The Chamber. Камера - Джон Гришем

Адам снял пиджак, швырнул на спинку кресла, обвел взглядом наклеенные на стойку металлического стеллажа желтые квадратики с фамилиями звонивших в его отсутствие людей.

– Кому я был нужен?

– Репортерам, писателям, каким-то полудуркам и юристам, которые предлагали помощь. Из Джексона позвонил некто Гудмэн, по его словам, анализ общественного мнения в разгаре. Просил не беспокоиться. У вас остается время на изучение данных?

– Ответа ты не услышишь. Апелляционный суд молчит?

– Да.

С силой выдохнув, он опустился в кресло.

– Обедать будете? – спросила Дарлен.

– Принеси, пожалуйста, сандвич. Сможешь поработать в субботу и воскресенье?

– Конечно.

– Нужно, чтобы кто-то сидел у факса и телефона. Прости.

– Мне это не трудно. Пойду за сандвичем. Секретарша вышла в коридор и плотно притворила дверь.

Адам снял телефонную трубку, набрал номер тетки. Особняк не отвечал. Тогда он позвонил в Оберн-Хаус, однако и там о Ли никто не слышал. Мистер Фелпс Бут, как сказал банковский клерк, проводит важное совещание. Связавшись с Кармен, Адам предложил ей не позднее воскресенья вылететь в Мемфис.

Говорить с кем-либо еще не имело смысла.

* * *

Ровно в час пополудни Мона Старк пригласила в приемную Дэвида Макаллистера толпу журналистов. Губернатор, сообщила она, после длительных размышлений назначил слушание по вопросу о помиловании Сэма Кэйхолла на понедельник, в десять часов утра. После того как будут высказаны доводы сторон, его честь примет окончательное решение. Губернатор сделает то, что диктует ему совесть, подчеркнула Мона.

ГЛАВА 41

Направляясь в субботу, в половине шестого утра, к камере Сэма Кэйхолла, Пакер даже не подумал захватить с собой наручники. Без всякого шума сержант и заключенный вышли из отсека “А”, миновали кухню, где двое вольнонаемных поваров готовили яичницу с беконом. Бывать в кухне Сэму еще не доводилось, по проходу между электрическими плитами он двигался медленно, подсчитывая каждый шаг. Пакер открыл ключом дверь, и оба ступили на волю, в предрассветную полутьму. На мгновение Сэм замер, вглядываясь в находившееся чуть правее небольшое строение из красного кирпича, где ему предстояло провести последние минуты жизни. Через секунду Пакер потянул его за локоть: у восточного торца Скамьи их ждал охранник. Страж вручил Кэйхоллу высокий пластиковый стакан кофе и провел старика через распахнутую решетчатую дверь во дворик для прогулок – точную копию того, куда на час в сутки Сэма выводили в течение девяти с половиной лет: ограда из металлической сетки с колючей проволокой наверху, баскетбольный щит, две скамейки. Сказав, что он еще вернется, сержант вместе с охранником скрылся в здании Семнадцатого блока.

Минут десять Сэм не трогался с места, лишь отхлебывая время от времени из стакана горячий напиток, наслаждаясь пейзажем. Первая камера Кэйхолла располагалась в отсеке “Д”, то есть в восточном крыле блока, поэтому сам дворик был Сэму хорошо знаком, выверен до каждого шага: тридцать шесть футов на пятьдесят один. Повернув голову, Кэйхолл увидел в застекленной кабинке вышки часового. Вдали, ближе к линии горизонта, за бесконечными рядами кустов хлопка светились огоньки соседней зоны. Сэм неторопливо подошел к скамейке, сел.

Приятно, черт побери, что ему все-таки позволили встретить рассвет! Последний раз он наблюдал за восходом солнца почти десять лет назад. Сначала Наджент ответил на его просьбу категорическим отказом, однако после вмешательства Пакера, гарантировавшего несгибаемому полковнику, что ничего страшного не произойдет, разрешение было получено.

До боли в глазах Сэм всматривался в восточную часть небосклона, где в разрывах густых облаков забрезжили розовато-оранжевые сполохи. В первые месяцы пребывания на Скамье, когда душа еще жила неясными надеждами, он частенько вспоминал маленькие, прежде казавшиеся незамысловатыми мелочи будней: горячий душ по утрам, добродушное рычание старого пса, толстый слой меда на куске хлеба. Тогда Кэйхолл почти верил, что пройдет пара недель, и он вновь отправится стрелять белок, будет забрасывать удочки, сидеть по утрам на крыльце с чашкой крепкого кофе, разъезжать за рулем видавшего виды пикапа по окрестностям. И больше всего в то время он мечтал слетать в Калифорнию и отыскать там внуков.

Однако мечта эта, как и другие, более скромные, давно умерла, растворилась в монотонно-серой тюремной действительности, оказалась раздавленной безжалостными решениями судей.

“Последний рассвет, – спокойно сказал себе Сэм. – Слишком многие ждут моей смерти. Газовка застоялась без дела. Пора, пора испытать ее в работе. Вот я и войду в нее”.

Небо быстро светлело, облака расходились. Даже металлическая сетка ограды не лишала зрелище великолепия. Что ж, еще несколько дней – и сетка исчезнет. Замки, решетки, колючая проволока будут скрывать кого-то другого.

* * *

Ранним субботним утром метрах в двадцати от южного входа в капитолий, отгоняя сон табачным дымом и глотками дешевого, купленного в автомате кофе, прохаживались двое репортеров. Один был невысоким крепышом, второй же походил на баскетболиста. По слухам, губернатору предстоял сегодня трудный день.

В половине восьмого у подножия гранитной лестницы остановился черный “линкольн”. Выскочивший из машины телохранитель предупредительно раскрыл заднюю дверцу. Через минуту вместе со своим напарником он, сопровождая Макаллистера, уже поднимался по широким ступеням. За спинами мужчин грациозно вышагивала Мона Старк.

– Скажите, губернатор, вы намерены присутствовать при казни мистера Кэйхолла? – бросился навстречу процессии крепыш.

Макаллистер с улыбкой поднял руки: рад бы поговорить, но, знаете ли, дела мешают. В то же мгновение взгляд его упал на фотоаппарат, что свешивался с плеча баскетболиста.

– Я пока не принял решения, – отчетливо проговорил его честь, замедляя шаг.

– Будет ли в понедельник давать показания Рут Крамер? Еще секунда – и камера была готова к действию.

– Трудно знать заранее, парни. – Макаллистер широко улыбнулся в объектив. – Извините, сейчас у меня просто нет времени.

Переступив порог здания, губернатор направился к персональному лифту, поднялся на второй этаж. Оба оставшихся в вестибюле телохранителя тут же вытащили из внутренних карманов пиджаков по газете.

В приемной шефа поджидал Ларримур. С подобающей сдержанностью он лаконично объяснил Макаллистеру и Моне Старк, что позиция защиты мистера Кэйхолла за прошедшие сутки ничуть не изменилась. Последние ходатайства свидетельствуют, пожалуй, об отчаянии его адвоката. Суд скорее всего ответит на них отказом. По мнению доктора Морриса Хэнри из аппарата генерального прокурора, вероятность того, что казнь состоится, составляет восемьдесят процентов.

– А как с назначенным на понедельник слушанием? Юристы Сэма здесь еще не объявлялись?

– Нет. Я просил Гарнера Гудмэна подойти сегодня к девяти. Кажется, он хотел обсудить ситуацию. На всякий случай я буду за стеной, в соседнем кабинете.

Извинившись, Ларримур вышел. Мисс Старк приступила к ежедневному ритуалу сортировки прессы. Из девяти просмотренных ею газет восемь на первой полосе публиковали заметки о Сэме Кэйхолле. Предстоящее слушание по-прежнему оставалось в центре внимания. Три газеты под кричащими заголовками поместили фотоснимки расхаживавших у ворот Парчмана куклуксклановцев.

Макаллистер снял пиджак, засучил рукава рубашки и принялся листать газеты.

– Мне нужны цифры, – язвительно напомнил он Моне.

Та ушла, чтобы менее чем через минуту вернуться с длинной компьютерной распечаткой. Судя по всему, новости губернатора ждали плохие.

– Слушаю, – с раздражением сказал Макаллистер.

– Звонки прекратились около девяти вечера, последний поступил в девять ноль семь. Из четырехсот восьмидесяти шести позвонивших по меньшей мере девяносто процентов высказали резко негативное отношение к казни.

– Девяносто процентов? – недоверчиво повторил губернатор.

Первоначальный шок у него уже прошел. К полудню предыдущего дня операторы горячей линии жаловались на поразительно высокую активность абонентов. Часом позже Мона Старк поинтересовалась статистикой, и до самого вечера оба, она и Макаллистер, оценивали складывавшееся положение, обдумывали следующий шаг. Спал в эту ночь губернатор плохо.

– Кто все эти люди? – спросил он, глядя в окно.

– Ваши избиратели, сэр. Звонки поступают бог знает откуда, но номера и имена абонентов подлинные.

– Каков наш предыдущий рекорд?

– Не помню. Что-то около сотни звонков – в тот день, когда члены законодательного собрания вздумали повысить себе оклады. Такого обвала еще не было.

– Девяносто процентов… – пробормотал Макаллистер.

– Это еще не все. Звонили и по другим телефонам. Раз десять снимала вчера трубку даже моя секретарша.