Бункер. Иллюзия - Хью Хауи

Когда остатки топлива стали догорать, а пламя — съеживаться, Джульетта решила уходить. Она все еще дрожала, но в глубине шахты, на таком удалении от электричества Ай-Ти, она ничего не могла поделать с холодом. Джульетта потрогала черное белье, которое недавно сняла. Один комплект остался скомканным и был все еще насквозь мокрым. Второй она разложила на полу, но не сообразила повесить сушиться. Белье все еще оставалось влажным, но лучше было надеть его и согреть на себе, чем позволить холодному воздуху высасывать тепло из тела. Джульетта сунула ноги в штанины, протиснула руки в рукава и застегнула молнию спереди.

Босиком, на трясущихся ногах она вернулась к Соло. На этот раз она смогла пощупать его шею. Он все еще был теплым. Джульетта не могла вспомнить, как долго тело покойника остывает. И тут она ощутила на его шее слабую и редкую пульсацию. У него билось сердце.

— Соло! — Она потрясла его за плечи. — Эй! — Какое имя он тогда прошептал? Джульетта вспомнила. — Джимми!

Когда она трясла его за плечи, голова у него моталась. Под растрепанными волосами было много крови. Большая ее часть уже запеклась. Джульетта осмотрелась в поисках сумки — они принесли еду, воду и сухую одежду, чтобы переодеться по возвращении, — но сумка исчезла. Тогда Джульетта схватила второй комплект белья. Она не могла поручиться за чистоту воды, пропитавшей ткань, — но лучше была такая вода, чем никакой. Стиснув ткань в тугой комок, она выжала несколько капель на губы Соло и еще немного — на голову, затем отвела назад волосы, чтобы осмотреть рану, ощупала рассеченную кожу. Как только в открытую рану попала вода, Соло отпрянул. В бороде желтой полоской мелькнули зубы, когда он завопил от боли, а руки вскинулись, напряженно замерев перед лицом. Он еще не пришел в себя окончательно.

— Соло. Эй, все хорошо.

Она прижала его к себе, пока он приходил в сознание, вращая глазами и моргая.

— Все хорошо, — повторила Джульетта. — Ты поправишься.

Она протерла рану комком мокрой ткани. Соло застонал и схватил ее за запястье, но не стал его отводить.

— Жжет, — сказал он, моргнул и осмотрелся. — Где я?

— Внизу, — напомнила Джульетта, радуясь тому, что он заговорил. Она чуть не расплакалась от облегчения. — Думаю, на тебя напали…

Он попытался сесть, зашипев от боли и стиснув ей запястье.

— Полегче, — предупредила она, пытаясь снова его уложить. — У тебя большая рана на голове.

Его тело расслабилось.

— Где они? — спросил он.

— Не знаю. Что ты помнишь? Сколько их было?

Соло закрыл глаза. Джульетта протирала его рану.

— Только один. Кажется. — Он широко раскрыл глаза, словно шокированный воспоминанием о нападении. — Моего возраста.

— Нам надо вернуться наверх, — сказала Джульетта. — Подняться туда, где тепло, вымыть тебя, а мне — высохнуть. Как думаешь, ты сможешь идти?

— Я не сумасшедший.

— Я знаю.

— Вещи, которые перемещались, и свет — это был не я. Я не сумасшедший.

— Нет, — согласилась Джульетта.

Она вспомнила все те случаи, когда думала подобное о себе. Такое всегда происходило на нижних уровнях бункера, обычно когда она мародерствовала в отделе снабжения.

— Ты не сумасшедший, — успокоила она Соло. — Ни капельки не сумасшедший.

73

Бункер 18

Лукас не мог заставить себя учиться — во всяком случае, учить то, что ему полагалось. Раскрытый том Правил лежал на деревянном столике, склоненная маленькая лампа на гибкой ножке заливала его пятном теплого света. Вместо того чтобы заниматься, Лукас стоял перед схемой на стене, глядя на расположение бункеров, очень похожее на расположение серверов в комнате у него над головой, и прислушиваясь к рации, транслирующей звуки далеких боев.

Шло решительное наступление. Отряд Симса потерял несколько человек после мощного взрыва где-то на лестнице — но не на главной лестнице, — и теперь они вели бой, который, как они надеялись, должен стать последним. Из маленьких динамиков рации доносились разбавленные потрескиванием статики переговоры бойцов, согласовывающих свои действия. Бернард выкрикивал им приказы из своего офиса этажом выше, и когда ему отвечали, голоса всегда звучали на фоне перестрелки.

Лукас знал, что ему не следует это слушать, но не мог остановиться. В любой момент могла позвонить Джульетта и спросить про новости. Она захочет узнать, что произошло, как наступил конец, и хуже самого рассказа будет лишь признание, что он ничего не знает, потому что у него не было сил слушать.

Протянув руку к схеме, Лукас коснулся округлого значка семнадцатого бункера. Он чувствовал себя божеством, обозревающим строения с высоты. Лукас представил, как его рука пронзает темные облака над Джульеттой и ложится на крышу сооружения, построенного для тысяч людей. Он провел пальцами по красному кресту, перечеркивающему бункер на схеме, по двум косым линиям, символизирующим столь большую потерю. На ощупь линии оказались скользкими, как если бы их провели восковым карандашом или чем-то подобным. Лукас попробовал вообразить, как однажды получит известие, что все население какого-то бункера погибло. И ему придется открыть ящик стола Бернарда — его стола — и отыскать красную палочку, а потом перечеркнуть еще один шанс для их Наследия, еще одно убежище под землей.

Лукас взглянул на потолочные лампы. Они горели ровно, не мигая. Почему она не звонит?

Он поскреб косую линию и отделил чешуйку. Воск застрял под ногтем, но линия на бумаге осталась кроваво-красной. Ее уже не стереть, не отчистить…

Динамик взорвался звуками перестрелки. Лукас подошел к полке, где стоял приемник, и послушал, как выкрикиваются приказы и люди убивают друг друга. На лбу выступил липкий пот. Лукас знал, что ощущаешь, когда нажимаешь на спусковой крючок и обрываешь чью-то жизнь. В груди стало пусто, ноги подкосились. Он ухватился за полку влажными ладонями и посмотрел на аппарат, висящий в запертой клетке. Как ему хотелось вызвать всех этих людей и попросить не делать то, что они делают, прекратить безумие, насилие, бессмысленные убийства. Для всего бункера происходящее сейчас может закончиться красным крестом. Вот чего они должны бояться, а не друг друга.

Лукас коснулся металлической решетки, не подпускающей его к рации, ощущая свою правоту и одновременно глупость стремления рассказать все остальным. Это так наивно. И ничего не изменит. Слишком просто — удовлетворять кратковременную ярость, глядя на кого-то поверх ствола. А вот чтобы избежать уничтожения, требуется нечто иное — предвидение и невероятное терпение.

Пальцы Лукаса скользнули по металлической решетке. Он заглянул внутрь, посмотрел на шкалу со стрелкой, указывающей на пометку «18». На круглой шкале было пятьдесят номеров, обозначающих пятьдесят бункеров. Лукас тщетно подергал дверцу клетки, желая услышать что-нибудь другое. Что можно услышать из тех далеких мест? Наверное, что-то безобидное. Шутки и треп. Слухи. Лукас подумал, с каким трепетом вклинился бы в один из таких разговоров и представился людям, которые еще ничего не знают. «Я Лукас из восемнадцатого бункера», — произнес бы он. И те захотели бы узнать, почему у бункеров есть номера. И Лукас попросил бы их быть добрыми друг к другу, сказал бы, что их осталось очень мало и что все книги и звезды во вселенной станут бессмысленны, если не сохранится никого, кто мог бы читать и смотреть на небо через просветы в облаках.

Лукас оставил рацию в покое — она продолжала трещать о войне — и прошел мимо стола и пятна света, заливающего скучные Правила. Он стал просматривать коробки с книгами в поисках чего-нибудь, чтобы отвлечься. Он ощущал тревогу и ходил туда-сюда, подобно свинье в загоне. Надо было бы сделать пробежку между серверами, но после бега придется идти под душ, а мытье почему-то стало казаться ему невыносимой обязанностью.

Согнувшись возле дальнего конца полок, Лукас стал перебирать лежащую там стопку не подшитых и не уложенных в коробки бумаг. В эту стопку попали накопившиеся за годы рукописные заметки и добавления к Наследию. Бумаги для будущих лидеров бункера: инструкции, предписания, напоминания. Он вытащил руководство для диспетчера генераторной, написанное Джульеттой. Лукас сам видел, как Бернард положил его в стопку несколько недель назад, сказав, что оно может пригодиться, если проблемы внизу станут серьезными.

Радио как раз громко сообщало о худшем.

Лукас вернулся к столу и наклонил лампу так, чтобы она освещала рукопись. Когда-то он боялся звонков Джульетты, боялся, что его застукают во время разговора, или что на вызов ответит Бернард, или что она попросит его сделать то, что он не сможет, или никогда больше не позвонит снова. А теперь, когда лампы над головой светили ровно и сигнал не гудел, Лукас мечтал только об одном — о ее звонке. И от ожидания у него сдавливало грудь. Хотя подспудно он понимал — то, что делает Джульетта, опасно, и с ней может случиться что-то плохое. В конце концов, она жила под красным крестом — отметкой, означающей смерть для любого, кто там находится.