Школа обольщения - Джудит Крэнц

Почему, черт возьми, она всегда действует по первому побуждению? Она вспомнила телефонный разговор с Вэлентайн, и ей захотелось визжать от ярости, щипать себя до синяков. Ей так нужна была эта девушка! Билли была уверена, что ателье пошива под началом талантливой Вэлентайн — это именно то, что нужно магазину, и потому она просто подкупила Вэлентайн, чтобы та приехала в Калифорнию. Но разве может шитье на заказ поправить дело! Даже Сен-Лоран, Диор и Живанши, как и все парижские дома моды, жалуются, что шитье приносит одни убытки, позволяя сохранить честь имени и уж затем под этим именем продавать по всему свету духи и готовую одежду. Французское шитье финансово погибло. Оно существовало только до Второй мировой войны, поддерживая образ и дух Парижа: оно вдохновляло закупщиков универмагов и изготовителей одежды, и те дважды в год наведывались в Париж. Женщинам, покупавшим за триста долларов готовое платье от Ива Сен-Лорана, предоставляли возможность почувствовать, что снежинки парижской магии оседают и на них. Билли хорошо понимала это. Винить некого, кроме себя. А теперь она наняла двух полнейших дилетантов, чтобы они выполняли работу, с которой может справиться только профессионал.

Но все же… Все же… Может быть, думала Билли, может быть, не так плохо, что она прислушивается к своим импульсам? Если вспомнить, разве не по внезапному порыву она поехала в Париж, разве не такой порыв заставил ее пересечь коридор там, в гостинице на Барбадосе, и ринуться в объятия Эллиса Айкхорна? Правда, было дело, как-то один такой порыв заставил ее вообразить себя французской графиней только потому, что ее лишил девственности охочий до богатства граф, а другой — поверить, что, проучившись один год в школе Кэти Гиббс, она получит подготовку, которая позволит ей добиться успеха в деловом мире. Лежа в темной спальне, Билли поняла, как много раз в жизни она ожидала, что чудо произойдет уже потому, что она этого хочет, и горестно покачала головой. Например, «Магазин грез». Но в конце концов, она же вернулась из Парижа похудевшей, вышла замуж за Эллиса и семь лет была счастлива. Кем бы она сейчас была, если бы не дурная привычка слушаться своих побуждений? Уж точно, карикатурно толстой бостонской учительницей, обретшей все же смысл жизни, но такой жизни, которая хуже смерти. Она была бы вечной неудачницей, отверженной и одновременно пленницей узкого круга бостонской аристократии, к которому она «принадлежала», но совершенно в него не вписывалась. А к чему привели ее порывы? Она божественно стройна, сказочно богата, необыкновенно элегантна. Классическая веселая вдова. Ах, если бы ей было весело! И во всем виноват этот магазин. Он стал бедствием, чем скорее она поймет это, тем лучше. Слишком часто она следует своим порывам.

На следующее утро, едва проснувшись после короткого сна, настигшего ее лишь на рассвете, Билли Айкхорн позвонила Джошу Хиллмэну домой — дурная привычка, которую она переняла у Эллиса Айкхорна в дни его власти и славы.

— Джош, какими обязательствами я связана с этой парой, Эллиотом и Вэлентайн?

— Ну у них, конечно, есть контракты, но эти бумаги всегда можно у них выкупить меньше чем за половину той суммы, что им причитается за целый год, если вы это имеете в виду. Вряд ли они обратятся в суд. Скорее всего, им нечем платить хорошему адвокату, и, по-моему, маловероятно, чтобы порядочный человек взялся за их дело на условиях неопределенно гарантированного гонорара. А что?.. — В его голосе прозвучала несвойственная ему нотка неуверенности.

— Просто прикидываю свои возможности. — Билли не хотела открыто признаться, что собирается избавиться от Спайдера и Вэлентайн. Сидя на хлипких качелях невысказанного опасения и силясь предугадать действия партнера, она не желала позорно приземлиться в то время, как юрист возлетит кверху в своей правоте. Проснувшись, она всерьез подумала о том, чтобы продать магазин, и поняла, что все же в одном была права: земля уже сейчас стоит больше, чем она за нее заплатила, а здание, может быть, захотят купить «Нейман — Маркус» или «Бендел». Даже если его удастся продать лишь по самой мизерной цене. Зато, по крайней мере, у нее не будет камнем висеть на шее захиревший магазин. Гораздо лучше сделать вид, что она просто потеряла интерес к «Магазину грез», чем цепляться за него до тех пор, пока подруги не начнут смеяться над ее претензиями и втайне радоваться неудачам. На нее накатило уныние. Она так надеялась на магазин. Он был ей как дитя. Но публичного унижения она не перенесет. Из всех напастей больше всего она боялась этого. Невзгоды, сопутствовавшие первым восемнадцати годам ее жизни, отдалились, но и только: шрамы останутся навсегда. Эти невзгоды изуродовали ее, и, что бы с ней ни происходило, забыть прошлое не удастся.

Через несколько часов, когда она одевалась, позвонил Спайдер.

— Билли, я ночь не спал, все думал, как нам реанимировать «Магазин грез», добиться от него толку. Мы сможем поговорить сегодня?

— Я сейчас не в настроении. Если честно, эта тема начинает мне надоедать. Вчера вы плясали чечетку на потолке, расписывая мне ресторан и массажный кабинет. Сегодня я просто не готова к вашим новым бредовым идеям, Спайдер.

— Обещаю говорить только серьезно и по делу. Послушайте, я тут поймал машину. Сегодня чудесный день, давайте сгоняем в Санта-Барбару и пообедаем в «Балтморе». Там и поговорим. Я лет десять не был на Побережье. Вам не хочется удрать на несколько часов?

Как ни странно, ей хотелось. Она чувствовала себя так, словно ее целую вечность держали на привязи в огороженном пространстве между Беверли-Хиллз и невысокими горами Санта-Моника, отделяющими западную часть Лос-Анджелеса от долины Сан-Фернандо. Бог знает, сколько времени она не выезжала перекусить за город, за исключением скучных воскресных завтраков в Малибу.

— О, поехали, Билли! Вы повеселитесь, честное скаутское.

— Ну хорошо. Заезжайте за мной через час.

Билли в раздумьях повесила трубку. Много лет она не выезжала отобедать за пятьдесят километров, и целая вечность прошла с тех пор, когда кто-нибудь приглашал ее куда-то, да еще таким тоном, словно она ни больше ни меньше как слегка сопротивляющаяся девчонка.

Билли прекрасно помнила, как люди разговаривают с богачами. Все последние тринадцать лет, с того дня, как она вышла за Эллиса Айкхорна, с ней говорили по-особому, с интонациями, которые приберегают только для очень богатых. Она часто размышляла над великой американской загадкой: почему, чем именно богатые отличаются от простых смертных. Фицджеральд, О'Хара и десятки менее крупных писателей страстно восхищались богатыми, словно деньги — самое обворожительное из всех достоинств человека; не красота, не талант, даже не власть, а именно деньги. Про себя Билли считала, что богатые необычны только потому, что люди обращаются с ними как с богатыми. Она пыталась понять, почему они так суетятся. Не то чтобы они ожидали, что богач начнет им покровительствовать и переводить деньги на банковские счета. Однако в интонациях, которые она слышала от других каждый день, были все же и легкая застенчивость, и чрезмерная предупредительность, и желание очаровать, инстинктивное стремление угодить.