Апокалиптическая фантастика - Майк Эшли

ФРИЦ ЛЕЙБЕР

Ведро воздуха

Я искренне надеюсь, что имя, творчество и репутация Фрица Лейбера (1910–1992) не меркнут. Он был одним из самых заметных авторов научной фантастики и фэнтези начиная с 1939 года и вплоть до своей смерти, а также одним из наиболее почитаемых. Согласно списку журнала «Locus», Лейбер шесть раз завоевывал премию «Хьюго», три раза премию «Небьюла», дважды Всемирную премию фэнтези, дважды премию журнала «Locus», по одному разу Британскую премию фэнтези, премию Геффена, специальную премию Уорлдкона (Worldcon Special Convention Award), премию «Балрог», премию «Гэндальф», а также Всемирную премию фэнтези и премию Брэма Стокера за вклад в развитие жанра и звание Грандмастера от Ассоциации американских писателей-фантастов (Science Fiction Writers of America). Вероятно, больше всего Лейбер прославился своей серией в жанре меча и магии о приключениях Фафхрда и Серого Мышелова, состоящей из семи книг, первая из которых — «Мечи Ланкмара» («The Swords of Lankhmar», 1968). Он также известен своими произведениями о сверхъестественном, например, роман «Ведьма» («Conjure Wife», 1943) был трижды экранизирован. Научно-фантастические работы Лейбера, пожалуй, занимают второстепенное место в его творчестве, однако он получил премию «Хьюго» за роман «Странник» («Wanderer», 1964), в котором попавшая в Солнечную систему странствующая планета представляет угрозу Земле. В романе «Тьма, сгущайся!» («Gather, Darkness», 1943), действие которого происходит через триста лет после ядерной катастрофы, две мощные фракции пытаются взять под контроль остатки цивилизации. Из прочих постапокалиптических произведений писателя меня особенно привлекает «Ведро воздуха» из-за своей необычной идеи и ярких образов.

Па послал меня за ведром воздуха. Только я наполнил ведро и тепло сошло с моих рук, как я увидел ЭТО.

Знаете, сначала мне показалось, что я вижу молодую леди. Да, красивую молодую леди со светящимся в темноте лицом. Она смотрела на меня из квартиры напротив на пятом этаже, как раз над белым покрывалом замерзшего воздуха толщиной двадцать метров. Я никогда не видел живых молодых леди, кроме как на картинках в старых журналах: Сеет еще ребенок, а Ма сильно болеет и несчастная. От удивления я даже выронил ведро. Да и вы на моем месте сделали бы то же самое, зная, что на Земле никого нет, кроме Па, Ма, Сеет и меня.

Но все равно, наверное, не следовало мне так удивляться. Время от времени чего мы только не видим. Ма — обычно что-то плохое, судя по тому, как начинает таращиться на пустое место, а потом кричит и кричит и бьется об одеяла, которыми обвешано Гнездо. Папа говорит, что иногда мы и должны так реагировать.

Подняв ведро и снова посмотрев на квартиру напротив, я начал понимать, что, возможно, в такие моменты чувствует Ма: оказалось, что это не молодая леди, а пятнышко света — маленький призрачный зайчик, двигающийся от окна к окну, словно одна из далеких звездочек спустилась с безвоздушного неба, чтобы узнать, почему Земля убежала от Солнца, а может, найти внизу кого-нибудь и попугать, раз уж теперь Земля лишилась защиты Солнца.

И, говорю вам, от этой мысли у меня мурашки побежали по коже. Пока я стоял и хлопал глазами от удивления, у меня замерзли ноги, а на шлеме образовался такой слой инея, что я уже не увидел бы свет, если бы он выкатился из одного из окошек, чтобы добраться до меня. Но у меня хватило ума нырнуть обратно.

Медленно пробираясь сквозь многочисленные слои одеял, тряпок и резины, которые Па повесил, чтобы не выпускать воздух из Гнезда, я постепенно успокоился. Наконец услышал тиканье часов и понял, что вокруг уже воздух, потому что в вакууме, естественно, нет никаких звуков. Протиснувшись сквозь щель в последнем слое одеял, которые Па обшил алюминиевой фольгой, чтобы сохранить внутри тепло, я вошел в Гнездо. Но в душе оставалась тревога.

Давайте я расскажу вам о Гнезде. Оно небольшое и уютное, и места там хватает лишь для нас четверых и наших вещей. Пол покрывают толстые шерстяные ковры. Три стены — одеяла, потолок — тоже одеяла, касающиеся головы Па, когда он стоит. Он объяснял, что они висят внутри гораздо большего помещения, но я никогда не видел ни настоящих стен, ни потолка.

Вдоль одной одеяльной стены тянутся длинные полки, на которых лежат инструменты, книги и прочие вещи, а наверху — целая шеренга часов. Па ревностно следит за тем, чтобы они ходили. Говорит, что мы не должны терять счет времени, а без Луны и Солнца это не так-то просто.

Четвертая стена — тоже одеяла, но там еще есть и камин, в котором всегда горит огонь. Он не дает нам замерзнуть и вообще приносит большую пользу. Кто-то из нас должен постоянно наблюдать за ним. У нас есть несколько будильников, которые напоминают нам, когда чья смена. В первое время за огнем следили только Па и Ма, но теперь им помогаем и мы с Сест.

Конечно, Па — главный хранитель огня. Таким он навсегда останется у меня в памяти: высокий мужчина сидит закинув ногу на ногу и, нахмурившись, смотрит на пламя, бросающее бронзовый отсвет на его морщинистое лицо. Через равные промежутки времени он осторожно кладет в огонь кусок угля из большой корзины, стоящей рядом. Па говорит, что в древности тоже были хранительницы огня, их называли весталками, хотя тогда их окружал не замерзший воздух, на небе светило солнце и люди вполне могли обойтись без огня.

Па и сейчас сидел в той же позе, но, увидев меня, встал и, взяв ведро, отругал за то, что я долго оставался снаружи. Он сразу заметил иней, покрывавший мой шлем. Тут же и Ма набросилась на меня. Па объясняет, что ей необходимо выплескивать чувства. Даже Сест и та что-то пару раз пискнула.

Па завернул ведро в плотную ткань. Только в Гнезде ощущаешь, какое же холодное это ведро. Кажется, оно высасывает тепло отовсюду. Даже языки пламени съеживаются, когда Па ставит ведро рядом с огнем.

Однако мерцающее бело-голубое вещество, насыпанное в ведро, сохраняет нам жизнь. Оно медленно тает и, испаряясь, освежает Гнездо и поддерживает огонь. Слои одеял не дают ему слишком быстро покинуть Гнездо. Па хотел бы заткнуть все щели, но у него ничего не получилось (здание сильно повредили землетрясения), да и к тому же он должен держать трубу открытой, чтобы дым выходил наружу. Но там у него поставлены какие-то хитрые штуки (Па называет их отражателями), которые мешают выходу воздуха.

Па говорит, что воздух — это крошечные молекулы, которые улетят мгновенно, если что-то их не остановит. Мы должны пристально следить за тем, чтобы воздуха не оставалось мало. У Па всегда наготове большой его запас, который он держит за первым слоем одеял, вместе с углем, консервами, бутылками с витаминами и прочим, например ведрами со снегом, из которого получаем воду. За ним приходится спускаться на первый этаж, что не так-то легко, и выходить из дома через дверь.

Видите ли, когда Земля начала остывать, вода, находившаяся в атмосфере, замерзла первой, и на поверхности образовалась снежная корка толщиной около четырех метров. А на снег легло покрывало из кристаллов замерзшего воздуха, поднявшееся до пятого этажа.

Разумеется, не все составляющие воздуха замерзали и падали на землю одновременно.

Сразу над снегом — слой углекислоты. Поэтому, когда идешь за водой, надо убедиться, что не набрал этого вещества, которое при испарении может усыпить нас и погасить огонь. Затем идет азот, от которого нет никакой пользы, хотя он составляет большую часть одеяла замерзшего воздуха.

Сверху, к счастью для нас, находится кислород, поддерживающий нашу жизнь. Мы отличаем его от азота по светло-голубому цвету. Твердый кислород образуется при меньшей температуре, чем азот, поэтому он и оказался на самом верху. Па говорит, что мы живем лучше, чем в прошлом короли, потому что дышим чистым кислородом. Но мы привыкли и не видим в этом ничего особенного.

А на самом верху — тоненькая пленка жидкого гелия, очень забавного вещества. Слои всех этих газов четко разделены между собой. Как слоеный торт, иногда говорит папа, что бы это ни значило.

Мне не терпелось рассказать об увиденном, и я заговорил, как только снял шлем и пока выбирался из костюма. Ма разволновалась, принялась поглядывать на входную щель в одеялах, сцепила руки — ту, на которой потеряла три пальца (отморозила), зажимала здоровой. Я видел, что Па сердится за то, что я ее испугал, пытаясь все быстро объяснить, но понимает, что я ничего не выдумываю.

— Ты долго наблюдал свет? — спросил он, когда я закончил.

Впрочем, я ничего не сказал о том, что сначала принял свет за лицо молодой леди. Почему-то мне хотелось сохранить это в тайне.

— Да, огонек прошел пять окон и скрылся этажом выше.

— Может, он выглядел как блуждающее электричество? Или ползучая жидкость? Или звездный свет, сфокусированный растущим кристаллом? Или что-то такое?

Па расспрашивал меня не зря. Много странного случается в мире глубокого холода. Даже когда ты уверен, что вся материя намертво замерзла, вещество обретает новую жизнь. Липкая пленка ползет, ползет к теплу, как собака бежит на запах пищи, — это жидкий гелий. А однажды, в моем детстве, молния — даже Па не представляет себе, откуда она взялась, — ударила в шпиль неподалеку от Гнезда, и электричество сохранялось в нем долгие недели, пока не рассеялось.