Случайный рыцарь - Николь Сноу

Бросаюсь к амбару, храня в сердце воспоминание об этом интимном, сладком моменте, зная, что он сделает вид, что ничего такого и не было. Он частенько ловил меня за подслушиванием, и я этого не стеснялась.

Сегодня нельзя отвлекаться. Пора вернуться к нашему важному делу. Я рада, что в копилке памяти есть еще одно напоминание, что у меня самый совершенный мужчина в мире.

* * *

– Как у вас дела? – спрашивает Дрейк, войдя в стойло для молодняка. – Есть какие-нибудь изменения?

– Пока нет. – Подхожу и тянусь за поцелуем, которым он немедленно одаривает меня. – Как дети?

– Спят. Все трое. – Он обнимает меня. – Звонить ветеринару?

– Нет. – Я смотрю на кобылу. Амелия не проявляет никаких признаков беспокойства или усталости.

– Никаких отклонений. Просто… Полагаю, это займет чуть больше времени, чем я думала. Такое уже было. Все идет нормально. Просто медленно. – Я смотрю на него и улыбаюсь. – Звучит знакомо, не правда ли? Как с нашим первым ребенком.

– Спасибо, черт возьми, что номер два и номер три не были такими. Синтия чуть не убила меня.

Я смеюсь, игриво дергая за руку.

– Это я рожала, Дрейк. Помнишь?

– Ты когда-нибудь слышала о болях сочувствия?

Смеюсь еще громче. Этот большой, сильный, красивый мой муж никогда не подводит меня.

Он никогда не перестает меня удивлять.

Я действительно думаю, что он чувствовал схватки с каждым из наших детей. Он был настоящим бойцом все время, даже в полуночных поисках мороженого с арахисовым маслом в нескольких городах.

Сначала была Синтия. Не забуду, как его голубые глаза загорелись как солнце, сияющее на леднике, когда он впервые обнял ее. Сердце перевернулось в груди раз десять, когда Дрейк взял меня за руку. В его улыбке я увидела столько благодарности, надежды и любви, что хватило бы и на сотни жизней.

Потом был Дэвис. Он все такой же буйный и прыткий, как в день появления на свет, – и я не могу сказать, что удивлена, учитывая, кто его отец.

А затем малыш Рэнди. Ему еще нет и годика. Почему-то у меня ощущение, что он всегда будет самым спокойным в этой банде, даже когда вырастет.

Я была единственным ребенком, все эти подводные течения в отношениях между братьями и сестрами были совершенно неизведанной территорией. К счастью, мама всегда знает, как с ними обращаться. Дрейк был все время рядом, поддерживая. А также их удивительная тетя и моя сумасшедшая невестка Энджи.

Дрейк сжимает мою руку.

– Все в порядке, милая?

Я целую его в щеку.

– Иди спать. Уже поздно. Я послежу.

– Нет, я останусь.

– Тебе утром на работу, шериф. – Я подмигиваю ему. – Помнишь? Это же ты все время говоришь, что этот город не будет работать сам по себе.

Мне нравится хвастаться этим. Он выиграл выборы три года назад с 95 % голосов после ухода Родни Уоллеса. Все любят его, но он весь мой.

Дрейк хватает за талию и прижимает к себе, словно читая мои мысли.

– Чушь. У меня всегда есть силы, чтобы помочь жене кому-то родиться на белый свет. Это не Хартс Эйдж[33]. Даллас тихий город, – говорит он с улыбкой, прижимаясь лбом к моему.

Боже, как я люблю это отчетливое, привычное ощущение жара его кожи. После всех этих лет я благодарна судьбе за него.

– Твои слова да богу в уши. Повезло, что мы разобрались со всеми самыми большими проблемами много лет назад и тебе остается лишь преследовать случайного грабителя банка или наркомана.

– Аминь, – ворчит он. – Как по мне, лучше бы этой чертовой трагедии остаться там, где она произошла, за границей нашего штата, в Монтане. Я тут уже не единожды думал, что Кинсливилль в то время, пока я рос, был дурдомом.

– Послушай, я серьезно. Тебе надо поспать, любимый, – говорю я, нежно проводя рукой по его лицу. – Иди. Я позабочусь обо всем. С Амелией все будет в порядке.

Сказать, что он состарился, как хорошее вино, было бы не совсем верно. Скорее, как выдержанный бурбон. Иногда я думаю, что еще лет пять, и он станет седой как лунь, и это меня беспокоит.

Какая женщина устоит перед таким мужчиной, как Дрейк, столь элегантно седеющим?

– А может, я просто возьму выходной. – Он целует меня в нос, будто читает по лицу все греховные мысли. – Помнится, мы договаривались, что начнем трудиться над ребенком номер четыре. У тебя уже есть пять лошадей, милая, вот-вот появится шестой. Мы отстаем по детям.

Я глажу его щеки. Целую в губы.

– Не настолько уж и отстаем, ковбой.

Он замирает, усмехается и отодвигается, чтобы окинуть меня долгим внимательным взглядом, задерживая его на животе, пока еще плоском.

Улыбка медленно освещает его лицо, когда он поднимает руку и обхватывает одну грудь.

– Вот черт. Могу поклясться, что сегодня утром твоя грудь выглядела чуть больше обычного.

Меня охватывает дрожь восторга.

– Ты на них не смотрел.

Он хватает низ рубашки, задирая ее до самой шеи.

– Черта с два! Еще как смотрел. Сейчас я тебе покажу, что знает доктор Ларкин…

Ловко, с его-то количеством практики в этом, он щелкает застежкой моего бюстгалтера. Хватаюсь за чашки, когда они падают, но его голова мешает, ему не терпится раздразнить меня до беспамятства. Они соскальзывают по его шее и падают на пол.

И это выглядело бы даже смешно, но он делает это на полном серьезе.

Абсолютно. Я стону от удовольствия, доставляемого ощущением тепла его языка на соске. Мягкое фырканье отвлекает от восхитительного огромного мужского тела, разжигающего желание.

– Дрейк! Погоди. Амелия вот-вот родит малыша.

– А мы ей не помешаем, – говорит он, переходя к следующей груди, снова и снова окуная меня в сладостную негу. – Она делает то, что естественно. Давай последуем ее примеру.

Я никогда не могу устоять перед мужем.

– Ты же знаешь, что сейчас будет, – говорю я, зарываясь руками в его волосы. – Молись, чтобы она справилась с этим сама…

Он доводит меня до безумия томной лаской и только потом поднимает лицо.

– Да, милая, так и сделаю. Ведь ты сказала, что с ней все хорошо. А я не остановлюсь, пока не закончу, и к этому времени ты с трудом вспомнишь, как тебя зовут. Что-то мы давненько не делали это на сеновале. Пора тряхнуть стариной.

Я смеюсь, когда мы взбираемся на чердак, а потом повторяем наш самый первый раз, когда он взял меня при свете