Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

В сером свете наступающего утра воины молчаливо рассаживались по шлюпкам, которые были заранее спущены на воду и привязаны вдоль бортов. Легкий туман стоял над морем, скрывая их действия от любого наблюдателя с берега. Но из-за этого тумана на палубе было достаточно холодно, так что в мгновениях тишины было слышно, как у некоторых ратников стучали зубы. Последним в лодку спускался голова морпехов Яшка Усолец, задержавшийся оттого, что в очередной раз проходил инструктаж у адмирала. Князь вновь и вновь особо упирал на скрытность их передвижения и внезапность нападения. А если взять город с налёта не получится, то отойти от стен подальше и ждать прихода флота. И никакого геройства!

Впрочем, Яков и сам не собирался с голой пятой точкой лезть на стены. Ведь пушек у десанта не было, а сколько врагов засело в крепости никто толком не знал. Всё, что удалось выяснить так это то, что часть гарнизона ушла с магистром, а вторая прочно засела в замке. И что в городе собраны большие запасы хлеба, что сразу отметало все мысли о долгой осаде.

Наконец инструктаж был окончен, и он спустился в лодку, последней качавшейся у борта.

- Отваливай! - негромко крикнул рулевой, едва голова сел на банку и шлюпка, повинуясь действиям людей, быстро отошла от борта корабля и стала догонять ушедшие вперёд товарки.

В абсолютной тишине, которую нарушал только звук капающей воды с мягко вздымающихся и опускающихся весел, флотилия приблизилась к ничего не подозревающему берегу. С шорохом, забиваемым морским прибоем, лодки одна за другой выползали на берег, и ратники с бьющимися сердцами переваливались через борт, чтобы зачистить место высадки от любого враждебного элемента. Они шли к мирно спящей деревушке, держа наготове оружие и гадая: заметит ли их какой-нибудь бдительный пейзанин и не поднимут ли шум собаки, или какой-нибудь бодрствующий любовник случайно углядит приближающийся отряд. Но всё было тихо до тех пор, пока отряд не ворвался в деревеньку.

Вот тут поднялся жуткий шум, в котором сливались голоса испуганных детей, женские крики и вопли мужчин, собиравшихся драться за свои дома, однако не имевшие для этого никакой возможности. Ведь на одного защитника сразу наваливалось два, а то и три десантника.

Когда солнце осветило землю, деревушка Такху была захвачена и очищена от жителей, которых без затей закидывали в шлюпки и отвозили на корабли. Никто из тех, кому не посчастливилось увидеть русский отряд, не должен был скрыться, чтобы иметь возможность доложить о том горожанам.

А отряд морских пехотинцев, построившись в колонны, скорым маршем двинулся по бездорожью и через леса в сторону Пернова. От прибрежной деревеньки им предстояло пройти вёрст двадцать, не разводя огонь и соблюдая тишину. Так, как полвека позже в иной истории пройдёт отряд Ходкевича, дабы так же с налёта захватить Пернов.

Увы, но Пернов не был столь беспечен в эти грозные дни. Слухи о захвате Нарвы, поражении магистра и случившемся в Эстляндии замкопаде заставили городские власти со всей серьёзностью отнестись к охране города, особенно в ночное время. Даже мост через протоку на остров, на котором и находился городской порт, и тот стали держать под прицелом орудий. Так, на всякий случай.

Кроме того, объявили среди горожан дополнительный набор в ополченцы, собрав в городе с тысячью жителями почти две сотни воинов, готовых встать на стены. И сотня кнехтов располагалась в замке.

Увы, если что и огорчало городские власти, так это состояние городских укреплений. С началом нового века они уже не соответствовали требованиям защиты, и по этой причине магистрат принял решение о модернизации старых укреплений под использование артиллерии. И этот процесс был ещё не закончен, хотя и находился в завершающей стадии. Так что полностью защищёнными горожане чувствовать себя не могли. Но когда из ближайшего леса к городу вышли чёрные колонны марширующего врага, они были готовы биться до последнего.

Однако русские не ринулись сразу на штурм, а выслали вперёд парламентёра с предложением почётной сдачи города и перехода его под руку русского царя. На что городские власти гордо ответили отказом и стали готовится к обороне. А русские принялись ладить лагерь, явно готовясь к долгой осаде.

Разумеется, среди осаждённых тут же возникла мысль о ночной вылазке, но, прикинув количество вражеского войска, от неё решили отказаться, и как потом оказалось не зря. Ибо русские всю ночь ожидали возможной вылазки и сидели на готове. И лишь утром, поняв, что вылазки не будет, Усолец дал добро воинам на отдых. А сам с тревогой стал поглядывать в сторону моря, гадая, где же флот.

А флот те временем был занят своим основным делом - борьбой за господство на море.

*****

"Схизматиков остановит только сила, а не молитвы и дипломатия", - именно так всегда думал Хайнц Лангер, уроженец славного города Ревель, исходивший всю Балтику вдоль и поперёк и побывавший даже в Лондоне и Брюгге. И для него, знавшего истинную причину богатства ревельских купцов, рост морского могущества восточного соседа был более чем неприемлем. Это Рига могла выжить и без русского сырья, а вот Ревель при пересыхании восточного потока ожидала только нищета и забвение. И ведь поначалу всё было весьма приемлемо: Орден, руками ревельских капитанов, установил настоящую блокаду наглым лесовикам, не пропуская на восток всё, что можно было использовать для войны, а также добрых мастеров, в которых так нуждались эти схизматики. А корабли с товарами чуть ли не силой заворачивая на ревельский стапель. И это было хорошо, и это было правильно. Честные ревельские купцы богатели на перепродаже новгородских товаров, а честные ревельские капитаны, перевозя купеческие мешки, ящики и бочки, позволяли себе строить добротные дома и откладывать серебро на чёрный день. Впрочем, сам Лангер был не совсем честным, так как несколько раз гулял по морю с парнями из Аэгно. Но то ведь тоже шло на пользу города, так что можно сказать, и не почиталось большим грехом.

А потом среди схизматиков нашёлся кто-то чересчур умный, и создал у них купеческую компанию, которая нагло презрела все былые договорённости и повезла свои товары сама, причём не только в Любек, но и, что вообще не укладывалось в головы ревельских купцов, в далёкий Антверпен. Не ганзейский Брюгге, а подлый бургундский Антверпен, который так же порушил былые ганзейские привилегии и привечал у себя всех, кто готов был торговать в его гавани.

Первыми попытались этому воспротивиться ганзейцы из Данцига, который поляки отчего-то вздумали именовать Гданьском, но схизматики сами создали у себя боевую флотилию и за несколько лет очистили себе пути от гданьских каперов. Поток вывозимых ими товаров возрос, и даже более того, эти лесовики стали ставить у себя производства и повезли на продажу не лён и пеньку, а ткани, парусину и канаты. Но что стало более болезненным ударом для ревельских купцов, так это то, что подобные товары начали покупать. Ведь антверпенским купцам было всё равно, кто соткал продаваемую им парусину или выплел привезённый канат - благочестивый ганзейский мастер или схизматик, главное, чтобы цена была как можно дешевле.

И вот тут-то ревельский рат и возмутился. Терпеть подобное дальше было уже нельзя, ведь город терял доходы. В результате на ландстаге в Вольмаре ганзейские и неганзейские города Ордена согласились выделить магистру корабли с экипажами для воссоздания орденского флота, чьей задачей будет восстановить статус кво на морских путях. А поскольку своих флотоводцев у Ордена давно не было, то на пост командующего пригласили датчанина Ольферта Лёвендаля, ранее служившего во флоте беглого короля Кристиана. К сожалению, флотилия хоть и была многочисленной, но состав её был весьма разнороден. Один большой когг на четыреста тонн, семь малых коггов, от двухсот до ста тонн водоизмещением, десять шкут и одна барка. Да, все они были оснащены артиллерией, причём ставили её не абы как, а как того требовала морская тактика, опробованная в сотнях сражений, как в Европе, так и по всему миру, где больше всего пушек было на корме и баке корабля. Лангер же завербовался капитаном когга "Резвый олень" в сто пятьдесят тонн водоизмещения и вооружённый двумя десятками орудий. Правда, самые крупные из них, двадцатишестифунтовые, расположены были на корме, а основу, как обычно, составляли более лёгкие пушки. Ну да бой покажет, чья тактика лучше.