Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это за тип? — вскричал наконец Шаверни. — Неужели…
— Ну конечно! — согласился Навайль.
— Кто это? — поинтересовался близорукий Ориоль.
— Тот самый человек, — ответил Шаверни.
— Человек с десятью тысячами экю!
— Человек из ниши!
— Эзоп Второй, он же Иона!
— Невероятно! — возгласил Ориоль. — Такой субъект в кабинете у регента?
«Интересно, что он наговорил его королевскому высочеству? Мне этот негодяй никогда не нравился», — подумал Пероль.
Человечек в черном все приближался. Казалось, он не обращает ни малейшего внимания на кучку людей, столпившихся у входа в вигвам. Он лорнировал публику, улыбался, кланялся. Это был самый вежливый и добродушный из всех мыслимых человечков в черном.
Он подошел уже довольно близко, и было слышно, как он цедит сквозь зубы:
— Прелестно! Просто прелестно! На такое способен только его королевское высочество. Что ж, очень приятно было на все это посмотреть! Очень приятно!
Из вигвама послышались громкие голоса. За карточный стол, брошенный нашими игроками, уселась другая компания. Это были люди пожилые, почтенные и знатные. Один из них заметил:
— Понятия не имею, что там случилось, но я только что сам видел, как Бониве по приказу регента усилил посты охраны.
— В одном из дворов стоят две роты гвардейцев, — подхватил другой.
— Регент никого не желает видеть.
— Машо просто в отчаянии.
— Даже господин Гонзаго не смог вытянуть из него ни единого слова.
Наши игроки стали прислушиваться, однако вновь прибывшие заговорили тише.
— Здесь что-то должно произойти, — сказал Шаверни, — я чувствую.
— А вы спросите у колдуна, — с улыбкой посоветовал Носе.
В этот миг человечек в черном раскланялся с ним самым любезным образом.
— Определенно должно, но что? — проговорил он и принялся тщательно протирать лорнет. — Определенно должно, — продолжал он, — причем нечто весьма неожиданное. Ой, господи! — воскликнул вдруг он, придав своему скрипучему голоску оттенок необычайной таинственности. — Я только что из очень теплого помещения, что-то мне стало зябко. Позвольте мне войти, господа, буду вам крайне обязан.
Его охватила легкая дрожь. Наши игроки расступились, во все глаза глядя на горбуна. Тот, раскланиваясь направо и налево, проскользнул в вигвам. Увидев сидевших вокруг стола вельмож, он удовлетворенно кивнул и заговорил опять:
— Да, да, что-то висит в воздухе. Регент озабочен, охрана усилена, но никто не знает, в чем дело. Герцог де Трем не знает, хотя он губернатор Парижа, господин де Машо, начальник полиции, тоже не знает. А может, вы знаете, господин де Роган-Шабо? Или вы, господин де ла Ферте-Сентер? А вы, господа, — обернулся он к нашим игрокам, которые инстинктивно попятились, — не знаете?
Никто не ответил, а господа де Роган-Шабо и де ла Ферте-Сентер сняли маски. Этим они хотели вежливо попросить незнакомца тоже открыть свое лицо. Горбун с улыбкой поклонился и сказал:
— Нет, господа, это ни к чему, все равно вы меня никогда не видели.
— Господин барон, — обратился Барбаншуа к своему верному соратнику, — вы знаете этого оригинала?
— Нет, господин барон, — ответствовал Юноде, — это просто дурачок какой-то.
— Ни за что не угадаете, — продолжал горбун, — только зря время потратите. Ведь речь тут не о том, что составляет содержание ваших ежедневных бесед в обществе и тайных помыслов, а также ваших осторожных опасений, мои достойные господа.
Эти слова горбун проговорил, глядя на Рогана, ла Ферте и прочих сидящих за столом вельмож.
— Речь и не о том, — продолжал он, повернувшись к Шаверни, Ориолю и остальной компании, — что воспламеняет ваши честолюбивые и более или менее законные помыслы относительно будущей судьбы, которую вам еще предстоит определить. Разговор не идет ни о происках Испании, ни о невзгодах Франции, ни о злых кознях парламента, ни о маленьких солнечных затмениях, которые господин Лоу называет своей системой, — о нет! А между тем регент озабочен и стража усилена.
— Ну так о чем же идет речь, прекрасная маска? — с некоторым раздражением осведомился господин де Роган-Шабо.
Горбун на секунду задумался.
Он склонил голову на грудь, потом вдруг снова поднял и сухо рассмеялся.
— Верите ли вы в привидения? — спросил он.
Как правило, все фантастическое и причудливое требует соответствующего окружения. Сидя зимой вечером у камина в большой зале замка, облицованной панелями из резного мореного дуба, когда за окном завывает северный ветер, разгуливающий по безлюдным пространствам Морвана или по лесам Бретани, нетрудно напугать кого угодно самой незамысловатой сказочкой или легендой. Свет лампы теряется среди мрачных стен, и лишь золоченые рамы фамильных портретов изредка вспыхивают слабыми красноватыми отблесками. В любом поместье есть свои мрачные и таинственные предания. Всем известно, в котором из коридоров появится призрак старого графа, в какую комнату он, звеня цепями, войдет с двенадцатым ударом часов, чтобы усесться перед холодным очагом и дрожать в смертельной лихорадке. Но здесь, в Пале-Рояле, в индейском вигваме, в самый разгар празднества золота, среди взрывов двусмысленного хохота и скептической болтовни, в двух шагах от стола, за которым велась бесчестная игра, — здесь не было места для смутных страхов, охватывающих порой удальцов со шпагами в руках и даже вольнодумцев, этих забияк мысли. И тем не менее у многих похолодела кровь, когда горбун произнес слово «привидения». Маленький человечек в черном сказал это со смехом, однако от его веселости всех бросило в дрожь. Несмотря на потоки света, веселый шум в саду, несмотря на доносившуюся издалека тихую мелодию оркестра, в воздухе повеяло холодком.
— Да полно, — продолжал горбун, — кто теперь верит в привидения! В полдень, на улице — никто, а в полночь, в одинокой спальне, когда случайно погаснет ночник, — все. Совесть, словно чудо-цвет, раскрывает свои лепестки ночью, при свете звезд. Но успокойтесь, господа, я вовсе не привидение.
— Угодно ли вам объясниться, прекрасная маска? — вставая, проговорил Роган-Шабо.
Вокруг человечка в черном образовался кружок. Пероль поместился во втором ряду, но ушки держал на макушке.
— Господин герцог, — отозвался горбун, — красотою мы с вами друг друга стоим, так что довольно ваших комплиментов. А речь идет о деле потустороннем. О мертвеце, через двадцать лет поднявшем свою надгробную плиту, господин герцог. — Горбун замолк, потом ядовито заметил: — Да разве здесь, при дворе, помнят тех, кто умер двадцать лет назад?
— Что он хочет этим сказать? — вскричал Шаверни.
— Я говорю не вам, сударь, — отвечал горбун, — вы еще очень молоды,
