Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужели Петера и впрямь ожидало что-то подобное? Как-то не верится. Уж не знаю, что он чувствовал по отношению к тем двум несчастным, но со мной… Он же не взял ни капли лишнего. Удержался. Словно считал, что иначе поступит плохо и…
Ну да. Потому что его таким растили. Сначала в одной клетке, потом в другой. Да и последние годы, вся эта его служба и прочее… Только правила и ничего, кроме правил.
Конечно, он голоден. Но вовсе не по песням. И тут кто-то очень сильно просчитался.
– Гончий уже никогда не способен насытиться. Его можно держать на привязи, подпитывая время от времени, но такие подачки только ещё больше сводят с ума. Совсем свихнувшихся, разумеется, приходится уничтожать. Но в новых кандидатах недостатка не случается: каждый, кто почувствовал свое призвание, уже не может отступить. Только в самом начале, ещё до первых значимых симптомов можно остановить процесс. Даже не оперативно, а медикаментозно. А поскольку это обычно происходит в детском возрасте, никаких проблем с приемом разноцветных вкусных таблеточек не возникает. Потом, уже после совершеннолетия, кандидата могут посвятить в детали. И он даже получает шанс попробовать. Если захочет. Но с возрастом большинство обычно начинает соображать, что к чему.
Могу себе представить. Особенно если им посчастливится увидеть тех, кто не сообразил вовремя. Или, вернее, за кого не сообразили родные и близкие.
– Знаете, а я завидую даже им. Потому что как бы кровава и коротка ни была их служба, они всегда рядом со своими хозяевами. Даже умирают, чувствуя их присутствие до последнего мгновения.
После этой проникновенной эпитафии Рейнолдс нахохлился и ненадолго замолк, словно предоставляя мне время на размышление. Но в голову, как назло, не спешили приходить ни идеи, ни вообще хоть сколько-нибудь связные мысли.
– Он уже спущен с поводка, гончий для вас. И скоро учует вашу песню. Вы можете попробовать убежать, и даже бегать какое-то время, но петь… Прекратить петь вы не сможете, стало быть…
Старик посмотрел на меня мутным взглядом, а потом вдруг изобразил церемонный поклон:
– Моё восхищение, мисс Дью. Вы прожили свою жизнь не зря.
Поднял воротник ещё выше, повернулся и пошел прочь. К лестнице, ведущей с платформы. А мне, наверное, следовало со всех ног мчаться в противоположную сторону, вот только…
Осталось ли в этом мире хоть одно направление движения, чтобы без страха, угроз, жажды наживы? Без необходимости все время оглядываться по сторонам? Без ледяного холода, разливающегося в груди?
Главное, я не услышала ни слова о Лео. А ведь он стал бы лучшим поводом для запугивания и вообще. Но Рейнолдс даже не намекнул на эту сторону моей жизни, значит… Да, пока на этот счет можно ничего не опасаться. И если буду спокойной и рассудительной…
Ох.
Уж не знаю, нарочно или нет, но мне явно оставили время для того, чтобы попаниковала. Что мешало старикану прийти вместе с этим, как его, гончим? Да и вообще обойтись без разговоров? Все это неспроста. И прямо теперь я, испуганная и отчаявшаяся, должна, по их мнению… Ну конечно. Выдать сообщников. Потому что комм наверняка прослушивается. И как только наберу любой номер… Нет уж. Не на ту напали. Как бы мне ни хотелось услышать голос Лео в последний раз, ничего у них не выйдет.
К тому же, лучше сохранить все, как есть, на текущий момент. Мы расстались, полные надежд и предвкушений, вот они пусть и длятся. Хотя бы для него. Пока это возможно. Пусть в памяти останется самое хорошее, что только могло быть. Все главные слова уже сказаны, а просить прощения вроде не за что.
Да, не за что.
У Лео.
Но есть ещё один человек, перед которым… И который все ещё здесь, со мной. Я четко слышу его пульс в наушнике. А ещё помню, как продавец особенно напирал на то, что эти устройства гарантируют тайну переговоров.
Но ответят ли мне? С другой стороны, если парень не снял гарнитуру, может быть… Что ж, пока не попробую, не узнаю.
– Петер?
– Да, мэм.
Уф-ф-ф. Если и злится, то по голосу не понять: такой же ровный, как и раньше.
– Мне нужно кое-что тебе сказать. Нет, я должна. Очень-очень важное.
– Должны – говорите.
Вот и пойми, это разрешение, подколка или что-то ещё? Но хоть одна вещь в мире осталась неизменной, и я рада этому, как никогда.
– Главное, что тебе надо знать: ты замечательный. Плевать, что думают и говорят другие. Ты лучший. Понял?
– Да, мэм.
Он явно не вдумывается в то, что я сейчас говорю. Зато точно знаю: запомнит. И обязательно обдумает.
– И тебе нужно быть осторожным. Не доверять никому. Считай, что любой человек, который окажется рядом, твой враг. И я тоже.
– Вы не рядом. В данный момент.
Что ж ты со мной делаешь, зайчик…
– Лучше всего, наверное, убежать и спрятаться. Ты это сумеешь. Если хорошо постараешься, тебя никто не сможет найти.
– Меня ищут?
– Да. Нехорошие… люди. Которым не нравится, какой ты есть. Они собираются тебя…
– Убить?
Если бы. Нет, им ты нужнее искалеченный и послушный.
– Причинить тебе вред. А я этого не хочу. Надеюсь, ты тоже.
Промолчал. Наверное, у меня слишком сложно получилось со словами.
– Будь осторожен. Обещаешь?
– Да, мэм.
– И ещё… Я знаю, ты не жалуешь Лео… Мистера Портера. Но ему тоже нужно кое-что знать. Пожалуйста, передай ему, что мы ошибались. Что все, о чем мы с ним говорили сегодня, давно уже существует и здравствует. Рейнолдс, который из Коллегии, точно работает на рыцарей. Возможно, и сама Коллегия…
Нет, лучше о таком не думать. Чтобы не терять остатки веры в людей. Даже за считанные минуты до смерти хочется надеяться. Да, что в конечном итоге все будет хорошо.
– Мэм?
– Передай ему мои слова. Когда получится. И… прости, что взяла на себя больше, чем смогла вынести.
В наушнике повисла тишина. Я бы даже сказала, зловещая. А потом Петер спросил, уже не просто ровным, а каким-то вусмерть зашлифованным голосом:
– Где вы сейчас, мэм?
– Милый, я…
– Адрес.
Ну разумеется. Ничего другого он и не придумал бы. Но это все пустое. Все зря.
– Ты не успеешь.
– Адрес.
Прозвучало опять же, предельно ровно, но к уже знакомому тону явственно добавился ещё один. С