Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такого рода невинная оппозиция была известна еще во времена Горация, который называет некоего старика-придворного «laudator temporis acti»[112].
Но оговоримся сразу: в этой блестящей, смеющейся и расфранченной толпе разговоров о политике почти не было; люди в бархатных масках то и дело пересекали двор, разглядывали убранство сада и собирались в основном на поляне Дианы. Все находились в праздничном настроении, и если имя герцогини Мэнской и срывалось у кого-нибудь с губ, то лишь в виде сожаления по поводу ее отсутствия.
Начались торжественные выходы. Герцог Бурбон шествовал под руку с принцессой Конти, канцлер Агессо вел принцессу Палатинскую, лорд Стерз, английский посланник, позволил взять себя под локоток аббату Дюбуа. Внезапно по салонам, садам и аллеям пронесся слух, заставивший публику забыть об опоздании регента и даже об отсутствии самого великого господина Лоу: в Пале-Рояль прибыл царь! Русский царь Петр вместе со своим провожатым маршалом де Тессе и тридцатью гвардейцами, которым было поручено не оставлять его ни на минуту. Задача не из легких! Петр Великий был человеком порывистым, часто поддававшимся своим внезапным причудам. Тессе и гвардейцам порою стоило немалых усилий отыскать его, когда он ускользал от их почтительного наблюдения.
Царь остановился в особняке Ледигьер, неподалеку от Арсенала. Регент принял его замечательно, однако парижане никак не могли насытить свое любопытство, возбужденное до крайности прибытием столь экзотического монарха, так как последний терпеть не мог, когда к его особе проявляли интерес. Если прохожие собирались толпою возле его дома, он посылал беднягу Тессе с приказом их разогнать. Несчастный маршал предпочел бы провести дюжину военных кампаний, только бы избавиться от царя. Из-за оказанной ему чести охранять московского государя он постарел на добрый десяток лет.
Петр Великий прибыл в Париж, дабы завершить образование, необходимое государю — реформатору и основателю. Регент был против этого неприятного визита, но ему пришлось смириться, и он решил хотя бы поразить царя великолепием своего гостеприимства. Это оказалось делом нелегким; царь не желал быть пораженным. Войдя в роскошную спальню, которую подготовили для него в особняке Ледигьер, он велел поставить посредине походную кровать и спал только на ней. Он бывал где угодно, заходил в лавки и дружески беседовал с торговцами, но — инкогнито. Любопытные парижане никак не могли его поймать.
Именно поэтому, а также благодаря невероятным сплетням о русском царе любопытство парижан дошло до исступления. Счастливчики, ухитрившиеся бросить взгляд на Петра, так описывали его облик: высок, хорошо сложен, несколько худощав, рыжеватый, смуглолицый шатен, весьма живой, глаза большие и выразительные, взгляд пронизывающий, порой свирепый. В самые неожиданные моменты лицо его кривилось от нервного тика. Это приписывали тому, что в детстве конюший Зубов опоил его ядом. Когда он хотел проявить любезность, лицо его делалось милым и привлекательным. Однако цена благосклонности диких зверей всем известна. Самое популярное существо в Париже — это медведь из зоологического сада, поскольку он являет собой пример добродушного чудовища. Для парижан того времени московский царь был зверем гораздо более необычным, фантастическим и неправдоподобным, чем, скажем, зеленый медведь или голубая обезьяна.
По словам Вертона, королевского дворецкого, который прислуживал ему за столом, Петр ел за четверых, причем терпеть не мог перекусывать на скорую руку. Он ел четыре раза в день, весьма обильно. За каждой трапезой он выпивал две бутылки вина и бутылку ликера на десерт, не считая пива и лимонада. В результате он вливал в себя до дюжины бутылок ежедневно. Исходя из этого, герцог д’Антен утверждал, что русский царь — самый вместительный человек своего столетия. Когда герцог принимал его у себя в замке Пти-Бур, Петр Великий не смог подняться из-за стола. Его пришлось вынести на руках — настолько добрым он нашел вино. Люди задавались вопросом: сколько же нужно было доброго вина, чтобы довести до такого состояния столь могучего сармата?[113] Его амурные пристрастия были еще более причудливы, нежели гастрономические. В Париже о них говорили много, но мы умолчим.
Когда стало известно, что на балу присутствует царь, началась большая сумятица. В программе его не было, а посмотреть хотелось каждому. Но поскольку никто точно не знал, где именно находится царь, любопытные верили самым противоречивым слухам, и людские потоки сталкивались на каждом скрещении садовых дорожек. Однако Пале-Рояль — это не лес Бонди[114]: рано или поздно царь должен был отыскаться.
Вся эта суматоха мало трогала наших игроков в ландскнехт, расположившихся в индейском вигваме. Никто не хотел прекращать сражение. На зеленом сукне громоздились золотые монеты и банкноты. Пероль, который как раз держал банк, весьма лихо поднимал ставки. Чуть бледный Шаверни еще улыбался, но лишь уголками рта.
— Десять тысяч экю! — объявил Пероль.
— Идет, — ответил Шаверни.
— Подо что? — осведомился Навайль.
— Под честное слово.
— У регента под честное слово не играют, — заметил проходивший мимо господин де Трем, после чего с глубочайшим отвращением добавил: — Притон, да и только!
— С которого вы не имеете своей десятой части, герцог, — махнув ему рукой, отозвался Шаверни.
Последовал взрыв хохота, господин де Трем пожал плечами и удалился.
Дело в том, что губернатор Парижа герцог де Трем получал десятую долю доходов с игорных домов. Поговаривали даже, что он сам содержит такой дом на улице Байель. Ничего нечестного в этом не было. В особняке принцессы де Кариньян, например, помещался один из самых опасных игорных домов столицы.
— Десять тысяч экю! — снова воззвал Пероль.
— Идет, — раздался чей-то твердый голос.
На стол шлепнулась пачка кредитных билетов.
Этого голоса никто здесь еще не слышал. Все обернулись. Обладатель голоса был игрокам неизвестен.
Перед столом стоял статный, мосластый детина в ненапудренном круглом парике и полотняном галстуке. Его одежда сильно отличалась от элегантных нарядов присутствующих. На нем был темно-коричневый просторный полукафтан из толстого камлота, серые суконные штаны и заляпанные грязью кожаные сапоги. На широком поясе болтался морской палаш.
Кто это — призрак Жана Барта? Ему недоставало лишь трубки[115].
Карты легли на стол, и Пероль выиграл десять тысяч экю.
— Удваиваю! — заявил незнакомец.
— Идет, — согласился Пероль, поменявшись ролями с соперником.
На стол упала новая пачка банкнот.
Случается, что и корсары носят в карманах миллионы.
Пероль опять выиграл.
— Удваиваю! — сварливо проговорил корсар.
— Идет!
Карты легли на стол.
— Тьфу, пропасть! — воскликнул Ориоль. — Как легко проиграны сорок тысяч!
— Удваиваю! — произнес обладатель
