Земля под ее ногами - Салман Рушди

— Никаких посланий оттуда, — говорит он. — И это не рай, — добавляет он. — Тот мир не очень отличается от этого. То, что я вижу сквозь эти прорехи, — а я вижу всё яснее и яснее, — я бы назвал вариациями, тенями известных нам событий. Это не обязательно что-то сверхъестественное, и Бог здесь ни при чем. Это вполне может соответствовать законам физики, понимаешь, — не спрашивай меня каким. Может, мы просто еще неспособны понять эти физические явления. Может, я просто нашел способ выйти за раму картины. У Амоса Войта есть вещь в стиле поп-арт на тему танца. Школа Арткра Мюррея, там есть объяснения и стрелочки — левая нога, правая нога, ты становишься на эту дорогу и следуешь указаниям. Но в какой-то момент весь вес твоего тела оказывается на той ноге, которая должна сдвинуться с места. Так что правило не срабатывает, это шутка, ловушка. И если только ты сойдешь с дорожки, перенесешь вес тела на другую ногу, тогда сможешь продолжить свой путь. Тебе приходится нарушить правила, выйти за рамки, сломать их. Есть такое русское слово, — продолжает он, — «вненаходимость». Аутсайднесс. Может, я нашел вненаходимость того, внутри чего мы находимся. Дорогу с ярмарки, тайный ход. Путь в зазеркалье. Технику перепрыгивания с одной дорожки на другую. Вселенные — это параллельные линии, телеканалы. Возможно, есть люди, способные переходить с одной линии на другую, умеющие, — не знаю, понятно ли тебе, о чем я, — перепрыгивать с одного телеканала на другой. Щелкают кнопками пульта. Может, я и сам такой, как они. Держу в руках своего рода пульт дистанционного управления.

Пульты дистанционного управления для телевизоров были тогда в новинку. Их только-только начали использовать в сравнениях и метафорах.

— Как он выглядит, — хочет знать Вина, — тот, другой, мир?

— Я говорил тебе, — отвечает он, чувствуя, как на него наваливается страшная тоска. — Все то же самое — но другое. Джон Кеннеди убит восемь лет назад. Президент — ты только не смейся — Никсон. Восточный Пакистан недавно отделился. Беженцы, боевики, геноцид и всё такое. Англичан в Индокитае нет, только представь себе. Война идет, но географические названия другие. Не знаю, сколько существует вселенных, но похоже, что эта чертова война идет повсюду. Есть и «Доу кемикалз», и напалм. Это тоже у них называется по-другому, но прожигает кожу маленьких девочек ничуть не хуже.

Он рассказывает, что там тьма тьмущая певцов в блестках и с разрисованными глазами, но нет и следа Зу Харрисона или Джерри Эппла. Нет ни «Айкон», ни «Клаудз», а Лу Рид там — мужчина. Голливуд тоже есть, но там никто не слышал ни об Элронде Хаббарде, ни о Норме Десмонд, а Чарлз Мэнсон — серийный убийца; Аллен Кёнигсберг никогда не снимал кино, а Гвидо Ансельми вообще не существует. Так же, как и Дедалуса, и Колфилда, и Джима Диксона, — кстати сказать, они никогда не писали никаких книг, и классика там другая.

Вина смотрит на него круглыми глазами и, не в силах удержаться, иногда недоуменно хихикает.

«Сад расходящихся тропок»[204], называет он ее любимый роман девятнадцатого века, неувядающий шедевр китайского гения — губернатора провинции Юннань Цюй Пена.

— И что? — спрашивает она. — Не говори мне, что у них нет…

(Она по-настоящему рассержена: это уже последняя капля, написано у нее на лице.)

— Такой книги там нет, — отвечает он, и она ударяет кулаком по своей ладони.

— Черт побери, Ормус! — Но она берет себя в руки, не позволяя мыслям слететь с губ: Это ведь шутка, не так ли? Иначе ты действительно спятил.

Но он с легкостью прочитывает ее мысли.

— Всю мою жизнь, — его дрожащий голос искажен отчаянием, — я живу в империи чувств. Меня влечет то, что можно потрогать, попробовать на вкус, понюхать, услышать и увидеть. Все мои речи — хвала сущему, тому, что есть и живо, у меня нет времени для сказочно-эфемерного. И теперь, несмотря на все это, я сам оказался в гуще этих сказок, явившихся сюда из гребаного эфира. Все, что прочно, тает в воздухе. И что мне теперь делать?

— Сделай из этого песни, — говорит она. — Напиши их сердцем, используй весь свой дар и уцепись за запоминающиеся строчки и мелодии. Унеси меня на ту луну.

Уткнувшись ей в грудь, он тихонько напевает ей оды, написанные другими. You are ту sunshine. I'm a king bee. Hold me tight[205].

— Нас спасет музыка, — утешает она его. — Она и… и…

— Любовь, — подсказывает он. — Слово, которое ты ищешь, — любовь.

— Да, оно самое, — усмехается она, гладя его по щеке. — Я знала это.

— Ты выйдешь за меня?

— Нет.

— Почему «нет», черт возьми?!

— Потому что ты сумасшедший, задница. Спи.

Мир — хаос, где ничто ни с чем не согласуется, не складывается, но если нам не удается заставить себя думать иначе, мы не можем ни о чем составить своего мнения, сделать свой выбор. Мы не можем жить.

Видение Ормуса Камы подтвердило, что он настоящий пророк, и это говорю я, закоренелый скептик. Я имею в виду, что он действительно опередил свое время. Мы догнали его только сейчас. Он уже не видит этого, но противоречия реального мира теперь настолько заметны, настолько бросаются в глаза, а спасения от них нет, и сегодня все мы учимся приспосабливаться к ним. Мы ложимся спать, считая (возьмем наугад) г-на H. М. или г-на Г. А. известным террористом, а просыпаемся и объявляем его спасителем своего народа. Сегодня обитатели какого-нибудь богом забытого скалистого островка — мерзкие поклонники Сатаны, приносящие в жертву младенцев и пьющие их кровь, а на следующий день как будто ничего подобного никогда и не было. Исчезают лидеры целых стран, будто их никогда и не существовало, память о них стирается чудодейственным образом, а потом они выныривают вновь — как ведущие телешоу или призывающие нас покупать пиццу герои рекламных роликов, и — подумать только! — их имена снова вписаны в анналы истории.

Некие болезни уносят жизни тысяч людей, а потом мы узнаём, что таких болезней никогда не было. Мужчины и женщины вспоминают, что в детстве они стали жертвами сексуального насилия. Чушь! Ничего подобного не было. Их родители восстанавливают свою репутацию столь любящих и достойных восхищения людей, что даже вообразить невозможно. Геноцид есть — ан нет! Радиоактивные отходы загрязняют огромные пространства, чуть ли не целые континенты, и мы все знаем, что значит «период полураспада». Но вот мгновение ока кругом снова чистота, паства успокоена, можно снова наслаждаться своими бараньими котлетами.

Географические карты врут. Границы, разрываясь и петляя, змеятся по спорным территориям. Дорога, что была здесь вчера, исчезла. Пропало целое озеро. Горы взмывают ввысь и падают. У знакомых нам с детства книг оказывается другой конец. Черно-белые фильмы удивляют буйством красок. Искусство — это мистификация. Стиль — это содержание. Мертвые повергают нас в смятение. Да их вообще нет!

Вы спортивный болельщик, но правила игры каждый раз меняются. У вас есть работа! Нет, у вас ее нет! Эта женщина мыла унитаз Президента, но в мечтах своих она — знаменитый фантаст! Вы — бог секса! Вы сексуальный маньяк! За нее можно отдать жизнь! Она шлюха! Вы не больны раком! С первым апреля, у вас рак! Этот хороший человек из Нигерии — убийца! Этот убийца из Алжира — хороший человек! Этот психопат-убийца — американский патриот! Этот американский псих — патриотически настроенный убийца! Это Пол Пот загибается в джунглях Ангкора или всего лишь Ноль Нот?

Секс, высотные здания, шоколад, малоподвижный образ жизни, диктаторский режим, расизм — это плохо! Нет, au contraire![206] Безбрачие разрушает мозг, высотные здания приближают нас к Богу, исследования показали, что одна плитка шоколада в день значительно улучшает успеваемость детей в школе, физические упражнения убивают, тирания — это всего лишь часть нашей культуры, так что я буду премного благодарен, если вы с вашими культурно-империалистическими идеями постараетесь держаться от меня подальше, а что касается расизма, то давайте не будем читать проповеди, лучше уж называть вещи своими именами, чем прятать их под каким-то вонючим ковром. Этот экстремист — умеренный! Это универсальное право имеет свою культурную специфику! Эта женщина, подвергшаяся обрезанию, счастлива в своей культурной среде! А аборигены — это же варварство! Фотографии не врут! Это фотомонтаж! Свободу прессе! Запретить деятельность наглых журналистов! Роман умер! Честь мертва! Бог мертв! А-а-а-а-а, они все живы, и они доберутся до нас! Эта восходящая звезда! Нет, это падающая звезда! Мы ужинали в восемь! Нет в девять! Ты пришел вовремя! Нет, ты опоздал! Восток — это Запад! Верх — это низ! Да значит нет! Внутри значит снаружи! Ложь — это правда! Ненависть — это Любовь! Дважды два — пять! И всё к лучшему в этом лучшем из миров.