Сочинения - Леопольд Захер-Мазох

– Когда-нибудь я припомню тебе эти слова.

– Когда тебе угодно! – и граф снова прижал невесту к груди своей и целовал до тех пор, пока камердинер не пришел доложить, что все готово.

– И сани также? – спросила Эмма.

– На дворе идет снег, – отвечал старый слуга, – я приготовил два возка и приказал заложить каждый шестеркой лошадей.

– Ты отлично распорядился.

Эмма вышла под руку с графом в залу, где их ожидали Каров и Генриетта. Счастливый жених отправился к своей будущей теще, а невеста воспользовалась его отсутствием, чтобы отдать Генриетте некоторые приказания. Через минуту Генриетта скакала верхом в замок Окоцин к апостолу.

Вскоре вернулся Солтык, ведя под руку старуху Малютину. Шаферами были Каров и старик кастелян, бедный дворянин. Все отправились в домашнюю церковь, где состоялось бракосочетание. Потом новобрачные возвратились в кабинет графа.

– Теперь ты моя, Эмма! – воскликнул Солтык, сжимая в своих объятиях красавицу жену.

Молодая графиня не сопротивлялась и отвечала поцелуем на поцелуй. Затем она вырвалась из объятий супруга и заставила его написать письмо патеру Глинскому. В этом письме граф уведомлял воспитателя о своей женитьбе и о том, что вместе с женой он уезжает в Москву и оттуда – за границу. В заключение он умолял иезуита никому не выдавать его тайны и уверять всех и каждого, что Эмма бежала в Молдавию.

Письмо это было отправлено в Киев с конюхом. Граф и графиня сели в возок, на козлах которого сидел Табич, а старуха Малютина поместилась в другой экипаж, где лошадьми правил Каров. Никто из прислуги не знал, куда уехали господа. Оба экипажа поехали по киевской дороге, но, проехав несколько верст, свернули в сторону и помчались через Малую Казинку прямо в Окоцин.

– Счастлив ли ты? – спросила графиня у своего мужа.

– Бесконечно! – отвечал Солтык.

– Скоро ты будешь еще счастливее, – шепнула Эмма и подтвердила свое обещание поцелуем.

Во всю остальную часть путешествия новобрачные не обменялись более ни одним словом. Сияла луна, каркали вороны, предвестники смерти. Граф не замечал ничего. Жизнь расстилалась перед ним широкой дорогой – он мечтал о счастье. О чем думала графиня – покрыто мраком неизвестности…

XLVI. Радужные мечты

– Куда мы приехали? – спросил граф Солтык, высаживая жену из возка во дворе древнего замка. – Разве это имение вашей матери?

– Нет, – отвечала графиня, – мы живем в Боярах, а это полуразрушенный замок. Когда-то в нем обитала шайка разбойников. Здесь нам никто не помешает вполне наслаждаться нашим счастьем.

Они прошли в ярко освещенную галерею, по стенам которой были развешаны портреты католических епископов, польских магнатов и знатных дам прошедших веков. Здесь их встретила Генриетта Монкони. Она отвела свою повелительницу в сторону и шепнула ей на ухо несколько слов.

– Делать нечего, – обратилась сектантка к супругу, – мне надо отлучиться на несколько минут. Генриетта проводит тебя в нашу комнату и побудет с тобой до моего возвращения.

Солтык почтительно поцеловал руку своей тещи и проследовал за Генриеттой по длинному коридору. Отворив тяжелую дверь, они вошли в просторную, роскошно обставленную комнату. Генриетта села у пылающего камина и с каким-то кровожадным любопытством стала рассматривать графа, между тем как он в глубокой задумчивости прохаживался взад и вперед по мягкому ковру, покрывавшему всю комнату.

– Послушайте, граф, – насмешливо улыбаясь, начала девушка, – я вижу, любовь заставляет вас забывать светские приличия.

– Извините меня, Генриетта, – ответил Солтык, – я до сих пор не могу опомниться… Мне кажется, что я вижу все это во сне…

– Да, да… Вы с нетерпением ждете той счастливой минуты, когда нога Эммы наступит на ваш аристократический затылок.

– Вы угадали.

– Неужели это сделает вас счастливым?

– Вы вряд ли поймете мои чувства, потому что сами никого не любили.

– Вы ошибаетесь, я давно уже влюблена… и знаете в кого?.. В вас…

– Перестаньте шутить!

– Я говорю совершенно серьезно. Я умоляла Эмму уступить вас мне, но она не согласилась. Вы завидная добыча!

– Что вы имеете в виду?

– Подождите, скоро вы все поймете.

– Что с вами, Генриетта? Ваши слова так двусмысленны… какие-то странные, непонятные намеки…

– Не расспрашивайте меня… Наслаждайтесь вашим блаженством, упивайтесь им; но знайте, что настанет час, когда вы будете принадлежать и мне. О, как я буду неумолима, когда вы упадете к моим ногам! Как я буду радоваться, глядя на ваши страдания!

– Неужели вы полагаете, что я изменю жене с вами?

– Нет.

– Так что же, наконец…

– Вы все узнаете со временем… Теперь я играю с вами как кошка с мышью, и это меня забавляет…

– Ребенок!

Генриетта захохотала.

– Как мало вы меня знаете! – воскликнула она. – Если бы вы могли заглянуть в мою душу, вы бы удивились, – мало того, – ужаснулись!

Между тем, Эмма вошла в комнату, где ее ожидал апостол. Она стояла перед ним, гордо подняв голову, с полным сознанием своего достоинства. От прежней покорной ученицы и кающейся грешницы не осталось и следа. Это была женщина, вполне сознающая всю силу своего могущества.

– Тебе угрожала опасность, – начал апостол, – но ты была мужественна и благоразумна. Ты вовремя предупредила наших киевских друзей, и они обязаны тебе своим спасением. Буди над тобой Божье благословение, дочь моя.

– Ты должен немедленно послать в Киев надежных людей, чтобы разузнать, что там происходит, – повелительным тоном произнесла сектантка.

– Там остался Сергич.

– Этого недостаточно. Нам надо задержать Казимира Ядевского и Анюту Огинскую.

– Об этом я позабочусь.

На минуту в комнате воцарилась глубокая тишина, затем апостол с улыбкой взглянул на свою собеседницу и спросил:

– Ты обвенчалась с графом Солтыком?

– Да.

– И готова предать его?

– Да… только не теперь.

– Почему же?

– Потому что я люблю его… он принадлежит мне. Никто не смеет оспаривать моих прав на него… Он мой муж. Не бойся, я не намерена спасать ему жизнь и не заставлю тебя долго ждать… но я отдам тебе его только тогда, когда сама этого пожелаю.

– Ты останешься с ним здесь, в Окоцине?

– Да.

– Распоряжайся как тебе угодно.

– Благодарю тебя… Дай мне насладиться несколькими часами блаженства… Я предчувствую близкий конец – мы заключим собой вереницу наших жертв… Не избежать нам этой участи!.. Я принесу в жертву Солтыка, затем передам тебе Ядевского, а ты уступи мне Анюту Огинскую. Я желаю наказать собственноручно эту предательницу… Обещай исполнить мою просьбу.

– Даю тебе честное слово, – ответил апостол, – я пошлю в Киев верного человека, который поймает эту птичку и отдаст ее в твое полное распоряжение.