Отсюда и в вечность - Джеймс Джонс

— Но имею же я право знать, в чем меня обвиняют? — настаивал Прюитт. — Кто отдал приказ о моем аресте?

Ван Вурхис зло взглянул на Прюитта и строго сказал:

— Лучше помолчи о своих правах. Приказ о твоем аресте отдал капитан Холмс.

В полковой гауптвахте Прюитту выдали одеяло и прямо из канцелярии провели через решетчатую металлическую дверь в камеру.

— Мы не запираем дверь камеры, — сказал офицер. — Караул все время бодрствует. Так что не пытайся безобразничать и лучше ложись спать.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Прю. — Спасибо.

Сняв ботинки, он улегся на нары и укрылся с головой одеялом.

Теперь, когда потрясение уже почти прошло, Прюитт, подумав, решил: это, наверно, из-за Гэловича.

«Если бы Уилсон и Гендерсон, — размышлял Прю, — не начали тогда эту проделку с собакой Блюма, то Блюму не пришлось бы меня благодарить, и если бы я не подрался с Блюмом, то старина Гэлович не полез бы на меня с ножом».

Все было очень сложно и запутанно. Но Прюитт понимал, что главная причина случившегося вовсе не в этом стечении обстоятельств. В чем он провинился, Прю так и не мог понять.

Глава тридцать четвертая

Лейтенант Калпеппер был назначен защитником Прюитта. На второй или третий день после ареста Прюитта он явился в камеру, держа в руках новенькую кожаную папку, которую купил, как только узнал о своем назначении защитником но этому делу.

Обязанности защитника Калпепперу приходилось исполнять впервые, и он горячо взялся за дело.

— На меня возложили огромную ответственность, — сказал он Прю при первом посещении. — Мне предоставляется возможность на практике применить те юридические знания, которые я получил в Вест-Пойнте. Всем будет интересно посмотреть, как я справлюсь с задачей. Конечно, я постараюсь выполнить ее как можно лучше. Мне бы хотелось добиться самого справедливого решения и сделать все так, чтобы и ты был доволен.

Прю был смущен этой тирадой лейтенанта и молчал. Ничего не рассказал он лейтенанту о ноже, который, между прочим, не упоминался и в свидетельских показаниях, принесенных Калпеппером Прюитту для ознакомления. Прю не хотел разочаровывать лейтенанта в успехе его первого дела, но ни за что не хотел признать себя виновным.

— Конечно, это твое право, — с жаром заметил Калпеппер — Но я уверен, что ты изменишь свое решение, как только я познакомлю тебя со своими соображениями.

— Нет, не изменю.

— Пойми, что совершенно невозможно доказать твою невиновность, — настаивал лейтенант. — Уилсон и Гендерсон были свидетелями, да и в показаниях Гэловича, которые он дал под присягой, говорится, что ты был пьян и ударил его, когда он сделал тебе замечание за нарушение тишины после отбоя. Этого опровергнуть нельзя.

Калпеппер ознакомил Прюитта с обвинительным заключением. В нем говорилось, что Прюитт обвиняется в пьянстве и нарушении общественного порядка, неповиновении старшим и нанесении побоев сержанту при исполнении им служебных обязанностей. Дело Прюитта намечалось передать в специальный военный суд низшей инстанции.

— Как видишь, обвинения почти такие же, как и против Маггио, — проговорил лейтенант. — Только нет обвинения в сопротивлении аресту.

— А это они не могут мне пришить? — спросил Прюитт.

— К счастью, все это случилось в расположении части, — ответил Калпеппер. — Маггио же задержали в городе, и в дело вмешалась военная полиция. Обвинения против тебя выдвинуты только командиром роты капитаном Холмсом, и поэтому специальный военный суд низшей инстанции не может дать тебе больше трех-четырех месяцев тюрьмы, да еще лишит двух третей денежного содержания на этот же срок, и все.

— Слава богу, — заметил Прюитт.

— А если мы поведем дело умно, — продолжал Калпеппер, — то можно добиться и смягчения приговора. Но все доказательства у них в руках, и нет сомнения в том, что ты виновен. Кроме того, ты на заметке чуть ли не у каждого офицера в полку. Репутация у тебя неважная. А это не обещает ничего хорошего.

— Я понимаю, — грустно согласился Прю.

— Именно поэтому я прошу тебя признать себя виновным.

— Но ведь это мне ничего не даст, — упрямился Прюитт. — Я только…

— Минутку. Дай мне объяснить все, прежде чем ты примешь какое-нибудь опрометчивое решение.

— Во-первых, — сказал Прю, — я не был пьян. Во всяком случае, не настолько пьян, чтобы не отдавать себе отчет в поступках.

— Но на этом и строится мой план! — возбужденно заметил Калпеппер. — Был ты пьян или нет, не имеет значения. Важно, что свидетели утверждают, что ты был пьяи. И, признав свою вину и заявив, что был пьян, ты сумеешь повернуть против них то самое оружие, которым пользуются они для доказательства твоей вины. Важнее всего на суде свидетельские показания. Суд тебе не поверит, если ты станешь утверждать, что не был пьян. В суде привыкли считать, что обвиняемые всегда отрицают свою вину. Если ты поведешь себя так, то только облегчишь суду ведение дела против себя.

— Наверно, вы правы, — ответил Прю. — Но я…

— Одну минутку. Вот я написал здесь, что согласно твоим показаниям ты был пьян и не сознавал, что делаешь.

Лейтенант Калпеппер открыл свою папку с замком-«молнией» на трех сторонах, порылся в бумагах, извлек какой-то листок и протянул его Прюитту:

— Прочти внимательно и сам убедись, что я не хочу тебе ничего плохого. Когда убедишься, тогда и подпишешь. Подписанные тобой показания я предъявлю в суде и буду просить у суда снисхождения к тебе. Тогда они дадут тебе не больше одного месяца заключения, а может быть, ограничатся только лишением двух третей денежного содержания.

— Мне всегда говорили, что военные суды не принимают ходатайств о снисхождении, — сказал Прю.

— Правильно, — ответил Калпеппер. — Но ты получишь снисхождение. Это будет первый в истории случай. Я добьюсь этого.

— Но…

— Ты еще не выслушал меня до конца, — продолжал Калпеппер. — Никто в армии не считает пьянство за недостойное поведение или грех, не так ли? Ты знаешь, что это так. Пьют все. Большинство офицеров даже считают, что это за солдат, который не пьет и время от времени не совершает проступков. И относятся к таким подозрительно. Правильно?

— Я все же не понимаю, почему я должен признать свою вину, — тихо сказал Прюитт.

— Почему? Если ты признаешь, что был пьян, тогда нам удастся повернуть их же аргументы против них, так как пьянство считается больше достоинством, чем грехом, для солдата. Суд, который поймет это, не даст тебе и трех месяцев за то: ты для пего будешь просто разбитной парень.

Лейтенант Калпеппер победно взглянул на Прюитта и протянул ему свою автоматическую ручку «Паркер-51», но Прю ее не взял.

— Хотя все, что вы говорите, лейтенант, звучит неплохо, — тихо сказал Прю, — я все же должен разочаровать вас. Вы много потрудились, но я просто не могу подписать этого признания для вас.

— Но почему же? — не выдержал Калпеппер. — Эго ведь не мне нужно. Я же объяснил тебе, для чего это. Ключ ко всему делу о твоем признании. Если ты меня не послушаешь, то я ничего не смогу для тебя сделать.

— Ио я ни в чем не виноват, — спокойно сказал Прю. — Я не могу признать себя виновным, даже если бы это гарантировало мне оправдание в суде. Я очень извиняюсь, но такой уж у меня характер.

— Боже мой! — воскликнул Калпеппер. — Какое это имеет отношение к делу? Совершенно неважно, виновен ты на самом деле или нет. Но ни один суд не вынесет солдату максимальную кару за то, что он подрался с кем-то в пьяном виде, если обвиняемый сам во всем признается.

— Я не собираюсь упрашивать кого-то пожалеть меня. Если надо наказать меня, пусть наказывают. Я ни на кого не буду в обиде. Никогда и никого ни о чем не просил и не буду просить.

Лейтенант почесал в затылке кончиком ручки и положил ее в карман.

— Ну ладно, — спокойно сказал он. — Подумай о моем предложении. Уверен — ты в конце концов поймешь, что я прав.

— Я уже достаточно подумал обо всем, — ответил Прюитт. — Очень сожалею, что приходится разочаровывать вас, лейтенант, хотя вы проделали большую работу. Я не хочу признать себя виновным.

— Но ведь ты ударил человека, не так ли?

— Конечно. И готов сделать это еще раз.

— В таком случае ты виноват. Зачем же скрывать правду?

— Я никогда не признаю себя виновным, лейтенант.

— Никогда не видел такого упрямого болвана! — закричал Калпеппер, теряя терпение. — Если ты не думаешь о себе, то подумал бы обо мне. Ведь я но просил, чтобы меня назначали твоим защитником.

— Я знаю, — ответил Прюитт. — Мне жаль, что так получается.

Лейтенант тяжело вздохнул, положил листок с текстом показании Прюитта обратно в папку и встал.

— Ну хорошо, — улыбаясь, сказал он. — Так или иначе, подумай о моем предложении. Завтра я снова зайду.