Тарназариум Архимеда - Спейсер Кацай

— Я всегда был немного суеверен, — говорил Джордж, подняв маленький стаканчик с плещущейся на его донышке водкой, — и тринадцатый номер "Аполлона" еще задолго до рейса вызывал во мне тревожные предчувствия.

— Не только у вас, — перебил его Джон. — Я стал случайным свидетелем разговора Ловелла с Янгом[14]. Дня за три до старта. Так вот, Ловелл рассказывал, что его жене приснилось, что какой-то астронавт исчезает в космической бездне…

— А в момент их старта, — в свою очередь перебил Джона Барсукофф, — она в душе уронила обручальное кольцо, и его смыло вместе с водой.

— Бросьте вы всю эту мистику, — крякнул Дик, опрокидывая в рот свою дозу. — Хороша, — потряс головой, — и как ее русские ведрами пьют?.. Вы мне эту мистику бросьте, — повторил. — Тринадцать — не тринадцать. Мракобесы! Технике, ей вся эта цифирь до одного места. Технике, ей контроль да проверка нужна. Тогда и не будут кислородные баки взрываться.

— А чего ж ты молиться начал, когда у них акселерометр по всем осям активизировался? — ехидно просил Джон.

— Это лучше, чем губы кусать, когда по расчетам вышло, что они мимо Земли проскакивают, — сердито фыркнул Дик.

— Конечно, лучше, чем пальцы крестом держать, когда на "Аполлоне" батареи греться начали…

— Да уж, не то, что дышать на серебряный доллар, когда гелий корабль закручивать начал…

— А совсем уж хорошо, когда кое-кто тантор вызвать хотел…

Джон сказал и осекся, испуганно взглянув на Барсукоффа. А тот вздрогнул и невидящим взглядом уставился на стаканчик с так и не выпитой водкой. Резко выдохнул воздух, прислушиваясь к чему-то внутри самого себя, и опрокинул его в рот. Вкуса не ощутил. Медленно и очень аккуратно поставил стаканчик на землю. Поставил и взглянул прямо во встревоженные глаза канадца.

— То-то мне лицо ваше сразу знакомым показалось, — сказал. — Очень знакомым.

Ребята молчали. Барсукофф тяжело вздохнул.

— Ну, здравствуй, Джон Арданьян! А ваша фамилия, если не ошибаюсь, — он повернул голову к негру, — Хастон? Кем вам Ник приходится? Дедом, наверное?

Ему никто не ответил. Пламя костра качнулось, вырвав из пространства ночи красные, словно кровью облитые, лица новых знакомых Джорджа. Если их так можно было назвать.

— Меня действительно зовут Барсукофф. Но раньше меня звали Кондратюком.

Затянувшееся молчание подсказало ему то, что и эта фамилия ни о чем не говорит ни Джону, ни Дику.

— Когда мы с Владимиром Барбикеном бежали из фашистского лагеря, с нами был третий. Шарль Ардальон. Американец французского происхождения, выдававший себя за коренного француза. И только мы вдвоем знали, что его настоящее имя Пьер Арданьян.

Джон вздрогнул всем телом, как до этого и Джордж, услышавший слово "тантор".

— Вы знали… Вы знали отца?..

— Да, знал.

И Джордж, не отрывая глаз от пламени затухающего костра, в который, боясь пошевелиться, никто не подбрасывал дров, рассказал все. О Бухенвальде. О Нордхаузене. О смертельном полете диксфайтера — поганой копии тантора. О могилке в лесах горной Тюрингии, к которой он ездил летом каждого года. О том, как они пробирались на запад, к французской границе, хотя Володя всем сердцем рвался на восток. Как добрались до Марселя и никого там не нашли. Как связались с Сопротивлением и как, после гибели Клода Дюбелье, Владимир стал командиром их небольшого отряда.

Про то рассказал, как Георгий Кондратюк побоялся возвращаться в Союз и решил остаться на Западе. Все рассказал. Не утаивая ничего. Весь выплеснулся, как водка из бумажного стаканчика. А костер печально догорал, судорожно вздрагивая пробегающими искрами.

Барсукофф замолчал и понял, что сделал то, чего неосознанно хотел последние четверть столетия. Сильно хотел. Теперь можно было умирать. Спокойно умирать. Навсегда.

Дик, обхватив колени руками и положив на них голову, смотрел на кровавые пятна углей. Джон, застывший после первых слов Барсукоффа, так ни разу и не шелохнулся. И только когда тот закончил рассказ, выпрямил негнущиеся ноги и тяжело поднялся с места.

— Я, наверное, в кемпинг схожу. Матери позвонить нужно. — Он сделал неуверенный шаг в темноту и остановился. — Нет… Не в кемпинг… Дик, — повернулся он к окаменевшему негру, — я машину возьму. В Пенсаколу сгоняю. Матери позвонить нужно, — повторил Джон.

Дик только слабо шевельнулся в ответ.

Когда мягко урчащий "мустанг" растворился в ночном пространстве, Барсукофф бросил пару сучьев в мгновенно оживший костер и спросил Хастона:

— Зачем вы его отпустили?

Тот пожал эбонитовыми плечами:

— Ему сейчас одному побыть надо. Позвонить и из кемпинга можно было.

— Да, — согласился Джордж. — Одному. А как ваши дела? Про деда вашего нам Пьер рассказывал. А отец?.. Чем занимается?

— Ничем, — хмуро ответил Хастон. — Как пропал десять лет назад, так до сих пор — ни слуху, ни духу.

— Где пропал?! — не понял Барсукофф.

Дик снова пожал плечами:

— Никто не знает. В одно прекрасное утро пришли из ФБР, пригласили на консультацию и… Все. Исчез человек. Не стало.

— Но вы же что-нибудь…

— Ничего мы не делали. Отец что-то предчувствовал. Оставил матери записку, чтобы мы уезжали из Карлсбада. Мы там тогда жили. Хотя, — Дик бросил задумчивый взгляд на Джорджа, — после исчезновения отца жизнь наша как-то налаживаться начала. Меня не трогали, хоты было за что. Массачусетский университет без проблем закончил. Правда, во Вьетнам загрохотал. Ну, ничего. Отвоевал, как положено. Медаль вот имею. С Джоном только с год назад в НАСА встретились. До этого не переписывались даже.

Помолчали.

— Как там, во Вьетнаме? — кашлянул Барсукофф.

— Душно, — потер Дик горло. — И жарко.

— Да, — снова согласился Джордж, — душно. — Ему явно чего-то не хватало. — А чем сейчас занимаетесь? Джон упомянул что-то насчет ЭВМ.

— Да неплохая идея. Объединить их все в одну сеть. Чем только это закончится, не знаю. Ситуация неясная. Мы ведь по другому пути пошли.

"Мы, — понял Барсукофф, — это Хастоны, Арданьяны и… Должны были быть еще Барбикены, но…"

— Вот хотим сейчас этот новый путь промоделировать, — Дик запнулся, — на комплексе. Джон, кстати, еще ни разу там не был. — И вдруг блеснул белками глаз на Джорджа. — Присоединяйтесь.

Тот внезапно ощутил жгучую волну, прошедшую через его тело. Даже горло перехватило. И сердце. До боли перехватило. Но умирать почему-то расхотелось.

— Спасибо, — откашлял тугой ком, — обязательно присоединюсь.

Джордж поднял голову, чтобы предательская слеза не выкатилась из глаза, и сквозь дрожащую пелену взглянул на лунный диск. Тот тоже дрожал, словно окончательно решил сорваться с небес на эту грешную землю. И боялся этого.