Отсюда и в вечность - Джеймс Джонс

— По документам ты из Кентукки, — сказал Томпсон. — Твоих земляков у нас здесь совсем мало. Я бы даже сказал, что они у нас пользуются особым спросом. Многие из них шахтеры, но, судя по твоей комплекции, ты не шахтер.

— Нет, я но шахтер… — начал было Прю, но в этот момент почувствовал сильный удар сзади в область почек, — сэр, — быстро добавил он.

Майор Томпсон одобрительно Кивнул, сверкнув оправой очков.

— Это уже лучше, — сказал он. — Наша цель — воспитать у людей трудолюбие и научить их правильно мыслить. Мы хотим, чтобы они снова обрели желание исправно выполнять солдатский долг. Думаю, что и ты не захочешь сойти с правильного пути?

Прю промолчал. Он ощущал сильную боль в спине и отнесся к вопросу Томпсона с безразличием. Новый удар полицейской дубинки в то же самое место убедил Прю в том, что он ошибся в своей оценке важности вопроса.

— Ну, — спросил майор Томпсон.

— Нет, сэр, не захочу, — быстро сказал Прюитт. Он уже успел извлечь нужный урок.

— Мы считаем, — продолжал Томпсон, — что если бы все вы не относились пренебрежительно к труду и солдатскому долгу, то не оказались бы здесь. Поэтому все наши усилия направляются на перевоспитание вас в кратчайшее время. Ни вам, ни правительству невыгодно терять время зря. Это наш общий долг перед налогоплательщиками, которые содержат нашу армию. Не так ли?

— Так точно, сэр, — быстро ответил Прю.

— Мне кажется, ты будешь примерным заключенным, — сказал майор Томпсон и сделал паузу.

— Надеюсь, что будет так, сэр, — поспешил ответить Прю.

— Может показаться, что мы несколько грубоваты в обращении, — продолжал Томпсон, — но самый быстрый и эффективный способ научить человека чему-нибудь — наказывать его за каждый промах. Тогда человек научится делать все как следует. Точно так же учат любое другое животное, например собак. Наша страна создает сейчас добровольческую армию, чтобы защищать себя в самой большой войне, которую когда-либо знала история. Единственный путь к решению этой задачи — заставить людей радиво относиться к солдатской службе. Быть хорошим солдатом — значит любить военное дело больше, чем что-нибудь другое.

Бесед капелланов о патриотизме и учебных фильмов для этого недостаточно. Может быть, если бы в людях было меньше эгоизма, мы этим и ограничились. Но пока дело обстоит иначе. Здесь мы не ведем бесед о патриотизме. Нерадивому солдату мы доставляем столько боли, что он скоро начинает хотеть быть настоящим солдатом. Моя цель состоит в том, чтобы солдат, выходя из тюрьмы, был настроен сделать что угодно, даже умереть, чтобы не вернуться сюда. Понимаешь?

— Так точно, сэр, — четко ответил Прю. Боль в спине начала потихоньку ослабевать.

— К нам иногда попадают люди, которые из-за своих личных слабостей или недостатка воспитания никогда не смогли бы стать хорошими солдатами. Таких людей мы быстро выявляем. Если для них хуже быть солдатами, чем оставаться в этой тюрьме, то они бесполезны для армии, и мы принимаем меры, чтобы отделаться от них прежде, чем они разложат остальных. Пх увольняют со службы. По прежде всего мы должны убедиться, что эти люди действительно неспособны быть солдатами. а не притворяются такими. Понимаешь, о чем я говорю?

— Так точно, — быстро согласился Прю.

— У нас отработана четкая система, — сказал Томпсон. — И нас не обманешь. Мы сумеем выяснить, можешь ли ты быть солдатом. — Майор повернулся к сидевшему за другим столом сержанту. — Не так ли, сержант Джадсон?

— Да, сэр, — прогремел голос человека, сидевшего за другим столом.

Прю повернул голову, чтобы посмотреть на него, по конец полицейской дубинки снова уперся в больное место па спине. Прю быстро повернул голову, но успел все же увидеть, крупную, мускулистую фигуру сержанта Джадсона. Тот угрюмо глядел на Прю.

— У пас существуют определенные правила, — сказал Томпсон. — Все они имеют одну цель — узнать, насколько велико у человека нежелание быть солдатом. Одно из этих правил: в присутствии старших заключенный может двигаться только по команде. Особенно здесь, в моем кабинете.

— Слушаюсь, сэр, — быстро проговорил Прю. — Простите, сэр. — Боль в спине снова усилилась, и Прю очень захотелось потереть больное место рукой, но он сдержался.

Пока майор Томпсон перечислял правила, Прю все время думал о нестерпимой боли в спине и очень боялся допустить какую-нибудь ошибку, за которой, как он теперь зпал, немедленно последует новый удар дубинкой.

— Посетители к заключенным не допускаются. Курить сигареты запрещено, — продолжал Томпсон. — Заключенным выдается один пакет табаку в день. Мундштук или трубку иметь не разрешается — это нарушение порядка.

Прю уже начал понимать, что такое «порядок»…

— Ежедневно в бараках проводится проверка, — говорил Томпсон. — Не только но субботам, а ежедневно. Беспорядок в хранении личпого имущества считается нарушением, и заключенного за это наказывают. Повторные нарушения влекут за собой арест и содержание в одиночной камере. По воинскому званию заключенных не называют, и даже солдатами их звать не разрешается. Старший сержант Джадсон является моим заместителем, и в мое отсутствие его решение — окончательно. Понятно?

— Так точно, сэр — быстро ответил Прю.

— Ну, тогда все. Вопросы есть?

— Нет, сэр.

— Хэнсон отведет тебя на работу.

— Слушаюсь, сэр. — Прю приложил руку к виску в знак приветствия. Немедленно последовал удар в спину по больному месту.

— Заключенным не разрешается отдавать приветствие, — объяснил Томпсон. — Этим правом пользуются только солдаты.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Прю и вздрогнул, опасаясь нового удара.

— Теперь совсем все, — сказал Томпсон и скомандовал: — Заключенный, кругом! Вперед шагом марш!

Под конвоем Хэнсона Прюитт четким строевым шагом вышел из кабинета, потом прошел по коридору к инструментальному складу. Оп даже не заметил, куда и когда исчез Турнипхэд. Острая боль в спине приводила Прюитта в ярость.

Кладовщик выдал Прюитту тяжелый молоток, и они двинулись дальше к оружейному складу. Здесь Хэнсон поменял полицейскую дубинку на карабин и повел Прюитта к грузовому автомобилю, стоявшему у ворот.

— Ты легко отделался, — сказал Хэнсон, улыбаясь, когда они забирались в кузов машины. — Только четыре удара, да?

— Только четыре.

— Это неплохо. Другие получали по десять — двенадцать ударов на этом первом приеме. Некоторые даже не выдерживали, и их приходилось вытаскивать на себе. Только один отделался двумя ударами: его зовут Джек Мэллой. Я считаю, что ты прошел через испытание блестяще.

— Приятно слышать, — сказал Прюитт. — А я уж думал, что провалился на этом экзамене.

— Нет, я был даже горд за тебя. Четыре ошибки — это отлично, а если не считать ошибки с приветствием, то даже три. Эту ошибку допускают все. Даже Мэллой получил за это Удар.

Автомашина доставила их к каменоломне, находившейся в сотне метров от вершины перевала. Хэнсон передал Прюитта караульному, встретившему машину на дороге.

— До свидания, дружище, — улыбаясь, сказал Хэнсон, усаживаясь рядом с водителем в машину.

Прю с минуту смотрел вслед удалявшемуся грузовику, размышляя о том, что его ждет в тюремной жизни. Но мысли его оборвал грозный окрик караульного.

— Иди сюда! Будешь работать здесь! Впрочем, становись где хочешь, только не лентяйничай.

Каменоломня была старой, давно заброшенной. Кроме караульного, встретившего его на дороге, Прюитт заметил еще четверых, наблюдавших за заключенными со всех сторон участка работ.

Прю тихо зашагал к одной из групп заключенных. Небольшого роста парень, очень похожий на гнома, опустил кувалду и пристально взглянул на Прюитта.

— Привет, дружище, — сказал Анджелло Маггио. — Как самочувствие?

— Спина болит, — ответил Прю с улыбкой.

— Ты бы видел мою спину! Синяки не проходили две недели. Как мочиться, так хоть волком вой.

Прюитт засмеялся, опустил кувалду на землю, и они с Маггио пожали друг другу руки.

— Значит, и ты сюда же. А я все время думал, когда-то нам придется встретиться, — радостно сказал Анджелло.

— А ты неплохо выглядишь, насколько я могу тебя разглядеть под этим слоем пыли, — ответил Прю.

— Эй вы! — крикнул караульный с дороги. — Почему бездельничаете?

— Пожимаем друг другу руки! — прокричал в ответ Маггио. — Так принято у людей, давно не видевших друг друга. Тебе бы нужно знать это. Жест цивилизованных людей.

— Придержи язык, Маггио! — снова крикнул караульный. — Давайте работайте, а здороваться будете позже. Вам же известно, что здесь разговаривать не разрешается.

— Брось выслуживаться! — зло ответил Маггио и, обращаясь к Прюитту, прошептал: — Давай сделаем вид, что работаем.