Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дик в конце концов согласился, но мне все-таки пришлось потратить время, отстаивая позицию в высших инстанциях. Среди верховных руководителей NASA и ведущих инженеров уже вошло в традицию отвергать предложения о расширении научного компонента экспедиций «Аполлонов». Вероятно, они думали: «Видел один камень – видел их все. К черту геологию. Просто наберем камней и полетим домой». Но после того, как была решена титаническая задача по доставке человека на Луну и его благополучному возвращению на Землю, взгляды на науку стали меняться. Я твердо уверен, что во многом это случилось благодаря энтузиазму и блестящим заслугам профессора Ли Сильвера, нашего главного научного ментора, открывшего нам мир геологии.
Ли Сильвер был вдохновенным учителем и прекрасным человеком. Он мог совместить обучение с развлечением. Профессор умел объяснять сложные вещи, заряжая нас энтузиазмом по поводу всего, чего можно достигнуть в геологическом изучении Луны. Ли тесно сотрудничал с начальником нашей геологической научной команды Гордоном Суонном. Они крепко дружили, и с ними обоими складывалось прекрасное сотрудничество. Но именно Ли обычно возглавлял группу геологов, с которыми мы выходили на полевые работы, готовил поездки в области, напоминавшие по геологическому строению то, что может нам встретиться на Луне. Как минимум раз в месяц в ходе нашей двадцатимесячной подготовки Ли и его ребята привозили нас в различные места, где нам приходилось работать все больше.
Мы отправлялись на Гавайи, в Рио-Гранде, пустыню Мохаве, калифорнийские горы Орокопия и исследовали горную цепь Сан-Габриэль. Нас учили внимательно наблюдать и анализировать увиденное. Нам показывали, как отбирать ключевые образцы пород, объяснявшие, как сформировался конкретный участок земной коры. Ведь нам предстояло отыскать такие камни, которые раскроют тайну происхождения нашей космической соседки.
Поначалу мы слабо понимали, чего от нас хотят. Например, когда меня попросили в одну из первых поездок в горный массив Орокопия описать, что я вижу, то я сумел выдать лишь что-то вроде:
– Боже, как много всего на той стороне холма!
Ли Сильвер помог нам начать разговаривать на языке геологов, и скоро это «много всего» мы описывали как гранит, базальт, песчаник или конгломерат, а форму камней – как угловатую, с притупленными углами или округлую. Следуя по длинному пути к месту работ, он мог внезапно заставить нас остановиться на обочине там, где дорога прорезала гору, и потребовать описать слои скальных пород, которые мы видим на обнажении.
Одним из любимых заданий Ли был сбор «комплекта» – набора каменных образцов, показывающих геологические условия и разнообразие участка. Основной и дублирующий экипажи постоянно по-дружески соревновались, поэтому мы с Джимом стремились собрать как можно более впечатляющий «комплект», чтобы обставить Дика Гордона и Джека Шмитта. Джек стал первым профессиональным геологом, отобранным в отряд астронавтов, и его знания и навыки подталкивали нас к тому, чтобы учиться самим. Это означало и то, что они с Диком спаялись в команду, которую непросто обыграть. В путешествии на Гавайи мы с Джимом попали в грозу на одном далеком горном склоне и подошли к нашей геологической задаче с несколько меньшим, чем обычно, энтузиазмом. Ну и, разумеется, пропустили что-то важное. Джек и Дик, наоборот, не пропустили, и потом насмехались над нами, говоря:
– Не думайте, что из-за маленького ледяного дождика можно и сачкануть.
Они подкалывали нас без злобы, но их шутки держали нас в тонусе ничуть не хуже.
Получив достаточно знаний, мы стали проводить пробные геологические траверсы, как если бы находились на поверхности Луны. С собой мы носили рюкзаки похожей формы, оборудованные радиопередатчиками, через которые могли общаться с тренировочным «Центром управления полетами» – одним из геологов, который находился в палатке на другой стороне исследуемой нами горы. Эти упражнения очень помогали нам научиться описывать детали ландшафта для тех, кто не может их наблюдать вместе с нами.
В месяцы, которые мы проводили с нашими менторами-геологами, родилась новая концепция, которую можно было бы называть «планетарная полевая геология». Во многом это скорее искусство, чем наука, потому что работать приходилось в очень отличающихся и более сложных условиях, чем встречают полевые геологи на Земле: враждебных и не прощающих ошибок, при жестких сроках, не позволяющих вернуться еще раз в уже посещенную точку – во всяком случае, за одну человеческую жизнь. Земной полевой геолог может иногда неделями или месяцами в одном месте повторять изыскания, чтобы дополнить или повторно оценить условия находок, а нам приходилось анализировать объекты и оценивать их научную значимость мгновенно, не останавливаясь, чтобы посмаковать значение находок. По сути, оставалось полагаться лишь на интуицию и навыки сбора образцов: на каждый отводилось пять секунд, чтобы его рассмотреть, может быть, десять секунд, чтобы устно описать, после чего требовалось его упаковать в мешок и двигаться дальше.
Ключевым фактором успеха такой выдающейся экспедиции был выбор места, где нам следовало сесть и выполнить исследования. Рассматривалось много хороших посадочных площадок, и у каждой были свои горячие сторонники. В Вашингтоне даже собрали большое совещание, чтобы решить этот вопрос. Выбор свелся к двум точкам: одна – Холмы Мариус, другая известна как Борозда Хэдли.
Борозда Хэдли – длинная впадина глубиной 300 и шириной 1400 метров на берегу одного из лунных морей – Моря Дождей. Находится каньон рядом с одной из самых величественных горных цепей на Луне – Апеннинами, насчет которой считалось, что здесь можно отыскать остатки изначальной коры древней Луны.
Как командира экспедиции меня тоже пригласили на эту встречу. Сторонники высадки в каждой из двух точек представили доводы в пользу обоих вариантов, после этого начались горячие дебаты, а в конце спросили, что думаю я.
Более захватывающим местом, по моему мнению, можно считать Борозду Хэдли: получится сделать больше разных находок. Дух исследователя и первооткрывателя неуловимо манит в особые места, и я чувствовал, что Хэдли
