеринг.

— Так быстро, как могла, господин мой, — сказала она, — ибо поняла я, что ошибалась.

С минуту он хранил молчание, сальным и сластолюбивым взором осматривая ее прекрасную фигуру. Затем он сказал:

— Ты хотела уберечь своих друзей?

Она ответила:

— Да.

— На твоем собственном положении, — сказал Кориний, — это не сказалось ни на йоту. Да будут мне свидетелями всеведущие Боги, от которых ничего не скрыть, я желаю тебе лишь добра.

— Господин мой, — сказала она, — Радостно слышать мне эти обнадеживающие слова. И знай, что добро для меня — моя свобода, а не условия, поставленные мне кем бы то ни было.

На что он, уже изрядно захмелев, отвечал со всем дружелюбием, какое только мог изобразить на лице:

— В этом я не сомневаюсь, но нынче вечером, госпожа моя, тебе лучше принять эти условия, ту высочайшую честь, доселе невиданную, что я окажу тебе: быть королевой Демонланда.

Она поблагодарила его со всей возможной учтивостью, но сказала, что предпочтет отказаться от этого, несомненно, высокого титула.

— Почему? — спросил он. — Это, что, слишком мало для тебя? Или, что более вероятно, ты насмехаешься надо мной?

Она промолвила:

— Господин мой, не подобает мне, наследнице многих поколений воинов, услаждать свои думы показным величием, которое покинуло меня. Но прошу тебя не забывать вот что: величие Демонов всегда было выше простой королевской власти, и, словно дневное око, взирало на королей свысока. И, говорю тебе, тот предлагаемый мне тобою титул королевы — лишь довесок, который ни к чему мне, сестре того, кто высек ту надпись над воротами, и в справедливости ее все вы убедились бы, будь он здесь, чтобы выйти вам навстречу.

Кориний сказал:

— Воистину, кое-кто в своем хвастовстве переплюнул весь мир, но я и прежде относился к ним, как к лакеям. Сапог мой познал в Карсё такие места, госпожа моя, упоминанием о которых я не стану терзать твое сердце, — но, заметив вспыхнувший в глазах Мевриан жгучий огонь презрительного гнева, продолжил: — Прошу прощения, несравненная госпожа, это было некстати. Я не хочу пачкать нашу новую дружбу воспоминаниями об… Эй, там! Кресло для королевы подле меня.

Но Мевриан заставила их поставить его у дальнего конца стола и села там, промолвив:

— Молю тебя, господин мой Кориний, возьми назад эти слова. Ты знаешь, как они мне не по душе.

Минуту он молча смотрел на нее, наклонившись через стол. Его губы приоткрылись, и меж ними часто и быстро вырывалось дыхание.

— Что ж, — сказал он, — сиди там, если тебе так больше нравится, госпожа моя, и доставляй мне удовольствие по частям. В прошлом году между нами лежал весь мир, в этом году — горы, вчера — стены Кротеринга, сейчас — лишь ширина стола, а еще до исхода ночи — не более, чем…

Гро увидел во взгляде леди Мевриан выражение глаз загнанного оленя. Она сказала:

— Это речи, понимать которые я не обучена, господин мой.

— Я тебя обучу, — ответил Кориний, его лицо пылало. — Любящие живут любовью. Клянусь Сатаной, я люблю тебя, как если бы ты была сердцем в моем собственном теле.

— Господин мой Кориний, — сказала она, — мы, северные женщины, не имеем вкуса к подобным манерам, как бы ни превозносили их в водянистом Витчланде. Если хочешь завоевать мою дружбу, окажи мне за это услугу, притом тогда, когда я этого попрошу. А это не застольный разговор.

— Ну что же, — сказал он, — тогда по рукам. Я с радостью сделаю это, и кое-что еще более приятное в придачу, в твоих собственных покоях. Но я и надеяться не смел, что ты поддашься мне столь скоро. Неужто все так просто?

В великой досаде и гневе леди Мевриан встала из-за стола. Кориний несколько неуверенно вскочил на ноги. При всем его росте столь высока она была, что смотрела ему прямо в глаза. А он, как рыщущий в ночи зверь, которому внезапно ткнули в морду ярким факелом, оцепенел под этим взглядом, и все его члены будто застыли. Он угрюмо произнес:

— Госпожа моя, я солдат. Воистину, не на комплиментах зиждется моя любовь. В том, что я нетерпелив, вини свою красоту, но не меня. Прошу тебя, сядь.

Но Мевриан ответила:

— Язык твой, господин мой, чересчур бесстыден и груб. Если желаешь, приходи ко мне завтра, но я хочу, чтобы ты знал: лишь терпение и учтивость помогут тебе со мной.

Она повернулась к дверям. Он, как будто с этим движением чары ее взгляда распались, громко крикнул своим людям остановить ее. Но никто не шевельнулся. Тогда он, словно не в состоянии сдержать свои необузданные желания, перевернул скамью и стол в страстном стремлении схватить ее, и так вышло, что он споткнулся и растянулся на полу. И прежде, чем он поднялся на ноги, леди Мевриан покинула зал.

Он тяжело поднялся, изрыгая из уст грязный поток грубой и непотребной брани, так, что Лаксу, помогавшему ему встать, пришлось пожурить его:

— Господин мой, не опускайся до скотского состояния. Разве уже сняли мы доспехи в этом вновь завоеванном королевстве, старые повелители которого, пусть и разгромлены в битве, но не взяты в плен и не убиты, и, вероятнее всего, готовятся бросить против нас новые силы? И в такой гуще дел ты хочешь предаться соблазнам любви?

— Именно! — ответил тот. — И не такому никчемному простофиле как ты перечить мне в этом. Спроси-ка у своей шаловливой малютки Шривы, когда вернешься домой, чтобы жениться на ней, не превосхожу ли я тебя в способности удовлетворить женщину. Уж ей-то есть, что тебе порассказать! Не лезь, когда не просят, в дела, недоступные таким как ты.

Гро и сыновья Корунда были поблизости и слышали эти слова. Лорд Лакс заставил себя рассмеяться. Он повернулся к Гро и сказал:

— Военачальник перепил вина.

Заметив, что лицо Лакса, несмотря на всю его напускную небрежность, залилось краской до самых ушей, Гро мягко ответил ему:

— Это верно, господин мой. Но истина в вине.