Женщины его жизни - Ева Модиньяни

– Я буду рад его видеть.

Барон должен был признать, что его зять проявил великодушие и щедрость, делающие ему честь. Он часто писал сыну и еще чаще звонил. Джузеппе Сайева решил, что обязательно отвезет внука в Милан. В августе пребывание в великом городе Ломбардии будет особенно приятным.

Сразу же по окончании учебного года они уехали на лимузине барона в Пьяцца-Армерину. Барон рассказал внуку о Милане, где Бруно прожил несколько месяцев в далеком 1945 году.

Дед и внук возвращались вдвоем после дальней верховой прогулки: они доехали до самой эвкалиптовой рощи. Испуганная сорока выпорхнула из кустов цветущего шиповника, распространявшего нежный аромат. Бруно почувствовал, как заволновался его Корсар, и огладил его, чтобы успокоить. Впрочем, молодой пони отличался исключительно кротким нравом и никогда не взбрыкивал. Монотонное жужжание насекомых звучало по-летнему, рабочие пчелы усердно осаждали крупные лиловые цветы чертополоха.

– Кало говорит, что Милан – это каменный муравейник, – заметил Бруно, продолжая оглаживать круто выгнутую шею Корсара.

– Каждому медведю своя берлога кажется теплее. Кало – просто местечковый шовинист, – засмеялся старик.

– Что это означает, дедушка? – Великолепная белая бабочка с оранжевыми пятнами на кончиках крыльев едва не коснулась его лица и тут же скрылась.

– Он считает, что там, где кончается Сицилия, начинается царство варваров. Так уж он устроен.

Дикий кролик прошмыгнул через дорогу.

– А в Милане можно кататься верхом? – встревожился Бруно.

– Разумеется. – Старик принялся рассказывать ему о вересковой пустоши Галларате, об имении неподалеку от Мельцо, купленном по случаю его другом Филомено Бранкати по весьма умеренной цене. – Мы с ним вспомним старые добрые времена, а ты сможешь поиграть или прогуляться верхом с его сыном. Ему четырнадцать лет, его зовут Паоло. Думаю, вы могли бы подружиться.

– С миланцем? – Бруно пришел в смятение.

– Бранкати – настоящий сицилиец, – с гордостью островитянина объявил дед. – Он давно живет и работает в Милане, но он не забыл, где его корни. Я думаю, тебе будет очень полезно сблизиться с семьей Бранкати.

– Мама мне много рассказывала о Милане. – Голос мальчика стал мечтательным и грустным. – Мама очень любила этот город. – На поляне большой дрозд с желтым клювом, испуганный приближением всадников, поднял голову и вспорхнул. – Мама говорила, что Милан красивый город. Это правда, дедушка?

– Везде хорошо, где есть кто-то, кто тебя любит и уважает.

Лошади шли в ногу, неторопливым шагом, барон наслаждался покоем чудесного летнего утра, солнцем и близостью внука.

– Баронов Монреале уважают повсюду, дедушка, – произнес Бруно с гордостью.

– Бароны Монреале, – торжественно провозгласил старик, – выше всяких подозрений.

Высоко в безоблачном небе, неподвижно раскинув крылья, парил осоед.

– Как этот сокол? – спросил Бруно.

– Как этот сокол. – Старому барону приятно было слышать такое сравнение. – И ты должен быть всегда достоин имени, которое носишь. Никогда не иди на сделку с совестью. Будь милосерден к слабым и непримирим к сильным.

Несколько минут прошли в очарованном молчании под размеренный стук лошадиных копыт.

– О чем ты задумался, дедушка? – спросил мальчик.

– О том, что мне повезло в жизни, раз у меня есть такой внук. – Он говорил искренно, но не хотел открывать мальчику всей правды, тревожившей и мучившей его. Он задумался о том, что случилось прошедшей зимой, вспоминая о чудовищном вторжении в его хозяйство, когда кто-то решил, что может воспользоваться его именем, его торговым знаком для такого мерзкого занятия, как контрабанда наркотиков, достойного лишь самых подлых и бесчестных негодяев.

В разделе уголовной хроники местных газет появились скупые сообщения о нескольких преступлениях, отнесенных на счет мафии. Никколо Печи был найден с перерезанным горлом и камнем во рту на морском берегу под Кастелламаре. Миммо Карузо был убит выстрелом в лоб как-то вечером на пороге одного из знаменитейших ресторанов Палермо. Итало-американца Джо Скалиа глубокой ночью переехал тяжелый грузовик у входа в одно из ночных заведений. После чисто формального дознания дела были сданы в архив.

Никто ничего не видел, никто не мог помочь правосудию пролить свет на жестокие и загадочные убийства. Дон Калоджеро Коста и старый барон больше ни разу не заговорили об этом деле, но Джузеппе Сайева был уверен, что история с поддельными апельсинами на этом не кончится. Он мог бы попытаться смягчить возможные ответные действия, и ему нетрудно было довести до сведения нужных людей, что он готов к переговорам, но бароны Монреале никогда не унижались до сделок с кем бы то ни было: ни с политиками, ни с представителями новой мафии, признававшими только те правила, которые служили их личной выгоде.

– Запомни еще одну важную вещь, сынок, – сказал он внуку, – тебе, конечно, встретятся в жизни люди, которые попытаются загнать тебя в угол. Никогда не уступай. Кто сдался, тот конченый человек.

Мальчик ничего не понял из этих слов деда. Совет показался ему бесполезным. Кто же посмеет загнать в угол внука Джузеппе Сайевы, барона Монреале?

Было четыре часа утра. На небе густая синева, на фоне которой меркли последние звезды, уступала место перламутровым краскам рассвета. В палаццо Пьяцца-Армерины, все еще погруженном в сон, Калоджеро Коста на цыпочках выскользнул из своей комнаты, держа в одной руке пару тяжелых сапог, а в другой – сверток с завтраком.

Он вошел в розовую спальню Аннализы. Бруно был уже на ногах и торопливо одевался.

– Как это ты встал так рано? – удивился Кало.

– Я беспокоился. Вчера вечером никак не мог заснуть, – признался мальчик. – Боялся проспать и завел будильник.

– Боялся, что я тебя забуду дома? – улыбнулся Кало, радуясь восторгу Бруно.

– Дедушка в первый раз берет меня с собой на охоту! – Он надел бумазейную охотничью курточку, точь-в-точь такую же, как у Кало. – Если бы он пришел вместо тебя и застал меня в постели, он бы не стал меня будить. Ты же знаешь, какой он, – говорил Бруно с видом заговорщика. Он был высок ростом, крепок и совершенно лишен детской неуклюжести.

– Давай поторапливайся, – сказал Кало. – Барон наверняка уже спустился.

Джузеппе Сайева ждал их у выхода.

– Готов к большому походу, малыш? – улыбнулся он внуку.

– Доброе утро, дедушка, – ответил Бруно, повернувшись вокруг собственной оси, чтобы дед мог убедиться, что он одет в точности, как было указано: от ботинок на толстой подошве до бумазейной курточки.

Кало был горд за него. Этот мальчишка станет настоящим мужчиной.