Сочинения - Леопольд Захер-Мазох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уйдите, пока еще не поздно! – умолял ее Каров.
Медленными шагами, не спуская глаз с разъяренных зверей, вышла неустрашимая героиня из клетки, где Тараевич испускал последнее дыхание.
XLIII. Каменные сердца
Возвратясь на следующий день в Комчино, Эмма не застала там графа Солтыка: он уехал на охоту. В гостиной старуха Малютина играла с патером Глинским в шахматы. Девушка поцеловала свою мать и с холодной вежливостью поклонилась иезуиту. Она мгновенно поняла всю выгодную для нее сторону настоящего положения: обменялась быстрым, выразительным взглядом со своей матерью, шепнула несколько слов на ухо Генриетте, – и три пары женских рук дружно принялись плести сети для поимки ничего не подозревающего патера Глинского.
– Вы совсем замерзли, милые мои девочки! – воскликнула старуха. – Я пойду похлопочу, чтобы вам дали чаю.
– Позвольте мне этим распорядиться? – предложил свои услуги вежливый иезуит.
– Нет, нет, это не мужское дело! – возразила Малютина, – я предоставляю вам право оказывать этим барышням услуги другого рода, в которых они так нуждаются.
Заботливая маменька вышла из комнаты, а патер помог девушкам снять шубы и башлыки, за что гордая красавица поблагодарила его легким кивком головы.
– Нам надо переодеться, – обратилась она к своей подруге.
– Останься здесь, я принесу все, что тебе нужно, – и покорная служанка, не дожидаясь ответа своей госпожи, выбежала из комнаты.
– Страшный мороз, – заметила Эмма, садясь в кресло у камина, – я буквально окоченела.
Патер Глинский подостлал ей под ноги тигровую шкуру.
– Благодарю вас! – сказала девушка, – вежливость врага достойна восхищения.
– Я не враг ваш, – возразил иезуит, – я человек, искренне любящий графа Солтыка и желающий ему добра.
– Не думайте, что я хочу погубить его. Мы оба стремимся к одной цели, но только различными путями. Кому из нас повезет – вот в чем вопрос.
– Все преимущества на вашей стороне.
– Допустим, что так. Но к чему поведет нас вражда? Не лучше ли нам действовать общими силами? Вы, вероятно, уже убедились в том, что Анюта Огинская не в состоянии обуздать бурных порывов вашего воспитанника?
– К сожалению, да.
– Так возложите эту обязанность на меня.
– Об этом надо серьезно подумать.
Генриетта принесла туфли и меховую кофточку.
– Позволь мне надеть их на тебя? – сказала она.
– Не беспокойся… Для чего же существуют на свете вежливые члены иезуитского ордена? – сказала Эмма задорным тоном светской кокетки. – Тебе надо переодеться, иначе ты захвораешь. Потрудитесь и вы выйти на минуту в соседнюю комнату, – обратилась она к своему собеседнику, когда Генриетта вышла из гостиной.
Глинский повиновался. Когда он несколько минут спустя вернулся в гостиную, Эмма уже успела переменить костюм и в самой обворожительной позе сидела перед камином. Пламя ярко освещало ее белоснежную шею и распущенные густые волны золотистых волос. Но каково же было изумление иезуита, когда красавица устремила на него свои синие глаза и с приветливой улыбкой протянула ему руку. Он, не говоря ни слова, наклонился и крепко поцеловал эту изящную, как мрамор холодную руку.
– Будем же друзьями, – нежным голосом проговорила она.
– Это зависит от вас… Bы преследуете политические цели, которые могут подвергнуть графа неизбежной опасности… Отступитесь от них и тогда…
– Повторяю вам, что я не революционерка.
– Извините меня… но я имею об этом деле более точные сведения, нежели вы думаете… хотя и не принадлежу к числу ваших сообщников.
– Так это вы натравили на нас киевскую полицию?
– Нет, я только из предосторожности… сделал кое-какие указания…
– Патер Глинский! – воскликнула Эмма, грозя ему пальцем, – Нe вмешивайтесь в чужие дела, если вы дорожите своей головой.
Иезуит побледнел и пролепетал чуть слышным голосом:
– Надеюсь, что вы меня не выдадите членам вашего таинственного общества?..
– Не беспокойтесь. Но и я, в свою очередь, попрошу вас не интриговать против меня.
– Даю вам честное слово.
– Откажитесь от намерения женить графа на Анюте, сделайте меня своей союзницей… союзницей, а не орудием, – понимаете?
– Понимаю.
– Меня знобит, – продолжала Эмма, закутываясь в свою кофточку, – пожалуйста, позовите кого-нибудь снять с меня ботинки. Я простужусь, если их сейчас же не снимут.
– Позвольте мне услужить вам…
– Почему же нет, – и она протянула ему одну за другой свои маленькие ножки, а жирный патер, стоя на коленях, словно влюбленный паж, снял с нее теплые ботинки и подал туфли.
Возвратившийся с охоты граф и Генриетта были свидетелями этой комической сцены, комната огласилась их веселым смехом.
– Наш строгий проповедник превратился в услужливого кавалера! – воскликнул Солтык. – Честное слово, он ухаживает за красавицами не хуже влюбленного рыцаря! Не подозревал я в вас этого таланта, глубокоуважаемый мой наставник!
Иезуит покраснел как рак и готов был провалиться сквозь землю, но Эмма вывела его из затруднительного положения.
– Оставьте в покое патера Глинского, – сказала она графу, – я люблю его более, чем вас. Мы объяснились и поняли друг друга – ни ваши насмешки, ни ваша ревность не нарушат нашего взаимного согласия.
– А я вот назло вам буду ухаживать за мадемуазель Малютиной, – прибавил иезуит, крепко целуя руку красавицы.
– Мне надо переговорить с моим новым другом, – обратилась Эмма к Солтыку, – уйдите на минуту, оставьте нас одних, у нас есть секреты, которых вы не должны знать.
Граф и Генриетта отошли к окну.
– Что прикажете? – спросил патер.
– Согласны ли вы на мои условия?
– Вполне согласен… Через месяц вы будете графиней Солтык.
– А теперь, – прибавила Эмма, пожимая руку своего союзника, – потрудитесь занять чем-нибудь мою maman; поиграйте с ней в шахматы, а Генриетту пошлите читать молитвы.
– Положитесь на меня, – отвечал Глинский, снова целуя руку, держащую его в своих когтях, и вышел из комнаты вместе с Генриеттой.
Сектантка осталась наедине с графом, но сделала вид, что не замечает его присутствия и, протянув ножки к решетке, устремила взор на угасающее пламя камина.
– Эмма! – начал Солтык, подойдя сзади к ее креслу.
– Вы здесь, граф? – притворно удивилась красавица.
– Странный вопрос… Я так долго был с вами в разлуке…
– Фразы, – сквозь зубы процедила она.
– Вы не в духе… Уж не убежал ли от вас Тараевич?
– Из моих рук трудно вырваться.
– Что же вы с ним сделали?
Эмма улыбнулась, но эта улыбка заставила графа содрогнуться.
– Вы убили его?
Она молча кивнула головой.