Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова

Никакого приветствия или другого обращения ко мне не последовало: Рейнолдс лишь качнул головой, отмечая моё появление, и приложился к фляжке, серебряно поблескивающей в его руке.

Старческий алкоголизм – довольно распространенное явление, но заподозрить в нем консультанта квалификационной комиссии было равнозначно тому, чтобы признать его вообще живым человеком, а не унылым сводом писаных и неписаных законов. Однако настоящее удивление посетило меня, когда он, вполне дружеским жестом, пригласил присесть рядом и пояснил:

– Отсюда вид лучше.

Как сказать. Пейзаж хоть и речной, но все равно промышленный. Да и не за видами я сюда пришла.

– Вы грозились со мной поговорить. Помните?

Помолчал, поглаживая фляжку пальцами.

– На самом деле меня не должно было здесь быть.

Интересный поворот. И означает он, что…

– Вы просто должны были приехать. И вы приехали.

– А ещё я могу уйти. Прямо сейчас. Сомневаюсь, что у вас хватит сил меня остановить.

Рейнолдс посмотрел на меня, снова перевел взгляд на реку и глупо хихикнул:

– Останавливать вас следовало сразу, ещё в самый первый момент. Но кто знал, кто знал… Бережливость же обычно считается добродетелью? Вот и добереглись… Так что, скупому снова придется заплатить дважды.

Конечно, он навеселе. Жаль, не настолько, чтобы его слова выглядели пьяным бредом.

– А я предупреждал. Учитывая ваш послужной список и дурной характер. Что ничего хорошего не получится. С другой стороны, и не должно было вообще получаться. Вам была отведена роль ещё одной ступеньки, только и всего. Ступеньки для очередного шага не более. Но вы сделали самое худшее из невозможного. Заставили его остановиться.

И я, кажется, знаю, о ком идет речь.

– А как все хорошо начиналось! Бодро, с огоньком. Фактически, до пропасти оставалось всего ничего, и тут – вы. Потасканная, склочная, невыносимая. Что вообще могло его зацепить в вас?

Может быть, то, что я обращалась с Петером по-человечески? Ну, в силу своих взглядов и заскоков, конечно. Увидела, что ему нужна помощь, и попробовала помочь. А он, как полагается хорошему мальчику, оказался благодарным.

– Было бы проще, если бы он вас сломал. Всем нам, да и вам тоже. Познали бы райское блаженство перед смертью.

Это он выражается фигурально или буквально? Про блаженство я уже знаю, ученая. Но смерть? Если только имеется в виду та самая пропасть. А я почти ничего о ней не помню. Мгновения полета, устремленного вниз, не более. И поток воздуха, бьющий в лицо так сильно, что вполне мог бы… Да, пожалуй, вышибить мозги напрочь. Ещё бы чуть-чуть, и…

– Ступенька взбрыкнула и превратилась в стену, поломав планы. А планы нельзя нарушать. Ни-ни. Нарушителей ждет кара. Но даже так. Даже так вы заслужили то, о чем я не могу просить после стольких лет верной службы. Не смею. Потому что мне снова скажут, как и тогда, полвека назад: «Вы слишком полезны на своем нынешнем месте, Джошуа…»

Пожалуй, на сегодня хватит с меня чужих воспоминаний. Тем более, пьяных откровений.

– Да-да, вы можете уйти, - прокомментировал Рейнолдс мои телодвижения. - Попробовать. Только вас не отпустят.

– Кто? И почему?

– Ещё не догадались? – он разразился целым приступом смеха. Или кашля.

И как-то не жажду. Потому что объяснение происходящего уже вовсю вертится рядом, достаточно поманить, само пойдет в руки. Но выглядит уж слишком острым: наверняка изрежет все пальцы в кровь.

– Предпочитаю обратиться к первоисточнику. Если он, конечно, в состоянии вещать.

– О, вы об этом? – помахал фляжкой. – Это сердечное. Коренья, ягоды, травы… Да, чуточку алкоголя присутствует, но для того, чтобы напиться, проще раздобыть обычное спиртное.

Значит, всю эту пургу он гонит в трезвом уме? Как-то мне тоже вдруг стало слишком зябко.

– Так я получу ответы?

– На некоторые вопросы – определенно. Но о многом придется умолчать. И потому, что не положено распространяться, и… Просто не смогу рассказать. Не велено.

– То есть, запрещено?

Поежился.

– Запреты, ограничения… Да, со стороны видится именно так.

– А изнутри?

Он убрал фляжку в карман и поднялся со скамейки.

– Моя семья всегда служила Ордену. С незапамятных времен. А кое-кто из родственников даже попадал в свиту гроссмейстера, да… Я тоже был полон юношеских надежд. И к первой песне готовился, как к встрече с господом. Причин сомневаться в успехе не было, но в самый последний момент… Меня попросили на выход.

В свете фонарей профиль Рейнлодса напоминал что-то птичье. Но не гордо-хищное, а скорее, стервятническое.

– По их мнению, я оказался настолько талантлив, что должен был остаться в миру. А печать рыцаря – во мне. Нет, она ничем меня не ограничивает. Среди обычных людей и песенниц. Но стоит любому мейстеру хотя бы приблизиться… С этим ничего нельзя сделать. Это не связь и не зависимость. Просто часть тебя, которая оживает лишь в присутствии рыцаря. Главное, оживляет. Наполняет всеми оттенками существования. Так полно и так глубоко, что…

Смешно, но я вполне его понимаю. И наверное, раз за разом неизбежно оживать и умирать – не самое приятное времяпровождение.

– Все остальное время я не живу. Всего лишь исполняю функции и приказы. И так будет продолжаться, пока моё тело не износится вконец и не рассыплется прахом. Пылью, которую никто даже не заметит. Но вам… Вам даровано право умереть с почестями.

А право ли? Кажется, отказаться я попросту не смогу.

– Конечно, это не будет рыцарь… Они давно уже не утруждают себя кровопролитием. Слишком низко. Слишком грязно. Для таких целей есть гончие.

Ну ещё бы. Простого слова «убийцы» недостаточно. Больше пафоса богу пафоса.

– Они получаются из тех, кто не справился с восхождением. Из тех, кто сорвался. Ваш подопечный должен был закончить именно так. Без надлежащего ведения, без управления и контроля доз… Да, он должен был сорваться совсем-совсем скоро. Вы, конечно, не знаете, насколько это тонкий процесс. Каждая песня должна подаваться к столу строго по расписанию и заранее определенными порциями, иначе… Сами они не могут сдержаться. Когда восхождение начинается, вместе с ним приходит голод. Постоянный. Сжигающий изнутри. Восходящий рыцарь готов пожрать все на своем пути. И если рядом не окажется умелой сиделки, методично подкидывающей в топку дрова, он начнет искать пищу сам.

Пожалуй, после таких рассказов стоит частично принять точку зрения Лео. Только не в смысле чудовища. Тут скорее что-то бессознательное и животное. Но почти чудовищное, да.

– А найдя, сами понимаете: будет есть, пока не насытится. Но вся