Апокалиптическая фантастика - Майк Эшли

— Ладно, — решил Дэнни. — Пошли, Пьер. Взглянем, что там сломалось.

Я достал из шкафчика винтовку и выбрался следом за Дэнни из грузовика. Хотя солнце уже садилось, жара стояла яростная — впечатление было такое, словно мы вошли в промышленную печь. Мы прошли вдоль грузовика и остановились у подножия лесенки, приваренной к его боковой стенке. Дэнни осторожно открыл лючок и достал из ниши за ним коробку с инструментом и две пары перчаток. Одну пару он передал мне. Перекладины лесенки сожгли бы нам кожу на пальцах, если бы мы стали подниматься без перчаток.

Дэнни кивнул, я поднялся следом за ним по лесенке и прошел по крыше. Жар, исходящий от солнечных батарей и стальной облицовки грузовика, ударил меня раскаленным кулаком. Шагая за Дэнни, я осторожно выбирал дорогу, чтобы не коснуться голой ногой горячей стали.

Дэнни остановился, поднял крышку смотрового люка и передал ее мне. Следующие десять минут он копался внутри, проверяя по очереди все конденсаторы, ворча и ругаясь.

Я снял с плеча винтовку и обвел взглядом темнеющий город, гадая, каким он мог быть пятьдесят или шестьдесят лет назад, когда улицы и дома были полны людей, занимавшихся своими повседневными делами: до ядерных и биологических войн, до того, как правительства рухнули, пытаясь удержать мир на краю гибели.

Я услышал, как внизу открылся люк, и увидел, как из грузовика вышел Эдвард и, прихрамывая, зашагал по песку к ближайшему зданию. Он постоял перед ним, болезненный и изнуренный, глядя вверх на руины, потом вошел.

Я обвел взглядом горизонт, высматривая признаки жизни и понимая, что занятие это безнадежное. Я уже несколько месяцев не видел никаких живых существ, а других людей — вот уже три года. Но я все равно осматривал руины с надеждой и немного со страхом — потому что, если здесь все-таки сохранились люди, все шансы за то, что они окажутся нам враждебны.

— Пьер!

Я вздрогнул:

— Извини, я…

— Передай мне крышку.

Он взял у меня крышку и установил ее на место.

— Ну как, починил? — спросил я.

— На время. Не знаю, сколько еще он протянет. — Дэнни покачал головой. — Но нам еще повезло. Если бы поломка оказалась существенней…

Я кивнул, улыбаясь. Дэнни рассмеялся, пытаясь не относиться всерьез к собственной маленькой победе. Я спустился по лесенке на землю, а когда Дэнни вернулся в грузовик, чтобы успокоить Кат, тоже побрел по песку к разрушенным зданиям.

Эдвард к тому времени вошел в тень ближайших стен. Я прошел по его следам и прислонился к дверному проему, наблюдая за ним.

Он был норвежцем, и ему пришлось объяснять мне, что это значит, потому что теперь нации уже не существовали. До того как колония вымерла, он был врачом в Осло. Эдвард неторопливый и мудрый и такой же призрачно-бледный, как и все мы. Именно он научил меня читать и писать.

Он быстро постарел за те четыре года, что я его знаю. Движения стали более медленными, он сильно похудел, а когда я спросил, все ли с ним хорошо, он лишь улыбнулся и ответил, что для старика он в полном порядке. На вид ему немного меньше пятидесяти.

В комнате, куда мы вошли, было пусто, если не считать песка, клочков бумаги и скелета в дальнем углу. Кости уже развалились, а череп лежал на правой скуле. В полутьме казалось, будто пустые глазницы следят за нами.

— Эд, грузовик в порядке. Накрылся конденсатор, но Дэнни его починил.

Он повернулся и улыбнулся:

— Отлично. — Он выглядел рассеянным и погруженным в свои мысли.

— О чем ты думаешь? Он показал на скелет:

— Я еще помню времена, когда я взял бы эти кости, Пьер. Можешь в такое поверить? В них еще имелись питательные вещества, понимаешь? Костный мозг. Их можно было отварить, получился бы суп. Жидкий, но все же питательный… — Он пожал плечами. — Теперь, конечно, от них толку нет. Все безнадежно высохло.

Он медленно опустился на колени, и я практически услышал, как скрипят его суставы. Эдвард протянул руку и взял обрывок бумаги. Подошел ко мне, потому что возле двери было светлее, и всмотрелся в кусок старой газеты.

— Боже правый, Пьер. Две тысячи сороковой год. Это сколько… пятьдесят лет назад. Смотри, заголовок о мирном договоре с Китаем. Много толку было от того договора!

Он рассказал мне о том, что происходило в Китае. Военные там устроили кровавый переворот, свергнув правительство, которое обвинили в том, что оно не делает всего возможного, чтобы накормить народ. А потом народ сверг хунту, поскольку военные оказались такими же бесполезными, как и правительство.

Вскоре после этого Китай вторгся в Индию, Европа пришла на помощь индийцам, и разразилась Третья мировая война. По словам Эдварда, она продолжалась пять дней. А потом мир уже никогда не был таким, как прежде.

Это стало началом конца, рассказал Эдвард. После войны надежды уже не осталось. То, что человечество начало войнами, планета завершила ускорившимся глобальным потеплением.

Он долго смотрел на обрывок газеты. Бумага крошилась в его скрюченных пальцах. Я взял его за руку:

— Пойдем, Эд. Поедим чего-нибудь.

Мы сидели в грузовике за складным столиком и ужинали шпинатом и картошкой, выращенными на гидропонике в трейлере, запивая их дневной порцией воды. Дэнни с энтузиазмом говорил о картах, которые нашел в Париже.

Улыбка Катрин была как у матери, наблюдающей за любимым ребенком. В свои шестьдесят она была седая, худая и напоминала скрученную проволочку. В ее серых глазах читалось нечто такое, что говорило о трагедии в прошлом или о знании будущего, и Дэнни любил ее с нежной, трогательной заботой.

Он ткнул пальцем в карту:

— Есть впадина, вот здесь, чуть севернее африканского побережья. Я уверен, что если мы пробурим достаточно глубоко…

— Да, свежая водичка нам не помешает, — заметил я. — Меня уже достало пить переработанную мочу.

Дэнни рассмеялся. Эдвард поднял стакан, рассмотрел мутноватую жидкость и причмокнул:

— Ну не знаю. Меня вполне устраивает. Хорошее тело чуть отдает горчичкой.

Я смотрел, как ест Кат — очень скупо. Она положила себе маленькую порцию, да и ту не доела. Мы еще не успели прикончить свою еду, как она встала из-за стола и, прихрамывая, направилась к койке, которую делила с Дэнни. Тот проводил ее взглядом и последовал за ней. Я взглянул на Эдварда, словно для объяснения, но его глаза не отрывались от тарелки.

После ужина я выбрался наружу, прихватив винтовку, и в лужице света от грузовика «принял ванну». Раздевшись, я уселся на песок и стал набирать горсти мельчайших песчинок и натирать ими тело. Грязь и пот постепенно сходили с кожи, оставался лишь тончайший слой песчаной пыли. Я копнул глубже, нарыл более прохладного песка и засыпал им живот и бедра.

Я подумал о Кат и решил, что у нее, наверное, все будет хорошо. Через несколько минут, как будто в подтверждение этой надежды, грузовик начал покачиваться, когда Дэнни и Кат занялись любовью. Я поймал себя на мысли о том, какой, наверное, Кат была привлекательной в прошлом. Но оборвал эти мысли в зародыше, встал и натянул шорты.

Я уже собрался было вернуться, когда открылась боковая дверь и из нее выглянул Эдвард:

— Пьер, ты где?

Он вышел из грузовика и медленно сел на песок рядом со мной.

Какое-то время мы молчали, глядя на ночное небо. Высоко над далеким горизонтом начались магнитные бури, расцвечивая небо полотнищами белого огня.

— Кат в порядке? — спросил я в конце концов.

Он бросил на меня взгляд:

— Она больна, Пьер. Мы все больны.

— Но Кат…

— У нее рак. — Он вздохнул. — И я не знаю, на какой стадии. Я ничем не могу ей помочь, разве что давать какое-нибудь болеутоляющее. Да и оно у меня уже на исходе. — Помолчал, добавил: — Мне очень жаль.

— И сколько ей осталось?

Он покачал головой:

— Может, год. Если повезет, то два.

Я кивнул, уставясь на едва различимые в темноте здания. Мне хотелось что-то сказать, но ничего в голову не приходило. И я сменил тему:

— Как думаешь, Дэнни прав насчет той донной впадины?

Эдвард пожал плечами:

— Честно не знаю. — Он помолчал. — Я помню, как на том месте было море, Пьер. И великолепные города. Туда съезжались богачи.

Я уже не впервые пытался вообразить огромный объем воды, описанный Эдвардом. Воды, заполняющей пространства размером с пустыню, и как она перекатывается волнами… Я тряхнул головой. Потому что смог представить лишь пустыню цвета питьевой воды, плоскую и неподвижную.

Эд посмотрел на небо, когда его разорвала белая вспышка. В свое время он объяснил, почему, несмотря на бушующие грозы, никогда не выпадает дождь: если немного дождя и проливается, то капельки испаряются в перегретых нижних слоях атмосферы, не успев долететь до земли. Теперь я думал о грозе как о дразнилке, манящей ложными обещаниями.