Мария Федоровна - Александр Боханов

Публично же свой душевный дискомфорт она не демонстрировала. Из Зимнего Дворца уехала первой и в Аничкове готовилась к торжественному приему Новобрачных. Когда те прибыли, то встречала их на пороге с хлебом-солью и затем распоряжалась на торжественном обеде. Но в тот день праздничного настроения в этом Дорце, где всё еще витал дух умершего Александра III, не было. Но зато в других местах открыто демонстрировали радость.

В Виндзорском замке в день свадьбы Русского Царя был устроен большой банкет, на который было приглашено всё высшее общество и русское посольство в полном составе. На нём престарелая Королева подняла бокал и провозгласила: «Хочу предложить тост за здоровье их Величеств Русского Императора и Императрицы, моих дорогих внучат». Затем Виктория стоя выслушала русский гимн, а по окончании банкета имела любезную беседу с русским послом. Она открыто демонстрировала расположение к новому правителю России, как бы подчеркивая, что эпоха англо-русских размолвок времени Александра III подходит к концу.

Марии Федоровне было неприятно ощущать новые веяния. Она видела в этом оскорбление памяти умершего. Трудно было не заметить, как быстро становится прошлым всё, связанное с правлением её Саши, как моментально стали переориентировать своё внимание на новый Двор многие сановники и царедворцы, которых Царица-Вдова переставала интересовать.

Близкие видели и понимали, что Марии Федоровне очень нелегко. Ей старались помочь, но помочь никто не мог. Человеческое участие лишь смягчало боль. Конечно, это великое счастье, что рядом с ней ее близкие: Папа, Алике, брат Вальдемар. Дети были очень внимательны. Особенно Ники, которому самому было так трудно. Она не могла все еще осознать, что он теперь на Троне вместо Саши! Но это так, и надо помогать Ему, хотя бы не обременять его ненужными и утомительными сетованиями и просьбами. Новый Царь, исключительно из-за уважения к матери, поселился в Аничкове, где Он провел первую зиму своей семейной жизни. Дорогой Мама будет не так одиноко!

Ей было хорошо с ними, но было одиноко. Родственники почти все сразу же после похорон разъехались, и лишь герцогиня Уэльская задержалась в Петербурге дольше предполагаемого. Она не сомневалась, что свекровь, Королева Виктория, будет недовольна, но что же делать. Она не может оставить любимую Минночку в этот тяжелый период. Александра встретила с Марией Рождество и Новый год, а 4 января 1895 года отбыла домой. Мария Федоровна тяжело переживала расставание и плакала на станции. В тот день Николай II записал в дневнике: «Сердце сжимается при мысли, что теперь дорогая Мама останется одна наверху! Помоги ей, милосердный Бог!»

Император сохранил все прерогативы и привилегии, принадлежавшие раньше Царице-Матери: назначение статс-дам и фрейлин, заведование Ведомством учреждений Императрицы Марии (крупнейшее благотворительное ведомство России, занятое призрением больных и бедных, учреждено еще в конце XVIII века супругой императора Павла I Марией Федоровной, урожденной принцессой Софией-Доротеей Вюртембергской) и Обществом Красного Креста.

На всех же церемониях Вдовствующая Императрица занимала место впереди Царствующей. Мария Федоровна получала возможность сохранить за собой все прежние резиденции и двор, всё содержание которого новый Монарх принял на свой счет. Последний Император любил мать. Никогда это светлое чувство не было омрачено интригами, наветами и недоразумениями, которых было более чем достаточно в 22-летней истории последнего Царствования.

Почет, царские апартаменты и драгоценности заменить потерянного не могли. Мария Федоровна не только лишилась любимого Саши, она рассталась со всей прежней жизнью. Всё изменилось вокруг и еще многое изменится. Она в этом не сомневалась. Теперь её роль лишь присутствовать, а Царствовать будет другая.

Удаленная от дел государственного правления и раньше, Мария Федоровна знала тогда, что служит опорой тому, кто повелевает, тому, кто решает судьбу России и мира. Теперь же она лишь почетный гость на балу жизни у других. И ничего нельзя изменить. Всё так и должно было быть. Ум принимал новые реальности, но вот сердце… Оно не хотело считаться с доводами рассудка, с традицией и буквой государственной нормы. Оно жило по своим законам.

Две Царицы и один Царь. Две женщины и один мужчина… Сама судьба должна была создать внутреннее напряжение, которое неизбежно и возникало. Они так не походили друг на друга. Старая Царица — милая, обходительная, умеющая нравиться, знавшая назубок правила поведения во всех ситуациях и почти никогда не пренебрегавшая своими венценосными обязанностями.

Александра же Федоровна во многом являла прямую противоположность: замкнутая, даже нелюдимая, мало склонная завоевывать популярность, не желавшая знать и видеть тех, кто не отвечал ее представлениям о благонадежности и добропорядочности. Мария Федоровна считала, что Алиса, при всей своей внешней красоте, лишена того, что всегда ценила в людях: «душевной экспрессии».

Конечно, она не подозревала, что её Невестка походит на потухший с виду вулкан, что у неё внутри пылает пламя безбрежных чувств. Об этом никто тогда не знал, никто, кроме Николая II, который умел хранить семейные тайны. Только после того, когда случился вселенский обвал, пала Монархия, рухнула в бездну Россия Царей, лишь тогда многое прояснилось.

Были опубликованы письма убитой Царицы, которые давали ясное представление о сильнейших страстях, обуревавших Александру Федоровну, как и о том, какой она была ранимой и незащищенной. Неизвестно, смогла ли Мария Федоровна в изгнании познакомиться с этими душераздирающими свидетельствами (первое издание писем вышло в Берлине в 1922 году), но вряд ли у нее появилось бы желание читать интимную переписку, ей не предназначенную. Она для этого была слишком воспитанна и слишком старомодна.

Нельзя сказать, чтобы Мария Федоровна не любила Александру Федоровну. Нет, нелюбви не было. Но не было и душевного расположения. По отношению к себе она его тоже не ощущала. Отношение свекрови к Невестке эволюционировало. Сначала было безразличие, потом ласковая снисходительность, сменившаяся сожалением и сочувствием к Сыну, к Александре Федоровне и ко всем, кто оказался заложником драматических коллизий Последнего Царствования. Она видела, что Ники любил Алике, и это было самое главное. Своим чувствам здесь она не придавала особого значения.

Самолюбие же нередко уязвлялось. Вот поздней осенью 1900 года, когда Николай II серьезно заболел брюшным тифом в Ливадии. Мать тогда находилась в Дании, но быстро получила известие и сильно обеспокоилась. Немедленно в Крым из Копенгагена полетели телеграммы, где настоятельно рекомендовалось выписать врачей из Европы и содержалась просьба сообщить, когда ей приехать. Александра Федоровна сделала все по-своему: лишь любезно поблагодарила, но приглашения не последовало. Эта холодная деликатность была оскорбительна, но Мария Федоровна не нагнетала страсти.