Эхо тайги - Владислав Михайлович Ляхницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про то, что ему одному выходить, повторил несколько раз. Бураны тогда начались, прямо свету не видно: за ночь по три раза вставали дверь да трубу отгребать. Чуть промешкаешь, и дым повалит в землянку. Как бураны кончились, Ванюшка надел лыжи и ушел. Вернулся через неделю с плохонькой винтовкой-сибиркой и топором.
– Нашел Вавилу.
– Где?
– Сказывать не велел. Ты же знашь эту самую подполью. Передай, грит, Ксюше: пусть добывает пушнину. Мы тут у одного начальника за белку, за горностая, за соболя можем винтовки купить и патроны.
– Но пошто они наказы с тобой посылают? Шли бы сюда, в Ральджерас.
– Нельзя. Вавила меня курьером сделал. Сполняй, што приказано. Давай-ка пушнины добудем. А ежели б еще золотишка намыть… За золото можно и пулеметы купить.
Из сухого кедрового чурбана сделали лоток для промывки золота, отлили из свинца пуль для сибирки, и Ксюша ушла в распадки попытать счастье на золото. Снега в тайге аршина четыре, земля под такой шубой талая целую зиму, и ключи бегут талые в снеговых берегах. Вода в них кажется черной-черной, как деготь. Ванюшка снова к Вавиле сходил, принес кайлу и лопату. Под весну Ксюша наткнулась на ключик, прорезистый, узкий, затерявшийся меж высоких гор. Промытая проба показала золото. Пришлось перебраться с Ральджераса сюда, поближе к золоту.
Мыли с азартом. Каждый вечер, добавляя в мешочек намытое золото, Ванюшка подмигивал то Арине, то Ксюше и спрашивал: «Фунт будет?» – «Да нет еще, Ваня. До фунта далеко», – отвечали женщины. «Не так уж далеко. А ежели еще пофартит с самородком!»
«Фунт будет?» Этот вопрос он задавал и тогда, когда женщины отвечали ему: «Што ты, Ваня, давно перевалило за фунт. Когда к Вавиле пойдешь?» – «Как сойдет снег, по первой сухой тропе и пойду. Ох, и обрадуется Вавила… – и непременно хохотнет в конце: – Девоньки, фунт-то будет? Ха-ха».
Потом перестал прихохатывать, и складки раздумья легли между бровей.
Уводя Ксюшу с прииска, Ванюшка думал: хоть с месяц ее в тайге продержу, оклемаюсь, может, пушнины малость добудем, а там что бог пошлет. К удивлению, главная опасность шла от Арины. Та, бывало, сидит молчит, или хлопочет у печурки, да вдруг выпалит:
– Третий месяц идет. Забыли, Ксюха, твои товарищи про тебя.
– Они не могут, крестна, забыть.
– Не забыли б, так весточку дали. Сами прибегли бы десять раз пораспрошать, попроведовать, какого ни на есть гостинца принесть. Так-то люди живут.
– Ох, и упряма ты, крестна, заладила, как глухарь на току. Вера сказывала: которые шибко за революцию, так в подполье и по шесть лет, и по восемь сидели. Печатали листовки, а другие их разносили. Мы тут пушнину добываем, на золото оружие покупают. Плохо тебе тут живется?
– А сладко? Одна, как перст. Закроешь глаза, и такое мерещится…
И тогда Ванюшка понял удивительное свойство человеческой натуры. Убеждая других, человек прежде всего убеждает себя. Чем чаще шли эти споры, тем тверже становилась Ксюша.
– А весточку, крестна, Ванюшка приносит.
– Так это же не весточка, просто так.
– А тебе кого надо? Вера сказывала…
Если б ведала Вера, как обернулись ее рассказы о героизме подпольщиков, какую крепость в душе Ксюши соорудили против воркотни крестной.
Когда тропы подсохли, Ксюша напомнила:
– Пора тебе к нашим, Ваня. А может, вместе в жилуху сходим. Я тоже шибко по людям соскучилась.
– И не думай! Вавила наказывал беречь тебя пуще своего глаза! Да и тяжела ты стала.
Арина напекла духовитых лепешек. Ксюша положила в мешок копченого мяса. В самодельную замшу из шкур косуль завернули, шесть соболиных шкурок. Из такой же замши сшили добротный пояс-мешок и в него ссыпали золото. Фунта два, а то и побольше.
– Ваня, ты разузнай хорошенько, где теперь Красная Армия? Где колчаки? Скажи Вавиле: золото надо, пусть пришлет сюда мужиков десяток. Пусть, ежели сможет, Вера книжку мне пришлет…
Многое наказывали Ванюшке Ксюша с Ариной.
– Передай поклон Вавиле, еще поклон Вере, Аграфене… Петька, поди уж большой стал. Посмотреть бы на них.
Ксюша напрягла голос, чтоб перекрыть шум реки:
– Иван, когда с первым золотом уходил, ты кому его отдал?
– Конечно, Вавиле. Не бабе ж прохожей, – и, обернувшись, посмотрел на Ксюшу сердито, без ухмылки. И снова пошел вперед, одной рукой поддерживая брюки, другой отмахиваясь от комаров. Росла ярость. «Дура, а пытает так, што сил боле нет, – сплюнул зло. – Кому отдал первое золото? Ха!»
В вещевом мешке у Ванюшки тогда лежали соболиные шкурки, в поясе золото, а лепешки подходили к концу. Куда податься? За золото можно хлеба купить на всю жизнь. Но у кого купишь, если вокруг пихты, березы да речка.
Можно б податься в какое-нибудь село, где есть мужики, охочие до темных делишек. Да страх напал. Выйдешь в село и наткнешься на кого-нибудь из отряда. «А-а, Ванька, – крикнут ему, – А ну, руки вверх!»
От таких мыслей Ванюшку бросало в жар. Вернуться обратно и сказать, что Вавилу, мол, не нашел? Ого, Ксюха разом искать пойдет, и тогда хорошего не жди. Видать, на чугунку надо подаваться – и в город.
Город встретил Ванюшку неприветливо. Хмурое весеннее утро было неласковым: дул холодный северный ветер, тучи висели низко. У заборов и домов кое-где под кучами мусора и навоза лежал еще не стаявший ноздреватый снег. Из-под него сочились струйки талой воды, собирались в ручейки и не спеша текли по промоинам, подбирая по пути клочки бумаги, солому, окурки и прочий мусор. На голых ветках тополей шумели воробьи и галки. Хлопотали у скворешников скворцы.
И люди подстать хмурому весеннему дню. Запахнув наглухо одежду, надвинув на лоб кепку, платок, или серую солдатскую ушанку, отворачиваясь от холодного ветра, спешили куда-то, не обращая внимания на Ванюшку: кто с винтовками, кто с книжками, кто с кошелками. Кому сбудешь золото? Кому его предложишь?
А тут еще какой-то высокий парень в кожаной тужурке и с наганом на боку окликнул;
– Эй, браток, прикурить не найдется?
Ванюшка отрицательно покачал головой и юркнул в калитку первого дома. Одолевал страх. Но все же Ванюшка решился
