Цикличность - Виктор Новоселов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент с потолка сорвалась тяжела глыба и упала прямо на Роккара, раздавив ему грудину.
Чудотворец был мертв, но я все еще чувствовал на себе его взгляд. Меня до самых костей пробирал необъяснимый ужас. Я стоял, и меня придавливала к земле тяжелая, как глыба мысль. Не они, не адепты убили этих детей, а я! Я почувствовал, как по моему лицу потекла слеза.
И тут я вспомнил, что у меня в руке все еще находится большой нож для мяса. Я, не колеблясь ни секунды, развернул его острием к себе и между ударами сердца вонзил его себе в живот.
Больно не было, я ничего не почувствовал, ни удара, ни того как кровь вытекает из меня. Лишь глухая мысль стучалась в мозгу вместе с последними ударами сердца. Я убил их. Я думал, что делаю правое дело, но это была страшная ошибка.
Я не заметил, как оказался на земле. Момент падения ускользнул от меня. Сквозь затуманивающийся взор я увидел, что Лоррис слегка пошевелился. После чего зрение покинуло меня. И сквозь нарастающий приятный гул в голове я услышал злобный крик Роккара.
– Я буду следить за каждым твоим шагом, чтобы такого больше не повторилось!
– Для этого ты и был рожден.
Это было последнее, что я услышал. После чего я, неожиданно, ощутил невероятную легкость. Очень приятное, легкое чувство заменило мне гулкие удары сердца и неприятное осознание моей ошибки. Захотелось кричать, и я с большой радостью отдался этому порыву. Вокруг меня теперь был свет. Очень яркий, я не мог открыть глаза от того, насколько он был яркий. И тут, вдруг, нежные руки, руки которые я полюбил с самого первого прикосновения, подхватили меня. Я почувствовал невероятный покой, когда оказался в этих руках, кричать больше не хотелось. И тут во рту я ощутил вкус чего-то теплого и приятного. Мягкая дремота тут же сморила меня.
41. Джесс
«Я свое давно отвоевал. Я двадцать лет к ряду служил в Харресе. Сначала я был солдатом, потом северу запретили иметь войско и меня перевели в стражу, где я, собственно, и дослужился до главы Харессой стражи. Я истоптал в дозоре сотни сапог, прошел в карауле тысячи верст. Но на мою жизнь судьба, к счастью, уготовила мне лишь одну битву – Кровавый поход, когда север выступил против чудотворцев, и те приняли решающий бой подле Столицы. В том бою я потерял многих друзей, потерял своего младшего сына и едва не погиб сам. Но знаете, годы прошли, и я практически не помню события того вечера. Помню огонь, который насылали чудотворцы, помню, что, когда стемнело, из лесу к чудотворцам пришло подкрепление из Остларда. Но все это окутано в воспоминаниях каким-то туманом, словно бы и не со мной происходило. Вместо этого я отчетливо помню, как, еще в Харресе, пришел в отчий дом и рассказал своему отцу, что север поднялся, что мы готовы идти в наступление на Столицу. Тот с укором посмотрел на меня и сказал: «Ты – идиот! Короли Севера веками издевались над своим народом, забирая у него все и благоденствуя. Когда на север вошли чудотворцы, наш разоренный народ встречал их с надеждой. А сейчас ты и подобные тебе все забыли и идут воевать за потомка тех, кто измывался над твоими родичами». Сейчас я понимаю, что он был прав, а мне просто запудрили мозги. Войны устаивают правители, но умирают и калечатся в них простые люди, которым и так не сладко живется»
Рудольф Стормберг «Воспоминания»
863 год со дня Возрождения. Митарр.
Когда небо немного посветлело, я понял, что Лессви прав – мы не сможем вытащить Строккура, как бы нам того не хотелось. Ибо сверху на переломленную балку давил огромный завал. Чтобы хоть немного ее приподнять, надо было выбрать огромную кучу камня и обломков. Мы честно трудились, выбиваясь из сил. Кто-то из людей не выдерживал и засыпал, опершись на инструмент, прямо на завале. Тут ничего не поделаешь, многие из них работают без отдыха больше трех дней. Усталые трудяги и так перетаскали на себе целую груду обломков. Куски камня, щебень и переломанные доски мы относили к дороге и бросали на обочину, прямо под ноги медленно бредущей мимо толпе. Иногда от толпы кто-то отделялся и, без лишних вопросов, принимался помогать нам. Но дело не продвигалось отнюдь не оттого, что у нас не было людей, просто мы взялись за невыполнимую задачу.
Кто-то даже сбегал до соседнего квартала, где разбирали развалины церкви при помощи подъемника с блоком. Там согласились помочь. Но, разобрать подъемник там, и собрать здесь, при самом лучшем раскладе получится только к обеду. А, учитывая, что добровольцы там, так же как и мы, работают без перерыва уже не первый день, то вряд ли все пойдет по плану. Строккур столько не продержится.
Пару часов назад один из примкнувших к нам добровольцев предложил подставить распорки, расщепить балку и попробовать так вытащить Строккура. Верное дело, что ноги ему так окончательно доломаем, но они хотя бы у него останутся. Идея рискованная, но сейчас как раз пришло время отчаянных мер.
В итоге затея провалилась. Балка, расщепившись, просела, подломив своим весом довольно крепкие подпорки. С этого момента Строккур, который из свой ямки постоянно рассказывал истории из своей жизни, затих. Он попросил принести ему самогон, да покрепче. Все поняли, что даже он сам уже не надеялся на благополучный исход.
И вот теперь, когда солнце уже начало медленно подниматься над ущельем с востока, ко мне подошел Лессви.
– Пора, Джесс. – Лессви не смотрел на меня, он смотрел на солидный мясницкий нож, который правил на ремне.
– Не справимся?
– Нет, либо сейчас сделаем дело, либо Строккур помрет от дурной крови.
– Ты сумеешь?
– А то, – Лиссви, наконец, поднял на меня печальные глаза и шмыгнул носом. – Я ж сын мясника. Младший сын. А у нас выбор-то не велик. Либо служба, либо церковь. А навыки сохранились. Только вот никогда бы не подумал, где они пригодятся.
– Может, последний раз на балку подналяжем? Все, кто есть. Блоками подвяжем, народ еще подзовем.
– Чтоб совесть не ела?
– Да хоть бы и так.
– А давай! С нас не убудет.
Когда все, кто работал на завале, окружили углубление, где лежал Строккур, тот, и так уже изрядно пьяный, залпом выпил полбутыли самогона. Он закашлялся, его едва не стошнило, но он удержал в себе крепкий напиток и взглянул на нас мутным взором.
– Ну что, братцы, дернете совести ради и поехали? – сказал он заплетающимся языком.
– Не ерничай! Вдруг получится. – Сказал Лессви.
В этот момент сквозь толпу протиснулся какой-то пожилой мужичок в порванной